[Проза] Комиссия
Автор: @sibiryak76
Редактор: @nikro
Говорят, что любое художественное произведение в основе своей отвечает на вопрос: “Что значит быть человеком?”
Но часто бывает, что художественное произведение вместо вопроса “Кто я?” говорит “Будь, как я”. И это естественно. Людям свойственно держаться людей, похожих на них самих. И кто бы что не говорил про пользу разнообразия, там, где ты не знаешь чего ждать от прохожего – стресса гораздо больше.
И потому людям свойственно влиять на окружающих. Одобрять поведение, которое они считают правильным и порицать тех, кто требованиям не соответствует. Задавать им вопросы не “Кто ты?”, а “Что ты как чмо?” или “Тебе не стыдно?”
Редактировать этот рассказ было особенно трудно, потому что периодически приходилось тушить самовозгорающийся подо мной стул.
Но все же я надеюсь, что вы не устрашитесь объема, прочитаете рассказ до конца, потому что я хочу, чтобы с ним ознакомилось как можно больше людей.
Комиссия
Черная дверь, обитая натуральной кожей, открылась неожиданно резко. Молодой человек в черном глухом сюртуке, плотно охватывающем его шею воротником-стоечкой, жестом пригласил войти.
— Проходите, будьте любезны.
Николай встал, перекрестился, поправил задравшийся джемпер и, шумно выдохнув, смело ступил за порог.
Он вошел в большой зал, разделенный на три неравные части. В конце зала на возвышении стоял широкий длинный стол, где лежали голографические папки, стилизованные под старину. Вокруг стола, на массивных стульях с высокими спинками сидели пять человек. Все они были одеты одинаково — в фиолетовые мантии и фески на египетский манер. Женщина, восседавшая на центральном стуле, перебирала пальцами красно-черную муаровую ленту с изображением странного знака, напоминавшего символ атома. В центре этого символа располагалась стилизованная заглавная буква «А» в обрамлении змея, пожирающего себя за хвост.
На стене, над головами этого синклита, висели портреты Блаватской, Бруно, Дарвина, Докинза, Хокинга и какого-то странного человека с большой залысиной и прической как у центаврианца — персонажа древнего, наивного телевизионного сериала про космическую станцию с библейским названием.
Вторая часть зала ограждалась деревянным заборчиком. На стульях, расположенных у створок этого загона, сидели два молодых человека очень крепкого телосложения, одетые в черные форменные сюртуки с фиолетовыми погонами и красно черной лентой солидарности на груди. Еще двое юношей, комплекцией пожиже, сидели за столами перед возвышением. На каждом столе висела голографическая табличка: «Администратор» и «Надзирающий». Посередине загона стояли стул и трибуна.
В третьей части - теснились скамьи, сильно напоминавшие виденные Николаем в уже закрытом и разрушенном католическом храме, когда-то стоявшем на улице Максима Горького.
Юноша, сидевший за столиком с табличкой «Администратор», встал и громко объявил:
— Заседание социально-административной комиссии по вопросам соблюдения норм Конституции города N объявляется открытым.
В этот же момент на скамьях появились голослушатели, зал наполнился еле слышным гомоном.
Николай не спеша сел на стул.
— Рассматривается жалоба гражданки Никаноровой Галины Евгеньевны о нарушении положений Конституции о равноправии, а также о правах граждан на свободу слова, мысли, вероисповедания и сексуальной ориентации. Ответчик по жалобе гражданин Эммануилов Николай Львович. Жалоба рассматривается комиссией в составе пяти человек, председатель комиссии Арбатова Олега Маргаритовна. Собрание правомочно. Рассмотрение является открытым для наблюдателей.
Раздался стук молотка.
— Ответчик, — председательница обратилась к Николаю, — извольте ознакомиться с вашими правами и обязанностями.
Перед Николаем выскочила голостраничка, медленно пополз текст, содержащий его процессуальные права и обязанности. Николай читал по диагонали. По привычке. Он не в первый раз сидит на этом стуле, не в первый раз читает этот стандартный текст. Это его седьмое заседание за последние полгода. Текст остановился. Внизу голостранички появился синий квадрат. Николай «приложил» ладонь, подтверждая, что ознакомлен и согласен. Страничка исчезла.
— Сообщаю всем присутствующим реально и виртуально, — начал вещать «Администратор», — что любое лицо вправе подать жалобу или апелляционное заявление в вышестоящую комиссию, если будет обосновано, что рассмотрение данной жалобы прямо или косвенно затрагивает его интересы или интересы иных граждан.
