[ПРОЗА НОВИЧКОВ]. Сага. "Караван". Часть 2
Дома все было готово к приему молодой мамочки и ее новорожденного дитя. Соседи по квартире Виталий Альбертович и Лариса Павловна ждали ребенка, словно собственного наследника. Лалочка в легком пеньюаре, отороченном страусовым пером, суетилась с самого утра, стараясь организовать настоящий праздник, Виталий Альбертович пыхтел трубкой, сидя в турецком халате на диване в их гостиной.
— Не кури здесь, - взывала к нему Лариса Павловна, - ребенок в доме, нужно принимать во внимание, - она рукой разгоняла клубы дыма. — Понимать надо!
— Хорошо-хорошо, - соглашался Виталий Альбертович, оправдываясь тем, что ребенка все-таки пока еще нет.
— Будут с минуты на минуту, а тут накурено, как в паровозном депо, - Лалочка распахнула окно, - пусть проветрится.
— Хорошо-хорошо.
Виталий Альбертович читал научно-популярный журнал, пытаясь отвлечься, но руки его предательски дрожали. Он и сам толком не мог понять, что с ним: он волновался как мальчишка на первом свидании, старался делать вид, что грядущее событие не имеет к нему почти никакого отношения, и сам себе боясь признаться, ждал соседского ребенка, как родного.
Правда, спасибо Лалочке, они с «подселенцами» давно уже точно породнились и жили в одной большой квартире одной большой семьей. И все были этому страшно рады, кроме разве что Бориса. Тот всегда стремился держаться особняком, неохотно «шел на контакт», как называла это Лалочка, и вообще при всяком удобном случае старался подчеркнуть, что единственное, что их объединяет – это общая территория прихожей, ванной и кухни. Всеми силами Лариса Павловна стремилась его приручить – «освоить», как у нее это называлось, и чтобы потом без помех привести всеобщую жизнь к единому знаменателю.
«Всегда лучше жить, когда в семье царит полное взаимопонимание», - делилась она своими мыслями с мужем, и Виталий Альбертович в какой-то степени был готов с ней согласиться, но все-таки как ученый не мог упустить из поля зрения тот факт, что Борис со своей стороны не испытывал ни малейшего желания влиться в их «большую дружную семью».
И в этой части Виталий Альбертович был готов согласиться и с ним тоже: одно дело быть подкаблучником у собственной жены, и совсем другое танцевать под чужую дудку. Лариса Павловна очень любила устанавливать свои правила, делая их общими, Борис же предпочитал сам жить по своим правилам.
Но главная причина теперешних волнений Виталия Альбертовича заключалась, понятно, не в том. Его волновал ребенок, и сам он был счастлив, как ребенок, ожидая его, и несчастлив едва ли не более. Какое-то странное лихорадочное волнение охватило его, и, никогда не испытывая ничего подобного ранее, Виталий Альбертович не в силах был с собой совладать. Временами он ощущал даже, как слезы подступали совсем близко и горло сжималось в неприятных конвульсиях и мелко дрожали руки.
«Что это со мной в самом деле? – спрашивал он себя, всеми средствами стараясь привести свой расстроенный организм в норму, но был бессилен совладать с собой.
Он очень боялся предстать в подобном виде перед соседским семейством, особенно перед Федором Константиновичем – Бориным отцом, который давно стал ему другом. Виталий Альбертович знал, что тот слишком проницателен для того, чтобы надеяться скрыть от него столь нездоровое состояние. И думая о том, Виталий Альбертович волновался только сильнее, и дошел до той степени, что у него похолодели руки и ноги, пропал голос, и язык абсолютно не слушался его.
«Что же делать? – терзался он, до поры до времени укрывшись в комнате. – Или, может быть, и вправду сказаться больным? И даже и не выходить? Лечь в постель? – Нет-нет, - тут же останавливал он сам себя. – Так будет только хуже».
Но что же явилось причиной столь болезненных переживаний Виталия Альбертовича? – спросит озадаченный читатель. И тогда Виталий Альбертович, зная точно, что никто его не услышит, откровенно признается: «Дитя!».
С тех пор, как он женился, уже тогда будучи далеко не в самом юном возрасте, Виталий Альбертович страстно мечтал о детях. Может быть оттого, что у него самого был прекрасный отец, потеряв которого, он стремился найти ему замену тем, что самому стать отцом. Странное дело: Виталий Альбертович очень любил своего папу, как он называл его до самой смерти – никогда не говорил ему «отец» - но осознал это только после того, как его не стало.
Так случается, что пока человек рядом, мы не стремимся или даже стесняемся проявлять свои чувства, успокаиваясь тем, что успеется, в любое время… Но вдруг его уже нет, а мы так и не сказали, не сделали, не спросили. Эта внезапно разверзшаяся пропасть смерти – а смерть всегда внезапна, даже и в восемьдесят лет – не давала Виталию Альбертовичу покоя.
Он мучился и страдал от невозможности осознать, что теперь уже непоправимо поздно что-либо предпринять и изменить. А когда и мама вскоре последовала за отцом, тут он окончательно потерял себя, ходил, как в бреду, с трудом разбирая поставленные впереди ориентиры.
Вот тогда и посетила его спасительная мысль жениться и завести собственную семью. Жениться-то он женился, и даже по большой любви, но детей у них Ларисой Павловной так и не было. Долгое время Виталий Альбертович надеялся, вспоминая примеры из жизни и истории, в которой был дипломированным специалистом, где дети появлялись далеко не сразу, а через пять и даже через десять лет совместной жизни. Долгое время он не отчаивался, занимая себя полуфантастическими надеждами и мечтами, но потом в какой-то момент мечты рассеялись, обнажив перед ним горькую правду: детей не будет, никогда!
И теперь в свои пятьдесят шесть лет Виталий Альбертович, пребывая на грани отчаяния, должен был встречать чужого ребенка. И он был отчаянно счастлив, и в то же самое время не знал, куда деваться от этого своего «счастья». Он чувствовал себя тем Малышом, который страстно мечтал о собаке, молился о том всем богам и был готов на все, только бы его мечта осуществилась, и который вдруг обнаружил, что собака появилась у соседского мальчишки – просто так, из ниоткуда, и совершенно не нужная ему.
Конечно, это была всего лишь душевная аллегория, и Виталий Альбертович не думал и даже не предполагал, что их молодые соседи не мечтали о ребенке. Но всегда кажется, что наша собственная боль и беда куда страшнее всех чужих бед, и если у тебя болит, скажем, рука или живот, то в это время никто на планете не страдает сильнее. Виталий Альбертович не мог не принимать во внимание всех этих философских рассуждений, но легче от этого ему не становилось.
И в то время, когда раздался оглушительный, как ему показалось, звонок в дверь, он так и подпрыгнул на своем турецком диване, беспомощно выронив научно-популярный журнал.
Продолжение скоро!
Автор:@maryatekun
Публикация: @karavai
Дизайн: @sxiii
Уважаемые блогеры! Если вы хотите опубликовать на страницах нашего сообщества свои художественные или публицистические произведения, пожалуйста, познакомьтесь с правилами подачи текстов, опубликованными здесь.
Если вы сами не пишите прозу, но читаете, и вам попались интересный рассказ или повесть - подскажите, пожалуйста, новичку, что он может публиковаться в нашем сообществе.
