Маленький человек с санитарной сумкой
Фотография: 70 лет назад здесь проходила дорога. И танки.
В литературе о Великой Отечественной войне немало строк, посвященных подвигу военных медиков. Героями, как правило, являются врачи госпиталей̆, творящие чудеса у операционного стола. Мой дед Давид Моисеевич Рейдес врачом стал уже после победы. А на войне он был фельдшером. Одним из тех, кто выносил раненых с поля боя под огнем противника. Их истории он сохранил в дневниках. Его герои - санитары и фельдшеры переднего края.
Маленький человек с санитарной сумкой
Глава “Имя”
Батальон был остановлен. Появились первые раненые. Ева перевязывала. Ходячих отправляла пешком, а двух, требующих эвакуации санитарным транспортом, вынесла в овражек. Но что это? Бой отдалился, танков не слышно. Наверно, она не заметила, как все ушли вперед? Сейчас на дороге появятся колесные машины и обязательно санитарные. Вот здесь на повороте надо обозначить как-то. Она повесила кусок бинта на дереве. Здесь подъем, дорога разбита танками, санитарные машины пойдут медленно и обязательно заметят бинт. Бинт – это пикетаж, им обозначали место нахождения раненых, глаз водителей санитарного транспорта в этом отношении особенно наметан.
Становилось все тише. Слышались одиночные выстрелы и почему-то в тылу. Еве стало страшно: «Неужели наши отошли?» Она могла по этой дороге бежать к своим. Но она не одна, там в овраге двое раненых. Один совсем молоденький. Стиснув зубы, терпел он перевязку, терпел и звука не проронил, а слезы шли, они ведь идут непроизвольно. Ева вернулась к раненым. Оттащила их в разрушенный дом, в подвал. «Потерпите, милые, здесь будем ждать своих, они скоро вернутся».
Тишина. А потом немцы. С резким лающим криком они вбежали в подвал, бросили четырех избитых до полусмерти советских солдат, отобрали автоматы и ушли. Одного оставили охранять. Он сказал Еве: «O, Frau!» Большие бесцветные глаза, лишенные бровей, скривившийся в звериной злобе рот. Он ударил девушку в лицо огромным пудовым кулаком, а когда она падала, толчком кованого сапога откинул ее в угол.
Когда он вышел на улицу, Ева осмотрела раненых, одному перевезла шею, погладила по голове. Рядом лежала санитарная сумка, но в ней только бинты. А некоторые санитары в сумку всегда кладут гранату. Почему же она не положила? Сейчас бы пригодилась.
Сколько они лежали в страхе и забытьи, она не помнила. Очнулись от знакомого нарастающего гула. Наши. Дорогие тридцатьчетверки. Значит, возвращаются. Хотелось подняться, но ноги не слушались, и голова тяжелая, правый глаз совсем заплыл, не открывается, во рту липкое, соленое.
Гул нарастал, приближалось спасение. Снаружи кто-то кричит: «Walter, schneller!» Ах, это наверно, торопят того рыжего, который их охраняет. Сейчас он уйдёт! Но нет, он вернулся в подвал. Подошел к раненым и расстрелял их. «Гранату бы, взорвала б и себя, и его!» - Ева уже не боялась, еще чуть-чуть, и все закончится. Навел на нее автомат.
– Имя? – повелительно спросил он.
– Хочешь знать имя своей жертвы? На память? Ты их коллекционируешь? Ева меня зовут. Звали. Ева.
– Was? Eva? Как жена фюрера? – он опустил автомат. И ушел.
Граната еще б настигла его, но нет ее. Ева подползла к лежащим товарищам. Все были мертвы. Рыдая, она упала на молоденького солдата, повернула к себе еще не успевшее остыть его лицо, поцеловала. Ненависть и слабость переполняли грудь. Надо идти, найти своих, рассказать все, что произошло. Война еще не кончилась. Она должна отомстить этому Вальтеру, да-да нужно лично отомстить.
...Вскоре Ева сидела за столом напротив уполномоченного особого отдела. Снова и снова рассказывала о своем пленении, трагедии и дарованной жизни. Проверить невозможно. Уполномоченный понимал, что за несколько часов никто не мог ее завербовать, но, может быть, она в обмен на жизнь рассказала врагу о численности бригады или оставшейся технике. Он не смотрел в лицо девушки. Рассеченная бровь, синее обрамление глаза и кровоизлияние под конъюнктиву могли вызвать сожаление, а он не хотел быть сентиментальным. Здравый рассудок подсказывал, что все было так, как она рассказывала – только так. Ему даже неловко было продолжать допрос, но опыта не хватало его прекратить. Что скажет начальник, одобрит или отправит под суд и его? Он продолжал мучить ее и изводить себя. Ева понимала, что уполномоченный не знает, что с ней делать. Мысли в ее уставшей голове путались, переплетались, не находя выхода.
– Товарищ капитан, спрашивайте все, что вас интересует, только сейчас. Больше к вам не приду.
– Не придете – доставим.
– Доставить сможете только мой труп. Выпустите меня в туалет, и закончим все это.
– Идите.
На улице легковая машина. Из кабины знакомый голос: «Ева, товарищ Ева, куда вы? Что-то мне ваш вид не нравится!» Это был начальник политотдела. Ее полные отчаяния глаза смотрели поверх машины. Подполковник вышел из кабины, положил руку на плечо Евы: «Вы куда?» Откуда у нее взялись силы, чтобы ответить? Вытянуть слова из своей обиды, стыда, отчаяния? «К вам. Да-да, я шла к вам». Он открыл заднюю дверцу машины и сел с ней рядом, оставив переднее свободным, скомандовал: «В политотдел».
Здесь впервые после пленения Ева заплакала. В политотделе еще раз подробно обо всем рассказала. Подполковник мерно расхаживая от одной стены к другой, такая уж была привычка – не мог сидеть на месте, когда слушал людское отчаянье.
– Не пойду я больше в особый отдел. Все рассказала раз десять, сил больше нет. Не верят – пусть судят. Умру от своей пули, а не от фашистской. Все равно мне теперь не жизнь... Отпустите меня в батальон, я мстить должна, лично.
– Ева. Больше в особый отдел вас не вызовут, – раздражено чеканя каждое слово, сказал он, – а насчет батальона пока подождать придется.
– Значит, и вы не доверяете?
– Доверяю и верю каждому вашему слову. Но вы медик и прекрасно понимаете, что человек в вашем состоянии может совершить необдуманные поступки. Вам нужно пока побыть в медсанвзводе, оправиться от пережитого, а потом и о батальоне поговорим. Сегодня же распоряжусь о случившемся с вами написать в газете. Пусть все знают правду.
– Спасибо.
– Сейчас выпьем чаю, и вас отвезут в медсанвзвод. А имя у вас замечательное. Не знаю больше никого с таким именем.
Один человек решил открыть интернет-магазин. Зарегистрировался на платформе Pokupo.ru, начал развивать свой бизнес, но у него ничего не получилось.
«Зато я давно хотел это сделать, я попытался и теперь могу заняться другими интересными вещами», – подумал человек.
«Зато он ничего не потерял на нашей платформе», – подумали в Pokupo.
Попробуйте и вы, может не получиться – предпринимателем становится не каждый, но вы ведь давно хотели, а бесплатная попытка пропадает.
По всем вопросам – в телеграм-чат сообщества Pokupo. Или к @ivelon.