Как никогда в жизни...

Стоял у газетного киоска, с растерянным видом пересчитывал мелочь, и подошедшего дядьку спросил:
-Как может быть, чтобы газета стоила несколько десятков рублей?
-А сколь ж она должна стоить?
-Копейки…
-Копейки? Щас, мил человек, копейки ничего не стоит.
И, купив жвачку, посмеиваясь, отошёл…
На мелочь с советскими гербами, значит, ничего не купишь…
Шёл по смутно знакомой улице, не понимая преобразований, сияющих витрин; и трамваи, важно проплывавшие мимо, казались изделиями неведомых стран.
Свернул во двор, где вроде бы было всё похоже, кроме площадок детских – разве бывают такими пёстрыми? Огромными?
За котельной – где это видано, чтобы стены покрывали рисунки? – три алкаша гудели, распивая: один, вполне интеллигентного вида, с бутылкой, двое других – из низов, и – решился, подошёл..
-Мужики, какой сейчас год?
Заржали все трое.
-Ладно, мы перебрали, - но так!..
-Я серьёзно. Со мной случилось что-то…
-Ну, 2019, - сказал бывший интеллигент…
Пошатываясь, отошёл, не зная толком, куда направиться…
Вот он – двор дома, где жил, и дом тот же, но… как зайдёшь?
Спал, просто лёг спать в советской действительности, а проснулся…
Проснулся на скамейке, в сквере, узнанном смутно, и всё поплыло, закружилось, и когда подошёл к газетному ларьку, и глянул на цены – ошалел.
В кармане было сколько-то мелочи, хотя…
И попытка войти в дом не принесла результатов: подъезд закрыт, как войти – непонятно.
Ни тебе лозунгов, ни портретов вождей: вот оно: раскрытое сердце будущего, и неизвестно, что делать.
И сидел тупо на скамье во дворе, сидел, щурился, закрывал глаза, думая, как бы нырнуть опять в спасительный сон, который унесёт обратно, к милым советским берегам…

Через какое-то время, - сколько не пробовал задремать, не получилось – встал, пошёл, осторожно озираясь, ища отделение милиции.
Попадавшиеся навстречу были одеты ярко, пёстро, очевидно студентов стайка пробежала, и, остановившись, поглядел туда, где раньше располагались коробки общежитий: все три были на месте.
Значит, и милиция там, где была – вот он: красный дом - огромный, как отдельная страна, а двор его уютен, обширен, тенист, но площадка детская!
Разве бывают такие?
А вот, поди ж…
Здорово стали делать: не рассмотришь всех приспособлений для лазанья, игр, веселья…
Отделение было там же, где много-много лет назад, хотя и называлось совсем по-другому, и…
Вошёл.
Встал, недоумевая…
-Что вам? – спросил дежурный.
-Видите ли, - начал, запинаясь… - Видите ли… Я попал из прошлого – прямо сюда. Представляете, лёг спать…
-Слышь, мужик, - уже грубо отвечал дежурный. – Коли с утра нажрался – иди, проспись. Вали отсюда, пока не забрал…
И вышел, пожимая плечами, руками разводя.
Действительно, кто же поверит?
Шёл своим районом, минуя дворы, следуя движению улиц, глядя на обилие иностранных машин, постигая, насколько возможно: компартии, очевидно, нет, деньги другие, всё другое: одежда, газетные киоски, лица людей.
Слишком много магазинов, салонов красоты, прочих забегаловок, торгующих тем-то и тем-то; стало быть, жизнь закручена вокруг товарно-денежной оси, и… как же здесь выжить?
Он был редактором в том, советском мире, работал в издательстве, но в метро попасть не удастся, раз нету принятых здесь денег, да и если доберётся, наверняка, нечто другое располагается в большом, привычном доме.
Он был редактором… а кто отредактировал его жизнь так, что не узнаешь?
Позвольте! Встал резко, - я ведь, вероятно, умер уже? В 2019 мне должно быть… 75.
Впрочем, не так много.
Выяснилось, что стоит у ларька, торгующего мороженным, и, заглядевшись на пёстрые упаковки, поразился и многообразию их, и – снова – ценам.
Обильное движение переполняло улицу, и машины сверкали – неизвестных марок, пёстрые…
Станция метро – огромная шайба – была на месте.
Но… как попасть?
Перебирал в голове варианты, и ни один, ни один совершено не подходил, даже если предположить, что найдётся на пыльном асфальте монетка, всё равно не знает, сколько стоит проезд.
Следовало следовать куда-то?
Броситься под машину?
Страшно…
Оставалось одно – искать больницу, найти психиатрическое отделение, рассказать, что случилось, а там – будь что будет.

Внимательно смотрели на него в отделение – психиатрическом; внимательно, напряжённо.
Здоровый совершенно человек, - по внешним данным – заявляющий, что явился сюда, заснув, из 1979 года…
И, тем не менее, интеллигентный, несколько смущающийся человек, продолжал говорить именно это…
Его обследовали.
Все данные соответствовали 39 годам, как он и говорил.
С ним беседовали – никаких речевых и прочих нарушений не наблюдалось, и, тем не менее, твердил упорно, что он из…
Его поместили в палату – для дальнейших исследований.
Он был рад – и очень голоден.
Он глотал безвкусную еду обеда, и чувствовал себя счастливым – как никогда в жизни.

Александр Балтин