О земле и человеке – 5 (Из цикла «Новейшая история России" )
Автор@azarovskiy
О самоидентификации
Любая история – это пазлы, которые надо правильно собрать.
Следователи тоже собирают истории. Пазлы официальной, государственной, истории никогда не сходятся. Это, как правило, сказки, подогнанные для удовлетворения и утешения чувств недалекого электората, возбуждения национальной гордости при дырявых штанах и голом заде, где всё наше самое великое по умолчанию, а всё чужое – дерьмо, пусть и в смокинге. Такая «самоидентификация».
Если мы добавим, что история – это люди, то на каждой ступени или на каждом уровне иерархической лестницы, где располагаются социальные группы и классы, своя идентичность, свои оценки, отношения, близость, включая родственные, независимо от национальности и идеологической приверженности.
Русский чиновник или бизнесмен скорее подружится с немецким чиновником или бизнесменом, чем с обыкновенным русским человеком из простого народа. Поговорите с ними о патриотизме, особенно во время заключения сделки. А то, что в исторической картине не сходятся пазлы, не беда, для того, чтобы их собрать, надо ещё философом быть и логикой владеть. Но откуда знать науку лирикам, патриотам и мечтателям, если только они самостоятельно не изучают сложнейшие труды мыслителей человечества? Ещё лучше, если вообще ничего не будут знать: можно делать что угодно и обкрадывать без никакой игры в заботу о народе. Вот вам приблизительные цели официальной истории.
С другой стороны, может быть, вы думаете, что люди власти в чем-то отличаются от населения? Конечно, нет. Все они вышли из народа, но обратно никогда не войдут, как в страшный сон. Но самоидентификация такая же, как у народа. Посмотрите на их главный инструмент современного усмирения нравов – СМИ, ТВ, авторов. Какая там наворочена самоидентификация! Наверху такая же, как и внизу быдластая логика и быдластые депутаты законодательных собраний и чиновники исполнительной власти. Если поменять местами тех, кто копается в мусорных баках городов и тех, что сидят в кабинетах власти, то через недолгое время получится то же самое, что мы имели в начале обмена.
Естественно, такая история и философия проецируются на низы от самых верхов. Другой вертикали нет. Просто такая «проекция» за пределы империи не выходит, там она сразу теряется и исчезает, ибо никому не интересна, не нужна и только мешает жить. Она нужна живущим в империи, особенно властям. Чем больше лжи, тем лучше править, да ещё при вечном условии «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак».Это условие и определяет развитие страны.
Но вернёмся к теме – животноводству Забайкалья.
С подросткового возраста я стриг овец. Достиг в этом совершенства и, естественно, признания и успехов. В молодости стал создавать стригальные бригады. Людей набирал из своих районов. Дети животноводов на генетическом уровне чувствуют анатомию живого организма. Со временем с нами стали работать жизнерадостные карачаевцы и чеченцы. Они приезжали к нам после стрижки овец на Северном Кавказе, Ставрополье, Казахстане. Все мы зарабатывали деньги.
Бедными были мы. Оставалось молчать. И думать: почему мы, при таких богатых колхозах, бедные?
Картина не складывалась, одни белые дыры, пазлов не хватало. Но даже если найти их и правильно сложить, то никому эта картина не нужна. Идентичность потеряна. Как идентифицируют, с тем и соглашаются…
Сохранившие себя
Дореволюционная перепись показывает, что примерно тридцать из всех имеющихся бурятских семей, не владели скотом. Может быть, они к тому времени входили в рабочий класс или стали служащими, что более вероятно, может быть, действительно были бедными. В Российской империи насчитывалось около 300 000 бурят. Делим это число на среднее количество семьи из пяти человек, получаем 60 000 семей. Из них только 30 семей не имели скота. Много, мало? Одно понятно: люмпенов не было. А сегодня?