— Что ж, мои милые, — проворковала низким грудным голосом Олега Маргаритовна, — приступим к рассмотрению. Заявительница находится среди голослушателей. Ответчик, представьтесь.
— Эммануилов Николай Львович, код-идентификатор системы госконтроля ЭНЛ343345, возраст – сорок лет, место жительства – непостоянное, в силу специфики трудовой деятельности. Трудовая деятельность: частное предприятие «Авалон», должность — директор. Вероисповедание: христианин восточного обряда….
Тут Николай осекся. Он запоздало понял, что по какой-то странной случайности не назвал себя так, как всегда называл – православный. И почувствовал угрызение совести…
— То есть православный.
— Не важно. В первый раз вы сказали все верно. Это уточнение не имеет смысловой нагрузки. Продолжайте.
— Не женат, детей нет, на иждивении находится коллективно опекаемые душевно больные…
— Не душевнобольные, а граждане с изменённым сознанием...
— А какая разница? Суть-то одна.
— Разница есть! То, что вы говорите оскорбительно и не толерантно! Прошу воздерживаться от подобных формулировок.
— Как скажете, — устало сказал Николай.
— Привлекались ли вы к рассмотрению дел настоящей комиссией ранее?
— Да, шесть раз, по жалобам все той же Никаноровой. Три раза оставлен без взыскания в виду отсутствия состава проступка, два раза объявлено предупреждение, один раз применено наказание в виде недельного остракизма и нерукопожатности.
— Что ж, понятно. Гражданин надзирающий, огласите краткую сводку по жалобе.
«Надзирающий» резво вскочил на ноги и манерным писклявым до тошноты голосом кастрата и псевдометросексуала провозгласил:
— Заявительница сообщает о том, что ответчик в нарушение требований Конституции позволил себе высказываться отрицательно о социальной, религиозной и антирелигиозной доктрине общества, порицал уже сложившиеся и установленные законами требования о сексуальном самоопределении и ориентации граждан, осуждал превалирующие в обществе свободные нравы и взгляды на политический уклад. Доказательства проступков гражданина приобщены к материалам.
В этот момент один из членов комиссии пальцем направил к месту нахождения председательницы голопапку. Жестом показал, мол, смотрите, и трижды показал пятерню. Арбатова пальцем начертила на обложке цифру пятнадцать, и когда изображение изменилось, Олега Маргаритовна углубилась в чтение. Закончив изучать материалы, она объявила:
— Спасибо. Политические вопросы нас не интересуют. Они отнесены к компетенции полиции общего политического надзора. В связи с тем, что в материалах имеется заключение отдела споров о том, что в действиях, словах и помыслах гражданина Эммануилова нет состава политического проступка, вопрос о привлечении его к ответственности за политические антисоциальные проступки снимается.
Стук молоточка о деревяшку.
— Приступаем к рассмотрению первого обвинения: проступок против равноправия. Согласно тексту жалобы Вы утверждаете, что имеющиеся преференции и привилегии отдельным категориям граждан есть грубейшее нарушение принципа равноправия.
— Да, я так утверждаю. И считаю, что для такого вывода есть все основания.
— Это не важно! Вы признаете себя виновным?
— Нет, не признаю, поскольку я веду борьбу за равноправие и против дискриминации.
— Даже так…— озадаченно произнесла Арбатова, — Извольте объясниться.
— Хорошо, с удовольствием. Для начала вспомним текст Конституции: «Все граждане равны перед законом, государством и друг перед другом. При равных возможностях право равного выбора в делах частных остается за избирающим». Я верно процитировал закон?
— Да, это точная цитата,— сверился с источником «администратор».
— В таком случае, на каком основании в вопросах брака и семьи, предпринимательства, государственной службы и труда некоторым группам предоставлены преференции и привилегии? Почему, например, мне навязывают принимать на работу не того, кого хочу я, а того, кому предоставлена квота или преференция? Почему в случае моего отказа такому льготнику меня же обвиняют в дискриминации? А не кажется ли вам, что такое навязывание и есть самая настоящая дискриминация?
— Это демагогия и софистика! – проверещал «надзирающий».
— Ух ты, какие слова мы знаем! – издевательски «восхитился» Николай, — А в чем демагогия и софистика?
— А в том,— начал «надзирающий»,— что много лет отдельные категории, группы людей были угнетаемы, унижаемы и притесняемы. В целях компенсации несправедливого отношения им предоставлены преференции.
