[ПРОЗА НОВИЧКОВ]. Сага. "Измена". Часть 15
— Я, понимаешь ли, - говорил Виталий Альбертович, расставляя фигуры на доске в то время, пока Жорик разливал по фужерам коньяк, - готов признать, что редко у кого сбываются все мечты. Но даже если и сбываются, то тогда, когда давно уж перестанут быть мечтами – и какой в них прок? Бессмысленность, вот и все. Но согласен бы и с отсрочкой, если бы только была надежда... - он вздохнул. – Но нет.
— Любишь ты драматизировать, - улыбнулся Жорик, - усугублять. Разве и без того проблем мало.
— Нет, но...
— Видно все же недостаточно.
— Я с тобой серьезно, а ты – как всегда.
— Ну, а если серьезно, я тебе тоже скажу, что у меня в жизни всякое бывало. И такое, чего... в общем, всякое.
— Нет, раз уж начал, так говори уж до конца. Вечно ты загадками. А я, между прочим, тебе, можно сказать, всю душу... - Виталий Альбертович помолчал некоторое время. – Впрочем, не хочешь говорить – не надо, только прошу тебя, не иронизируй.
— Знаешь, вот ты всё: дети-дети, заладил, твердишь одно и то же всякий раз, и мне же еще и высказываешь, что тебе, мол, не понять... А откуда ты знаешь? Я тебе так скажу, друг мой, что это тебе, возможно, не понять. Потому что у тебя-то как раз их нет и не будет, прости за откровенность, а у меня были.
Виталий Альбертович так ошарашено посмотрел на друга, что Георгий Михайлович посчитал своим долгом прибавить:
— Был ребенок, - с таким выражением «да-да, не удивляйся».
Он предпочитал говорить в прошедшем времени, потому что прекрасно знал, что всей правды сразу Виталий Альбертович просто не вынесет.
«Нас с тобой точно судьба свела, не иначе», - подумал он, а вслух сказал следующее
— Знаешь, есть женщины, которые детей рожают от одних, а замуж выходят за других. И тут, - он развел руками, - ничего не попишешь. Остается только понять и принять, третьего не дано, как, впрочем, и первого, по крайней мере, далеко не всем. Так вот, я тоже не понял.
— И что же? Что вышло? – взволнованно вопрошал Виталий Альбертович.
— В итоге – ничего, - криво усмехнулся Жорик.
Виталий Альбертович уныло смотрел на доску, тщетно пытаясь вспомнить, чей теперь ход. Он понял, что продолжения не будет. Но Жорик неожиданно продолжил.
— Выходит, сказал «а», говори и «б», - сказал он будто бы сам себе. – Мы с тобой, Виталий, столько лет знакомы, что просто неприлично иметь друг от друга какие-то там тайны. Я тебе верю, верь мне и ты. Так вот, случилось это давным-давно...
— Совести у тебя, Жора, нет, - прервал его Виталий Альбертович натурально обиженно, - снова сказки мне рассказывать станешь, так ведь я уже не мальчик...
— А ты сначала послушай, а потом суди, - ответил Жорик невозмутимо. – Так вот, был я тогда молод и глуп. Ага, встретил, значит, девушку. Тоже молоденькую, и хорошенькую такую прехорошенькую. Ну, и влюбился, значит. И это, значит – по уши. Свету белого невзвидел
Виталий Альбертович смотрел на собеседника с сомнением. Точно притчами его потчевать вздумал. Но слова больше не говорил.
— А она – туда-сюда, короче, стала она моей. И любили мы друг друга страстно, буквально до белого каления. То были золотые годы моей юности, да что там юности – всей, кажется, жизни. И вдруг она мне и говорит: «Я, Жорочка, скоро ребеночка рожу», - и улыбается, - «от тебя, между прочим». Я, честно говоря, растерялся. А я тогда, кстати... - он прервался, - но не важно. Короче, растерялся, не знаю, что и сказать. Стою, как баран. А потом: «С ума сошла, что ли?», - говорю ей. Но я, честно – не понял. Молод был, глуп. А она развернулась и пошла себе восвояси, и все с улыбкой. Я, конечно, ее догнал, прошу: «Объясни по-человечески». А она мне: «А чего тут непонятного? Мы с тобой – и давно уж все к тому шло. Но если ты не рад, то я ничего, претензий к тебе не имею». Представь себе, так и сказала. «Не станешь отцом записываться?» - это она у меня спрашивает. А я снова – вылупился... В общем, не ожидал я такого. Вернее, как сказать... Знал, конечно, откуда дети берутся, но представить себе своих детей, знаешь ли, как-то не мог. Да и какие дети, когда мне самому тогда лет, наверное, восемнадцать было. Ну, и ей где-то около того.
— И что же дальше? – волновался Виталий Альбертович.
— Да ничего, - просто ответил Жорик. – Она ушла. И без всякого, так сказать, выражения на лице. Знаешь, актрисы они вообще такие – не разберешь, что у них на уме, что на сердце... - он на секунду задумался. – Ушла, и не приходит больше ко мне. Я за голову схватился, ору на себя – что наделал болван! – давай ее искать.
— И что?
— Нашел. Упал буквально на колени и: «Выходи за меня замуж», - говорю. Она послушала-послушала – но я, понятно, не только это сказал, а и про то, что был дураком, и всякое такое в том же роде – а она послушала, значит, и отвечает: «Ты, Жорочка, и теперь не умнее», и с таким выражением безмятежным на лице, что не поймешь, то ли она теперь смеется надо мной, то ли плакать собирается. А я: «Как так?» А она: «Вот так», - и улыбается. «Я, - говорит, - тебя всего лишь про то спрашивала, хочешь ты отцом записаться или прочерк ставить. А замуж за тебя не пойду, и не проси». Как так? «Значит, ты меня больше не любишь?» - спрашиваю. А она: «Почему? Люблю. И всегда любила. Только замуж за тебя не пойду». Тут у меня ум за разум зашел. «Но почему?» - спрашиваю. А она мне, представляешь, и говорит: «Потому что ты, Жора, буфетчик, а я за буфетчиков замуж не выхожу». И точка. Но я свое гну: «Да разве же это имеет значение – буфетчик-фигетчик – когда люди любят друг друга? Мне кроме тебя никто не нужен. И хоть бы у тебя... то есть, у нас с тобой еще хоть куча детей была – только не уходи, не бросай меня, слышишь?» - говорю, а сам реально чуть не плачу, может, в первый раз за всю жизнь. Так она мне и заявляет: «Для тебя, может, и не имеет, а для меня очень даже имеет. В общем, если станешь отцом записываться, тогда в роддом приходи». «А когда?» - вот спросил, тоже мне, идиот. А она ответила: «Я тебе сообщу». И все.
Продолжение скоро!
Автор:@maryatekun
Редакция и публикация: @lubuschka
Дизайн: @sxiii