Каким количеством скота владели до революции русские, которые занимались промышленным животноводством? Генералы, есаулы, сотники, хорунжие, урядники, рядовые казаки, тысячи бурят и русских имели на забайкальских просторах огромным количеством скота. И знали: чем занимаются, что защищают. Многие из них их погибли, часть ушла за границу: в Китай, Монголию, Австралию, Латинскую Америку, Европу. А тех, кто остался на местах, выслали в сибирскую тайгу.
Животноводство русского населения возникло на основе животноводства коренных народов и к началу революции превзошло достижения своих предшественников.
На мой взгляд самый объективный литератор Забайкалья Анатолий Кайгородов, уроженец Трехречья – русского района в Китае, куда эмигрировало много русских животноводов Забайкалья. Его художественные и документальные рассказы обогатились исследованиями современников. Ю. В. Аргудяева в работе об истории Трехречья пишет, что до 1956 года в русских поселениях лесостепной зоны каждая семья содержала до 500 голов животных, в степной зоне эта количество доходило до 1000 голов. Вот её краткое и очень ценное для нас замечание: «Неясно, включена ли сюда численность овец. Скорее всего – нет, так как большинство трехреченцев говорят о несметных стадах этих животных…»
Русское Трехречье это примерно 11 с половиной тысяч квадратных километров, то есть примерно два средних района Забайкалья. Максимальное количество русского населения доходило до 28 тысяч человек, которые, в большинстве своём, были репрессированы и вывезены до 1956 года органами госбезопасности СССР в Казахстан и другие места.
Бурятский Шэнэхэн (Новое) – около 9 тысяч квадратных километров территории в окрестностях города Хайлар. В наше время там проживает более 7000 тысяч бурят-монголов, потомков уроженцев Забайкалья.
На мой взгляд, в этих местах сохранены зачатки будущей, обновленной во всех отношениях, модели сельского хозяйства нового Забайкалья, которое может стать ведущим животноводческим регионом страны.
Много лет я всматривался в бинокль на русской стороне границы в сторону русского Трехречья и бурятского Шэнэхэна Китая, прислушивался к рассказам стариков, думал об истории родного края. Потом наступило время конкретного знакомства с жизнью своих соотечественников в Китае.
В своей монографии «Русское население Трехречья» Юлия Викторовна Аргудяева пишет о том, что деревня Челотуй основана на месте заимки А. П. Морозовым в 1914 году.
Впоследствии у сына основателя деревни П. А. Морозова было около 7000 тысяч голов овец; деревня Светлый Колуй тоже основана на месте заимки в 1910 году. В каждом дворе держали не менее 500 или 1000 голов овец, сын основателя деревни И. Е. Бизьянова ухаживал за 6000 овцами.
Примерно такие цифры и факты собраны по всем 18 деревням, которые были оставлены жителями в 1955-1956 годах. Не отдельные баи или помещики, а всё население владело громадным количеством животных!
Интересно, что после 1945 года органы госбезопасности слабо задели бурят Шэнэхэна, которые начали селиться в этой местности с 1903 года, то есть с началом земельной реформы в России. Причина – нехватка пастбищ, потом – революция, война, новые власти. В основном туда ушли буряты с берегов Онона и Торейских озёр, Адун-Челона, Харанора, Хадабулака, Борзи, Урулюнгуя. Именно с прекрасных степей между Ононом и Аргунью, где выращивали самых крупных овец в мире, о чём писал П. С. Паллас.
В 2006 году буряты Шэнэхэна жаловались своим сородичам с берегов Онона и Торейских озёр, что их скот уже не умещается на их территории, а с юга наступает промышленность Китая, и они вынуждены резать молодняк. По их словам, на посёлок Барун-Сомон, где проживает 3600 человек приходилось 150 000 голов овец, коз, коров, лошадей и верблюдов.