— То есть теперь они имеют право дискриминировать окружающих? А как это вяжется с текстом Конституции? Прямое и явное противоречие.
— Нет, вы опять уходите от предмета разбирательства.
— Да никуда я не ухожу. Тут я. У вас, наверное, галлюцинации. Вы, часом, с утра ЛСД не принимали?
— Ответчик, — взревела Арбатова, пылая «праведным гневом», — прекратите оскорблять.
— Я не оскорбляю. Я просто говорю то, что думаю. Мне продолжить?
— Да, мне интересна ваша позиция.
— Что ж, продолжу. Заодно затронем один из последующих пунктов обвинения в мой адрес. Итак, мне непонятно почему я должен предоставлять преференции кому-то, если все равны. В силу собственных убеждений, например, я считаю гомосексуализм грехом. Противоестественным.
— Это естественно. Так природой заведено, — чуть не плача пролепетал «надзирающий».
— Пардон, какой природой и где? Ладно — это не суть. Повторюсь – это мое убеждение. Но проблема в том, что мне навязывают в обязательном порядке иметь среди работников гомосексуалистов. Знаете, мне как предпринимателю абсолютно фиолетово с кем спит мой работник или кто его натягивает в свободное от работы время. Или кого он натягивает. По барабану. Турецкому и большому. Потому что меня интересуют его знания и умения в профессии, в бизнесе. А не в кровати. Эффективность работника рассчитывается разницей между затратами работодателя на работника и реальным экономическим доходом, который этот работник принес работодателю. А не тем, сколько он отымел или его отымели за ночь. Эффективность не зависит от того, как внешне выглядит твоя выделительная система, можешь ты беременеть и рожать или ты в состоянии только брюхатить. Это не бизнес показатели. Это физиология, а в сфере бизнеса это чушь.
— Ответчик, делаю вам предупреждение. Вы говорите не толерантные вещи.
— А я не толерантен. Для меня толерантность и терпимость – разные вещи.
— То, что вы говорите – мракобесие!
— В чем?
Арбатова осеклась.
Потом, будто вспомнив азы школьной программы «Толерантное общество», подражая роботу, выговорила ровным металлическим голосом:
— Толерантность есть не только социологический термин, но и общественный уклад, обозначающий терпимость к иному мировоззрению, образу жизни, поведению, сексуальной ориентации и обычаям. Она не означает также принятия иного мировоззрения или образа жизни, она заключается в предоставлении другим права жить в соответствии с собственным мировоззрением. Также она означает необходимость в понуждении безразличных к пониманию и принятию основных принципов толерантности.
В этот момент, один из членов комиссии, нагнувшись к уху Олеги Маргаритовны, быстро что-то зашептал. Потом он ткнул в какую-то голопапку, что-то показал Арбатовой.
— Вы так считаете? – глухо пробубнила председательница. В ответ член комиссии усиленно закивал.
— Хорошо, учтем при вынесении решения. Ответчик, ваша позиция по данному вопросу ясна. Давайте продолжим.
— Я не договори….
— Это уже не важно!— отрезала Арбатова, — комиссии ваша позиция по данному вопросу ясна. Прения по нему закрыты.
Николай грустно улыбнулся, покачал головой и махнул рукой.
— Обвинение в нарушении требований Конституции о свободе веры. Докладываю, — «администратор» торопливо открыл голографическую жалобу.
— Гражданин Эммануилов имел дерзость заявлять, что общественная доктрина веры является неоправданной и представляет собой компиляцию из видоизмененных языческих верований периода поздней Римской Империи и пантеистических взглядов. Равно как и осуждал общественную доктрину безверия, указывая на ее антинаучный характер, бездоказательность основных доктринальных положений и прочая.
— Ответчик, что вы можете сказать по данному пункту?
