Кошмар при Каррах: Как погибли семь римских легионов
Марк Лициний Красс был очень богат и корыстолюбив. Ему принадлежала обширная недвижимость в Риме, а также поместья далеко за его пределами - в Италии, Испании и, возможно, на Балканах. Однажды, как пишет Плутарх, Красса застукали с одной из весталок - жрицей богини Весты. Выяснилось, что девушка была любовницей Красса, а жрицам подобные вольности категорически воспрещались. Начался процесс, в ходе которого выяснилось, что Красс не любил свою малышку, а встречался, дабы удовлетворить свою страсть к наживе. Ведь когда весталку разжаловали из жриц, заодно у нее отобрали загородный дом с садом и небольшим озерцом, который и купил Марк Лициний Красс за три копейки, вернее, за три денария. Короче, очень дешево. Говорили еще, что Красс имел отношения к странным поджогам в Риме, где из-за плотной застройки выгорали целые кварталы. Красс опять же за три денария выкупал пепелища, строил на их месте новые дома и сдавал в аренду нуждающимся. Так и жил.
Сколотив состояние, Марк Лициний подался в политику, где, не особо церемонясь в средствах, также достиг высот. В 73 году до нашей эры Италия заполыхала - харизматичный фракиец по имени Спартак поднял восстание гладиаторов и с триумфом прошелся по всему полуострову, попутно разгромив несколько правительственных армий. И только Крассу, в спешке наделенному должностью проконсула, удалось победить Спартака, за что он удостоился великих почестей со стороны сената.
Парфянские конные лучники обстреливают римлян. Источник: funwithcy.com
В 60 году до нашей эры Красс достигает вершины политической карьеры - он становится триумвиром. В то время три самых влиятельных римлянина - Гней Помпей Великий, Гай Юлий Цезарь и Марк Лициний Красс - объединились, чтобы противостоять сенату Рима (само собой, на стороне народа) и пошатнуть республиканские традиции. Позднее из этой троицы выдвинулся один - Цезарь, который стал диктатором с неограниченной властью. Но до поры триумвиры фактически делили власть на троих. В 56 году троица собралась в Лукке, где в очередной раз договорилась работать сообща и распределила полномочия и территории. Цезарь продлил себе пятилетний мандат на управление Галлией, которую до этого завоевал. Помпей остался в Италии, а Красс получил азиатские провинции - стал наместником в Сирии. Марк Лициний очень обрадовался этому решению, потому что давно хотел прославить свое имя в войне с внешним врагом, приблизиться к той славе, которой достигли в свое время консулы Сулла, Лукулл и коллега Помпей, победившие понтийского царя Митридата, армянского Тиграна, захватили добрую часть Малой Азии и Сирию. Дальше на восток лежала пустыня, а за ней - земли Парфянского царства и богатый город Селевкия на реке Тигр, основанный полководцем Александра Македонского Селевком Никатором. Вероятно, Красс не рассчитывал прочно подчинить эти земли (хотя почему бы и нет?), но пограбить восток собирался вволю, увеличив тем самым свое личное состояние. Однако, как говорится, жадность губит.
В распоряжении Красса была довольно крупная армия - около 40 тысяч человек: семь легионов, четыре тысячи конников и легковооруженная пехота, состоявшая из лучников, пращников и застрельщиков. В 54 году до нашей эры римская армия отправилась в первый поход на восток. Переправилась через Евфрат и захватила несколько небольших городов в Месопотамии. Жили там в основном греки и македоняне, потомки тех воинов, которые пришли в эти земли еще с Александром, парфян они ненавидели, поэтому с удовольствием открывали римлянам городские ворота. Оставив в городах небольшие гарнизоны, Красс вернулся на зимние квартиры в Антиохию - главный город Сирии. И, как отмечает Плутарх, это было чуть ли не главной его ошибкой. Крассу сразу, пока парфянский царь Гирод не собрал армию, следовало продолжить поход на юг вдоль Евфрата и он мог бы с легкостью захватить главные города Месопотамии - Вавилон и Селевкию. Там также было сильно греко-македонское лобби и там также не жаловали парфян.
Но Марк Лициний решил по-другому. Он вернулся в Сирию, куда с тысячей отборных всадников из Галлии вскоре прибыл его сын Публий, и занялся сбором податей с тамошних городов, а также, так сказать, между делом, грабежом храмов. При этом его легионеры также не гнушались пограбить местное население, либо предавались праздности и пьянству, хотя могли бы потратить время на что-то более полезное, например, на боевую подготовку. В войне с Парфией она была бы не лишней. Тем более, что вскоре парфяне выгнали римские гарнизоны из некоторых городов и сбежавшие римские солдаты рассказывали страшные вещи.
