Люблинская уния и белорусский язык. Как они связаны? Часть 5
Бывает так, что человек куда-то не успевает, гонится за призрачным счастьем, и вдруг – не была гроша да вдруг алтын. Нечто подобное произошло с Великим магистром Тевтонского ордена Альбрехтом. Будучи восьмым ребенком в семье, он не мог рассчитывать на то, что ему когда-нибудь улыбнется хотя бы маленькое «королевство». А потому он с согласия отца стал пробиваться в жизнь относительно рано – в 11 лет его отправили в Кёльн, к курфюрсту и архиепископу Герману V, где он кропотливо и настойчиво изучает каноны веры. Старания и мастерства вполне хватило, чтобы в 16 лет юный Альбрехт стал каноником. Спустя некоторое время он возвращается в родную Франконию (ныне – Бавария).
Из молодых, да ранний
Слава о не по годам мудром настоятеле постепенно выходит за границы Франконии. И когда в умирающий Тевтонский Орден в первое десятилетие XVI века нужно было внести свежую струю, едва ли не сам всевышний нашептал рыцарской знати, что на эту роль идеально подходит 21-летний Альбрехт. Это был большой риск, мало ли что на уме у юноши, но как показала дальнейшая жизнь, с выбором не ошиблись.
Великий магистр Тевтонского ордена Альбрехт
А теперь две параллели. В 1613 году, когда в Москве никак не могли остановиться на кандидатуре будущего царя, на трон предложили посадить 17-летнего Михаила Федоровича Романова, чей отец – племянник первой жены Ивана IV Грозного был насильно, вместе с супругой, пострижен в монахи Борисом Годуновым, чтобы отмести всякую возможность Романова претендовать на трон. И наречен он был монахом Филаретом. А спустя несколько лет стал Патриархом Московским и всея Руси Филаретом. В 1611 году попал в польский плен и был освобожден только в 1619 году (в порядке обмена пленными).
Московиты рискнули и в чем-то не прогадали. Смуту удалось остановить, а государством фактически правил вернувшийся из плена Филарет, который для отвода глаз назывался соправителем.
Патриарх Московский и всея Руси Филарет
А теперь перенесемся в нашу современность – сегодня Калининградской областью руководит самый молодой российский губернатор Антон Алиханов, которому чуть больше недели назад исполнился 31 год. Риск? Несомненно. Но возможно эта древняя земля прощает риск.
По образцу Европы
Альбрехт, приобретя титул правителя, старался учитывать все тонкости, обходить любые углы. Но больше всего на свете он любил мудрых людей и книги. В его личной библиотеке насчитывало порядка 650 книг, а в первой общественной – 3 400 томов.
Но в Европе в это время уже вовсю работали печатные станки. Мог ли такой «возвышенный» человек, как последний великий Магистр пройти мимо это факта? И даже несмотря на то, что орденская казна к тому времени напоминала огромное пустующее здание с разбитыми листами шифера через которые пробиваются вихревые потоки воздуха, создавая сквозняки, Альбрехт «наскреб» денег на печатный станок. И даже любознательного юношу в Европу отправил – подучиться типографскому мастерству. Так в Кёнигсберге появился свой печатник, которого звали Ганс Вайнрайх.
Своя типография в Кёнигсберге появилась в конце 1523 года, а уже в следующем году печатник Ганс Вайнрайх выпустил первую книгу. Причем за работой типографии Альбрехт следил лично.
Конечно, в первые годы это была «художественная самодеятельность», нужен был опытный «тренер», вот почему эмиссары герцога прошерстили всю Европу в поисках достойной кандидатуры. В 1529 году интересы Альбрехта и Франциска Скорины совпали – первопечатник дал согласие перебраться в Кёнигсберг. Надо думать, подъемные, обещанные герцогом, стоили переезда.
В первые же дни пребывания Скорины, Альбрехт написал в своем дневнике:
«Не так давно приняли мы прибывшего в наше владение и Прусское княжество славного мужа Франциска Скорину из Полоцка, доктора медицины, почтеннейшего из ваших граждан как нашего подданного, дворянина и любимого нами верного слугу».
Но вникнув суть дела, Скорина задумался – Вайнрайх показался ему, в лучшем случае, подмастерьем, печатный станок отличался древностью, изготавливать на нем лучшие образцы европейского книгопечатания явно не представлялось возможным. Вернее, на это нужно было время, очень много времени…
Франциск прибыл в Кёнигсберг в самом начале 1530 года. Герцог позаботился не только о «котловом довольствии», но и поспешил ввести его в круг своих придворных, о чем свидетельствует такая запись:
«обратив внимание как на его настоящий и удивительный талант, так и высочайшее искусство, которое он демонстрирует с удивительным блеском и опытностью, которую приобрёл, по-видимому, не иначе как только благодаря многолетним трудам своим и путешествиям с целью познания множества знаний... милостиво вписали в число и круг наших подданных и верных мужей и относим к ряду тех, кому всегда благоволим».