— Не виновен. Да я говорил все то, что сейчас было зачитано. Но я имею право на свободу высказывать свое мнение. Начну с атеизма. Да, именно так называется ваше безверие. Большинство атеистов любят ссылаться на науку. А чем собственно наука занимается. Ведь если разобраться, то наука занимается изучением материального и познаваемого мира. Но Бог, если вы помните, по определению нематериальное существо, которое заведомо превышает познавательные способности человека. Полагаю, вам не надо говорить прописные истины. Поэтому, если мы будем говорить, что наука ничего не знает о нематериальном и непознаваемом существе, – конечно, она и не может знать, поскольку это не является сферой ее изучения. И «наука доказала, что Бога нет» есть чушь, потому, что сам вопрос о существовании Бога лежит вне компетенции науки. Если хотите, то можно сказать что этот вопрос лежит и вне ее методов. И когда мне начинают говорить, доктрина атеизма научна – я смеюсь. Полагаю, этого вполне достаточно, чтоб убедиться в антинаучности атеизма. Атеизм – та же религия, только более безнравственная и глупая, чем любая другая. Ну, а противопоставление науки и веры – это уже верный признак недалекого ума и абсолютной безграмотности. Как можно смешивать веру и естественное познание мира? Идеологию и эмпирику? И вообще, господин надзиратель, скажите мне, где, когда в какой статье или книге религия претендовала на научное обоснование всего? Какая религия? В каких вопросах? Молчите?
— Дурак! – надув губки, еле слышно прошелестел «надзирающий»
— Вот приверженцы так называемой «общественной доктрины безверия» очень обижаются, когда их взгляды называют верой. Мне, конечно, не хочется ранить их чувства, но как еще назвать их упертость в идее, которая не отвечает никаким критериям научного знания. Которая не может иметь хоть какого-то научного подтверждения в принципе?
— Это все софистика! Что еще по существу можете сказать?
— А я по существу уже сказал. В качестве дополнения, для понимания моей позиции, могу вам предложить простой вопрос: Вот тут, я вижу, висит на стене портрет Джордано Бруно. А вот ответьте мне, с какой такой радости он тут вывешен?
— Бруно гениальный ученый! – запальчиво ответил один из членов комиссии, — Именно ему мы обязаны ряду изобретений и гениальных трудов об окружающем мире, которые изменили наш мир.
— Вот только не надо тут же всем вешать лапшу по поводу этого Бруно. Это уловка дурака, рассчитанная на такого же дурака. Почему? А вы ответьте на простой вопрос: какое открытие и изобретение сделал этот Дж. Бруно? Ответили? Или затрудняетесь ответить? Или вы считаете что христиане, считавшие с самого начала и по сию пору, что ни у солнца, ни у луны, ни у прочих небесных тел нет ни души и личности, так как мертвы есть, ибо светила, как лампочка или простой камень, были не правы, а синьор Бруно, обожествляя, персонализируя эти небесные тела – прав?
— Бруно пропагандировал гелиоцентризм! — взвизгнул «надзирающий».
— Бруно проповедовал журналистское хулиганство и языческий пантеизм! В его трудах, если вы не сочтете за труд прочитать их, о гелиоцентризме и слова нет.
По залу пошел ропот: «Он что, решил окончательно изменить свое сознание? Он предложил надзирающему читать? Это просто невероятно!»
А Николай продолжал:
— В его трудах одно словоблудие о богах, богинях, монадах и монадах монад. Научного там – ноль. Даже философского там нет. Плагиат у платоников и неоплатоников, правда своими словами. А теорию гелиоцентризма научно обоснованно предложил священнослужитель Николай Коперник…
— Которого ваша оголтелая толпа мракобесов сожгла на костре! – не унимался надзирающий, — Так записано в книгах праведной пророчицы и народного трибуна Юлии!
— Что за чушь! – возмутился Николай, — Откройте медиапедию и прослушайте информацию о Копернике. Надеюсь не доверять медиапедии у вас оснований нет?
— Нет, таких оснований нет…— смущенно промямлил «надзирающий».
— И кстати, вы так и не ответили на вопрос: какое открытие и изобретение сделал этот Бруно?
Воцарилось молчание…
— Ваше несогласие с общественной доктриной безверия понятно, поскольку вы человек верующий, — подал голос один из членов комиссии, — однако нас несколько удивляет ваше несогласие с общественной доктриной веры.
— Чем же она вас удивляет? – помрачнел Николай.
— Ну как же, Доктрина веры рассматривает природу, окружающую нас реальность как воплощение Божества, поскольку Бог находится не за пределами природы, а растворяется в ней. Бог, согласно нашей доктрине может и не может мыслится как Личность, существующая сама по себе, вне зависимости от мира. Несмотря на это высшая сущность полностью имманентна космосу. А, следовательно, логичны два вывода: во-первых, человек является частицей божества, лишь на миг земной жизни осознающий себя, чтобы затем навсегда раствориться в бесконечном океане высшего. И, во-вторых, всякое божество, известное в этом мире, является всего лишь одним из отражений высшего сущего, а, значит, всякий верующий вправе верить в то божество, которое ближе ему в силу традиций, при обязательном условии уважения и признания тех божеств, в которые верят другие люди.