"Они видели собственными глазами целые скопища врагов и были свидетелями сражений, данных неприятелем при штурмах городов. Все это они передавали, как водится, в преувеличенно страшном виде, уверяя, будто от преследующих парфян убежать невозможно, сами же они в бегстве неуловимы, будто их диковинные стрелы невидимы в полете и раньше, чем заметишь стрелка, пронзают насквозь все, что ни попадается на пути, а вооружение закованных в броню всадников такой работы, что копья их всё пробивают, а панцири выдерживают любой удар", - пишет Плутарх.
Но Красса такими россказнями было, конечно, не испугать. А вскоре прибыло посольство от армянского царя Артабаза и предложило вторгнуться в Парфию с севера, через территорию Армении. Однако триумвир этот план отклонил. Ранней весной 53 года он двинул свои легионы на восток, снова переправился через Евфрат и затем повернул на юг, стал двигаться вдоль реки по направлению к Селевкии и Вавилону. Парфяне долго не показывались, хотя римляне видели множественные следы конских копыт.
- Убегают! - радостно восклицали легионеры.
Красс довольно улыбался. Его даже не пугали мрачные предзнаменования, преследовавшие римского полководца на протяжении всего похода. Вначале молния ударила в то место, где римляне должны были разбить лагерь. Затем Красс потребовал уничтожить мост через Евфрат, заметив при этом, что сделать это нужно для того, чтобы никто из римлян не мог вернуться. А в день решающей битвы с парфянами Красс по ошибке вместо пурпурного плаща надел зачем-то черный. Но это было позже, а в то время, когда легионы двигались на юг вдоль Евфрата, тщетно пытаясь настигнуть парфян, к Крассу прибыл один из вождей местных арабских племен по имени Абгар. Римлянам он был хорошо известен, считался другом римского народа, потому что ранее помогал Помпею покорять Сирию. Абгар сообщил, что основные силы парфян во главе с царем Гиродом вторглись в Армению, воюют в настоящее время против царя Артабаза, и Крассу противостоит лишь небольшой корпус под командованием военачальника Сурены. И чтобы его разбить, пока Сурена не собрал все силы в кулак, римлянам следует повернуть на восток. Тогда, мол, парфян можно будет застать врасплох. Так говорил Абгар. Не доверять другу римского народа не было причин, и Красс согласился повернуть на восток. Хотя его помощник Кассий Лонгин (позднее этот человек войдет в историю как один из убийц Цезаря) Красса всячески отговаривал от этого решения. "Повернув на восток, мы удалимся от спасительной реки. В случае чего она поможет нам избежать окружения. А, кроме того, вода - это жизнь", - говорил Кассий. Но Красс не послушал Кассия - он слишком верил Абгару.
Драма разыгралась возле города Карры. Источник: gatesofnineveh.wordpress.com
И, как вскоре выяснилось, зря. Потому что вскоре римляне, оказавшись в испепеленной солнцем мертвенной пустыне, ощутили гибельность этого решения. "Они не видели ни куста, ни ручья, ни горного склона, ни зеленеющих трав - их взорам представлялись морю подобные волны песков, окружавшие войско со всех сторон", - сообщает Плутарх. А потом, когда жара стала совсем невыносима, Абгар внезапно исчез.
И остались только - Красс, его легионы и пустыня.
9 мая 53 года римская армия подошла к небольшой реке Балисс. Воины бросились в воду, казалось, что самое худшее позади. Но худшее только начиналось, потому что вскоре на небольшом холме показалось войско парфян. И вначале оно никому не внушило ни страха, ни трепета. Казалось, что парфян немного, что Сурена привел с собой какой-то сброд. А казалось так потому, что хитрый Сурена прикрыл основные силы передовым отрядом, а, кроме того, заставил своих тяжеловооруженных всадников - катафрактов - обмотать свои сверкающие доспехи тканью и кожами. Но вскоре раздались странные и страшные звуки, парфяне заколотили в обтянутые кожей барабаны, затем скинули с доспехов тряпки, и войско Сурены предстало во всей красе.
"Парфяне предстали перед неприятелем пламени подобные - сами в шлемах и латах из маргианской, ослепительно сверкавшей стали, кони же их в латах медных и железных, - рассказывает Плутарх. - Явился и сам Сурена, огромный ростом и самый красивый из всех; его женственная красота, казалось, не соответствовала молве об его мужестве - по обычаю мидян, он притирал лицо румянами и разделял волосы пробором, тогда как прочие парфяне, чтобы казаться страшнее, носят волосы на скифский лад, опуская их на лоб".