Финансовые клещи
И тут случилось непредвиденное обстоятельство – Скорина попал в клещи. С одной стороны – его с собаками разыскивали кредиторы старшего брата Ивана, которым он задолжал огромную по тем временам сумму денег в Познани. С другой – родственники покойной супруги решили отобрать у него все то, что принадлежало богатой вдове.
Скорину обвинили ни много ни мало в том, что его брак был исключительно по расчету, что четыре года его совместного проживания с Маркгоретой (так звучало ее имя по-старобелорусски) не повод уступать ему «маеток», в общем, возвращайся мил человек по добру и здорову и будем решать финансовый вопрос. К тому же родню очень раздражало, что при жизни Маркгорета неоднократно спонсировала неудачного Ивана, что никак не отразилось на его общем финансовом состоянии. Неправильные вложения и в те времена были неправильными вложениями.
На познанских коммерсантов Франциск не мог оказать абсолютно никакого влияния, а вот с родственниками жены мог вполне потягаться. Хотя бы с помощью своего давнего покровителя Константина Ивановича Острожского, между прочим правнука святого Феодосия.
Мог ли помочь давний патрон?
Мы упоминали его в связи с победой под Оршей в 1514 году, когда Острожскому удалось разбить русскую армию и вернуть для ВКЛ несколько пограничных крепостей. Сигизмунд I Старый встретил тогда героя не просто приветливо, он устроил для него пышный триумф, единственный в своем роде.
На московитов Константин Иванович имел большой зуб – в ходе русско-литовской войны (1500-1503) Острожский был пленен, вывезен в Москву, потом показательно сослан в Вологду где нашел влиятельных покровителей, которые снова вернули его в Москву, где Василий III издевательски предложил: «Выбирай, боярин, либо темница, либо присяга мне на верность». Само собой, Острожский выбрал присягу, получил за это сан боярина и отнюдь не потешное войско.
Под предлогом его осмотра, выехал в сторону русско-литовской границы, ночью вместе с несколькими верными ему людьми оседлали коней и через густые леса перемахнули в родное Великое княжество Литовское.
В Кёнигсберге Скорина пробыл с начала 1530 года до середины мая. Потом упросил Альбрехта позволить ему уехать уладить свои дела.
Именно ему в середине 1530 года и написал Альбрехт рекомендательное письмо для Скорины, в котором, в частности, просил оказать наибольшее содействие «нашему подданному, дворянину и любимому нами верному слуге» (т.е. Скорине), «чтобы его права и справедливое дело не понесли урона и никто не осмелился причинить вред, но славному мужу справедливость и непредвзятость оказали».
Прослышав о том, что Константин Иванович тяжело болеет и вряд ли вы чем сможет оказать содействие, герцог Альбрехт переписывает письмо, на этот раз адресуя его Альбрехту Гаштольду, одному из влиятельнейших людей в те времена в ВКЛ, с которым состоял в дружеской переписке.
Более того, чтобы Франциску было проще и безопаснее ехать, Альбрехт дал ему ещё и подорожную грамоту, в которой просит всех «как из внимания к выдающемуся мужу несравненного разума и художественного дарования, светлого лекарского таланта и славного опыта, так и ради нашей чести, участия и благосклонности всякое покровительство, опекунство и помощь оказывать ему».
Никогда не бери чужого
Получив письмо и грамоту Скорина неожиданно совершил самую большую ошибку в своей жизни – он уехал не сам, а вместе со своим «учеником» Гансом Вайнрайхом и врачом иудейского вероисповедания, который, впрочем, даже имени в истории не оставил. Причем сам Ганс вызвался сопровождать Скорину до границы, на что испросил разрешения у Альбрехта. Но в Кёнигсберг так и не вернулся.
Как показали дальнейшие события – Ганс очень дорого обошелся Скорине.
Альбрехт тут же написал новое письмо, теперь уже одному только Гаштольду: «...доктор какой-то Франциск Скорина, которого мы приняли в наше придворное окружение, уехал-то, оказывается, не один, а прихватил с собой тайно врача-иудея и печатника. Этот дерзкий поступок человека вызывает у нас досаду из-за обиды... Поэтому мы дружески просим Ваше славное Величество, пусть этого доктора Франциска Скорину поучит о недопустимости тайного уводу наших людей и осудит и укажет, что мы относимся к нему с недовольством и нерасположением и что мы от него не ожидали такого незаслуженного поступка, как этот»…
Но я бы не стал обвинять во всем исключительно Скорину, возможно, его отъезд был только поводом для Вайнрайха, чтобы сбежать. Но факт остается фактом – поучили Франциска основательно – больше ни одной книги в своей жизни он так и не напечатал…
Продолжение следует...
Автор: Юрий Москаленко @biorad