— Знаете, вы очень хорошо изложили эту доктрину. Мне и добавлять нечего. Только вот вопрос: я, как христианин, не могу признавать других богов. Равно как и не могу признать и уважать таких богинь как, например,….. кого бы вспомнить… ах, да, например, Кали. То есть, получается, христианство не имеет право на существование в вашем обществе?
— Прекратите повторять ересь единоисповедников! – взорвавшись, прокричал теперь и «администратор».
— Это не ересь. Это часть христианской доктрины. А то, что вы называете «общественной доктриной веры» — не более чем возврат в язычество римской империи: можешь поклоняться своим богам, если признаешь и поклонишься нашим юпитерам да юнонам. Да еще и примитивный пантеизм добавили. Так, чтоб прочим обидно не было. Та же толерантность, только вид с ж.. простите, сзади…
— Данная доктрина, — взревел член комиссии, — в социальном ее значении была шагом вперед для всего общества….
— Ничего подобного! – громовым голосом крикнул Николай, — Эта доктрина — десять гигантских шагов назад как с точки социального развития, философских воззрений, так и с точки исторического развития общества. По сравнению с этой доктриной, Чингиз – хан, Батый, Угедей и прочие монголо-татары, были много развитее и цивилизованнее. И все потому, что не требовали от покоренных принятия своей веры или хотя бы номинального признания и поклонения их богам. Они просто в дела веры не лезли.
— Потому что они были личности, а не общество.
— И что?
— А то! Общественное благо базируется на сглаживании острых углов, приведения всех индивидуумов в относительное равенство. Если не уничтожение национального, расового, религиозного, образовательного шовинизма, то, по крайней мере, их смягчение или нивелирование.
— Понятно. То есть я правильно понял вас, что эта доктрина освобождает человека?
— Да! От цензуры, от ханжеской морали, от ненависти…
— И, получается, от любви тоже освобождает...— закончил за «оратора» Николай. Член комиссии от неожиданности открыл рот, силясь что-то сказать, но сбился с мысли и выдавил из себя какой-то неопределенный звук.
— Человек, по вашей доктрине, если правильно помню, является частицей божества, лишь на миг земной жизни осознающий себя, чтобы затем навсегда раствориться в чем-то там. Так? Если по вашей доктрине божественное есть источник и добра, и зла, значит и нравственность является вещью относительной и изменчивой, в зависимости от сиюминутных желаний самого человека. Ведь такой вывод следует из того, что доктрина утверждает, что природа божества и человека тождественны, а если так, способен ли человек, подняться над своей природой? Получается, что нет. Получается, у человека воли нет. Он игрушка, марионетка в руках природы. То есть, согласно тому, что ваше «общество» проповедует, между комаром и человеком нет никакой разницы. А это рабское положение. То есть, по существу, ваше «общество» отрицает не только свободу воли человека, но и существование нравственных ценностей, различия добра и зла, справедливости. А самое главное – любви, подменяя ее страстью и похотью. Сиречь физиологией. Мы это уже проходили в двадцатом веке…
— Это демагогия! – прогрохотала Арбатова, — Доктрина призвана освободить человека от глупых суеверий относительно различий верований. Все божества на земле равны и одинаковы!
— Тогда попробуйте сказать это христианину или мусульманину и, в тот же момент, какому-нибудь поклоннику денницы. Они вас на смех поднимут.
— Вы несносны! Между прочим, вы христиане называете себя «рабами Божьими». Это ли не доказательство вашей рабской сути?
— Нет, не доказательство. Потому что мы используем слово «раб» в этом словосочетании в значении времен Кирилла и Мефодия, а не современного бедного разумом общества. У христианина есть выбор: следовать воле природы или преодолеть ее, постигая нашего Творца, по образу и подобию которого мы созданы. По сути, христианство – это путь к свободе: «К свободе призваны вы, братия…» так сказано в Библии. И это проистекает из христианского учения об образе Божием в человеке…
— Прекратите это мракобесие!
В зале уже слышался отчетливый возмущенный гомон «присутствовавших».
— Я хотел бы допо…
— Помолчите, вас не спрашивают. Ваша позиция ретрограда и мракобеса нам понятна. Равно как предполагаю и ваша позиция относительно вопроса свободы слова. Сейчас мы заслушаем жалобщицу. Прошу к трибуне гражданку Никанорову.
В этот момент пред трибуной появилась голограмма дамы неопределённого возраста, в мешковатом костюме, и, почему-то, в горностаевой мини-мантии, доходившей даме до нижней части груди.