История Шэнэхэна написана моими родственниками на китайском, старомонгольском и русском языках, прожившими в Китае большую часть своей жизни и бывшими в разные годы лидерами эмиграции. Это, ныне покойные, Бодонгуд Абида и Самбугэй Лхамасурэн. Их история – беспрецедентные переходы с огромным количеством скота, сражения с более многочисленными племенами, настоящие войны, мучения и лишения в годы культурной революции. Главная задача – сохранить идентичность и призвание, которые только и могут давать подлинные результаты.
Земля одна, трава - разная
Все, кто бывает в Шэнэхэне и сами жители этого удивительного места на планете рассказывают, что ранней осенью, весной и летом степь там зеленая: всю траву поедает скот, а взамен вырастает новая. К тому же все пастбища поделены на участки, на которых пасутся и с которых перегоняют группы животных. Процесс непрерывный, сезонный, цикличный. Трава в Шэнэхэне не может быть не зелёной.
Но у нас степь, обычно, серая, да ещё и в подпалинах. Пожары – обыкновенное дело. От пограничного и замусоренного Забайкальска до заваленной свалками Читы видно – трава не поедается скотом, которого, кажется, с каждым годом становится больше. Но животных всё равно мало. Идентичность региона вытравлена, животноводством занимаются вынужденно.
Можно ли восстановить. Не только можно, но и нужно. Память ещё жива. Читал, что бывший президент Бурятии В. В. Наговицын намеревался переселить из Шэнэхэна в республику бурятские семьи. Вполне разумная идея. Но дело в том, что буряты Шэнэхэна наши люди, потомки уроженцев Восточного Забайкалья. Они охотнее переселятся на земли предков, чем за Яблоновый хребёт. Есть такое настроение в Шэнэхэне? При современном развитии Китая и наступлении промышленности на пастбища Автономного района Внутренняя Монголия они обязательны. Нужны специальные программы и договоренности на уровне двух государств.
Всё, что вырастает в степи – возможный капитал и бюджет региона, финансы, которые пропадают в Забайкальском крае на корню. Пока наша степь из года в год покрывается ветошью, характеризуя качество законодательной и исполнительной власти.
Современная власть в центре ставит руководителям своих вотчин единственную задачу – увеличить поступление налогов. Остальные задачи – на бумаге и вторичны. Но депутаты и чиновники Забайкальского края не справляются даже с первичной задачей, а о вторичных задачах, тем более социальных, не может быть и речи. Как могут люди, не могущие использовать по прямому назначению федеральные деньги, а таких случаев достаточно, собирать деньги на местах, организовать жизнедеятельность общества, развивать сельское хозяйство?
Разве при рачительных и строгих хозяевах к нам ринулись бы толпами китайцы и монголы, которые мобилизуют местное население на выкапывание и сдачу корней степных растений? Скорее всего, из корней добываемых трав готовят за границей не лекарства, а наркотики, которые возвращаются к нам же. Есть такие сведения.
Степь, которая должна зеленеть и кормить животных, теряет корни, ибо наш человек не идентифицирует себя как жителя и хозяина степи. Опустошённый и опустыненный духовно, он превращает в пустыню место своего обитания при подстрекательстве преступников и молчаливом согласии властей. Наш человек привык к тому, что много лет мимо него в Китай следуют составы с лесом, теперь он участвует в добыче и вывозе тоннами корней солодки, сапожниковии растопыренной, потом настанет очередь других трав. Сначала вывозили лес, теперь – траву!
Таким нашего человека сделали за десятилетия власти разных режимов. Особенно тут «потрудились» депутаты законодательного собрания края. О какой идентичности региона и каком призвании человека может быть с ними разговор? Неужели не понятно, что пока люди не переизберут состав такого собрания, развития животноводства и сельского хозяйства Забайкалью не видать? Поднимается ли такая тема в других регионах страны?
В истории сельского хозяйства не хватает ещё многих пазлов. Некоторые из них – истории наших исчезнувших колхозов и совхозов. О них – мой следующий материал.
Литература: Ю. В. Аргудяева, монография. «Русское население Трехречья».
Изображения из личного архива Автора и с лизцензией ССО