Красс в это время уже выстроил свои легионы глубоким каре, фланги прикрыв немногочисленной конницей. Первыми в атаку, опустив копья, устремились парфянские катафракты, однако столкнувшись со стеной римских щитов, отхлынули назад. Однако то, чего не смогли сделать копья, сделали стрелы. Парфянские конные лучники начали в бешеном ритме расстреливать римлян, причем сила выстрела была такая, что пробивала и щиты, и доспехи. Римское каре не двигалось, построение было очень плотным и поэтому представляло собой прекрасную мишень. Несколько раз Красс пытался перейти в атаку, чтобы схватиться в рукопашную (а в ближнем бою римлянам не было равных), но парфяне быстро отступали, чтобы вскоре вернуться и возобновить расстрел. Некоторое время у римлян была надежда, что в какой-то момент у противника закончатся стрелы, но позже стало известно, что глубоко в тылу парфянского войска стоит целый караван, до краев забитый боеприпасами.
"Стрелы, падающие со всех сторон, сразу поразили многих смертельным ударом, - пишет Кассий Дион в "Римской истории". - Они влетали в глаза, пронзали руки и все остальные части тела и, проникнув в доспехи, лишали воинов защиты... Когда человек пытался защититься от стрел или пытался вытащить стрелу, которая в него попала, он получал еще больше ран. Римлянам нельзя было двигаться, и нельзя было оставаться в покое... Ни одно положение не обеспечивало их безопасность, но каждое было чревато смертью".
Красс начал осознавать, что попал в крайне неприятную историю. Но нужно было что-то делать, и он приказал идти в атаку своему сыну Публию, командовавшему одним из флангов. Взяв с собой несколько когорт легионеров и тысячу галльских всадников, молодой Красс бросился в бой. Парфяне ударились в бега, римляне за ними. Легионерам даже начинало казаться, что они наконец-то побеждают, но... Когда отряд Публия оторвался от основного войска на приличное расстояние, парфяне развернулись и начали привычный расстрел. Вскоре к ним подошли подкрепления, и римский отряд в итоге был окружен. Публий попытался опрокинуть катафрактов, он лично повел в атаку галльскую конницу. И галлы, вооруженные короткими дротиками и мечами, сражались самоотверженно и храбро. Они хватили руками длинные копья катафрактов, скидывали вражеских всадников на землю и добивали мечами. Они ловко подбирались под лошадей и протыкали мечами им брюхо (с остальных сторон лошади у парфян были защищены панцирем). Однако это были лишь отдельные, хоть и яркие вспышки героизма. На исход боя они не повлияли, и вскоре отряд Публия был полностью уничтожен. Парфяне насадили голову Публия на копье и повезли туда, где стояло основное войско.
- Смотри, Красс, узнаешь своего сына? - крикнул кто-то из парфян. - Правда, красавчик?
Бюст Марка Лициния Красса. Источник: Википедия
Марк Лициний закрыл лицо руками, из глаз побежали слезы. Боевой дух римских легионеров упал совершенно. Это был конец.
Парфяне продолжали атаки до темноты, затем отступили: они никогда не воевали ночью - их луки были бессильны в темноте. На поле боя остались лежать тысячи убитых и раненых, среди них лежал и сам Красс, завернутый в плащ. От горя и разочарования он, похоже, уже ничего не соображал. И поэтому римляне не воспользовались передышкой. Вероятно, им стоило бы соорудить что-то вроде укрепленного лагеря и встретить парфян на следующий день в более выгодной позиции - силы еще были. Однако, немного придя в себя, Красс приказал отступать на запад, в город Карры, чтобы укрыться за стенами. Раненые - а их были тысячи - стонали, кричали, умоляли их не бросать. Но напрасно. Остатки римского войска утром были в Каррах, а на поле битвы снова показались парфянские конники и жестоко расправились с теми, кто не смог уйти.
В последующие дни Красс с остатками войска пытался уйти в Армению. Сурена шел за римлянами по пятам и, настигнув, неожиданно предложил заключить перемирие. Разумеется, это была уловка. И Красс не соглашался, пытался убедить своих воинов, что до спасительной Армении осталось два шага, но легионеры настояли на переговорах. Крассу пришлось спуститься с холма к парфянам. Произошла случайная стычка и римского полководца пронзили мечом. Кто это сделал, на этот счет античные источники расходятся. Плутарх говорит, что это сделали парфяне. По мнению Кассия Диона, смерть Красса - дело рук кого-то из римских легионеров. Как бы то ни было, но полководец погиб, а его войско по большей части было либо уничтожено, либо взято в плен. Что интересно, 40-тысячной римской армии в сражении при Каррах противостояло всего 10 тысяч парфянских конников.
И еще один факт. Кассий Дион сообщает, что парфяне не удовлетворились смертью своего врага, они надругались над телом - мертвому Крассу залили в горло расплавленное золото. Парфяне знали о страсти Марка Лициния к наживе и решили до конца удовлетворить эту страсть. А заодно - удовлетворить свое желание восстановить справедливость. Ведь не они начали эту войну.