— Никанорова Андреа Ольговна, это вы?
— Да, я,— скрипучим, как не смазанная телега голосом, проговорила голограмма.
— Поправьте ваш голосовой модуль, а то дребезжит сильно, — поморщилась как от зубной боли Арбатова.
— С модулем все в порядке. Энто голос у меня такой, — ответствовала Никанорова. Арбатова нахмурилась, но продолжила.
— Итак, относительно иных предъявленных вами обвинений в адрес гражданина Эммануилова, вами не представлены доказательства. В частности его заявления относительно свободы слова, свободы выбора и прочего. Чем вы обосновываете свои обвинения.
— Я много слышала его речей о вере, о наших гоми.. ой… прощения прошу, энтих… как их…. Ну, нетрадиционно ориентированно в кроватках гражданах, о бабах, о мужуках. О вере тож. Так я что, понимаю что о прочем он такую же ж крамолу несеть.
— То есть вы не слышали.
— Нет.
— Записи его не читали.
— Да нет… Глаза плохо видять, вот и не читала.
— И голопослания не смотрели?
— Агась. Но осуждаю! Потому как ежели он обо всем, чего я слыхала под евойной дверью, так матюгается, стало быть и обо всем протчем також говорит.
— Свободна.
Голограмма исчезла.
Целую минуту комиссия хранила молчание, тыкая пальцами то в одну голопапку, то в другую. Наконец, Арбатова подняла глаза, посмотрела на Николая и сказала:
— Гражданин Эммануилов. Встаньте. Вам дается право на свободную речь. После этого, комиссия перейдет к этапу обсуждения решения.
— Что ж, я постараюсь быть кратким. Вот вы судите меня. За что? За то, что я посмел выражать собственное мнение? Так не в этом ли ценность вашего общества? Общества, где общественное благо достигается через благо отдельного индивида. Ваше желание дать всем равные права и освободить привело к тому, что иного мнения о событиях, явлениях, личностях и многом другом вы не принимаете. А всякого, кто выражает эти мнения, вы осуждаете и пытаетесь затравить. Так было всегда. Тот, кто больше всех кричит о свободе, эту свободу больше всех и попирает. Ваше общество давно не свободно. Оно не терпит тех, кто думает. Кто способен свободно сказать свое мнение. Кто терпим, но не толерантен. Кто привык называть все своими именами и делать нормальные логические выводы. Ваше общество их ненавидит. И уничтожает любым способом – от очернения до убийства. А чтоб легализовать все это, придумали вот такие комиссии. Я уже понимаю, что мне грозит. Но я не боюсь. Вас бояться - значит предать самого себя. А говорить то, что думаешь, не меняя слов, не придумывая какие-то политкорректные термины, вот признаки по-настоящему свободного человека. И парадокс весь в том, что крича на каждом углу о свободе, ваше общество эту свободу уничтожает, предлагая взамен пластиковую дешевую подделку-обманку. Боюсь мне больше нечего сказать вам.
Гул в зале усилился. В это время черная ширма опустилась с потолка и закрыла полностью стол комиссии, отгородив его от прочих глухой стеной…
Прошло десять минут. Ширма исчезла. Комиссия предстала перед присутствующими стоящей.
— Оглашается решение комиссии. Вводная часть опускается. В ходе рассмотрения дела, комиссия пришла к выводу, что гражданин Эммануилов допустил грубое неоднократное нарушение положений конституции о правах граждан. Кроме того, в ходе заседания он неоднократно высказывал негативные мнения о том, что является объектом рассмотрения споров не только социально-административной комиссии, но и мыслетрибунала. Однако учитывая добропорядочность обвиненного, его сравнительно высокий усредненный социальный статус, комиссия находит возможным рассмотрение дела вне трибунала. Поскольку частичный остракизм уже в качестве наказания применялся, полный остракизм, сопряженный с изгнанием в данном случае не допустим. Комиссия не видит иного варианта, кроме как применить меру воздействия в виде полной социализации девиантной личности.
С последними словами Арбатовой пол под стулом Николая разверзся….
Когда крики осужденного стихли, один голопристутствующий спросил у другого:
— Послушай, а что такое полная социализация?
— Да ничего особенного, просто подведут ко лбу два электрода, в рот сунут резиновую грушу и пустят ток. Через двадцать минут он социализирован. Немного его поучат, чтоб хотя бы на горшок сам ходил и все. Будет как все.
