Утриш зимой_следы впечатлений

На минувших январских каникулах случилась моя первая зимняя палаточная вылазка. Местом отдыха по летней привычке был выбран Утриш, благо путь до него от географической точки встречи Нового Года был недолог – из-под Краснодара мы добрались автостопом до Анапы в один бросок, дальше знакомый ход маршруткой f3-g5, и вот мы уже бредём по берегу от Большого Утриша до второй лагуны, минуя пост лесников с его мздоимцами-призраками по карнавалу выброшенных недавним штормом обломков цивилизации, медленно трансформирующихся в обратное состояние принадлежности природному миру. Сразу остановлюсь на этой части впечатлений, ибо они в первых рядах. Старая утварь, ботинки, обрывки канатов, калейдоскоп пластиковой геометрии, ржавь, гнуть, старь, рвань, хрясь и прочая осколочность, мозаикой возлёгшая вдоль прибрежной полосы, взывает обратно к первозданной детской восторженности с непреодолимым желанием играть этими новоявленными гранями бытия, баловаться их сочетаниями и медитировать над знакомыми очертаниями предметов, принявшими неожиданные формы и цвета вследствие приключившихся с ними подводных событий. Когда консервная банка или кед обрастают морскими желудями и подвергаются шнуровке водорослями, они автоматически, хотят того или нет, становятся объектами вольной мысли, словно ты идёшь по протяженному рабочему столу, подготовленному для пионерского слёта художников-концептуалистов.

Для тех, кто бывал летом на необъявленном утришском фестивале обнажённых тел, разогретых у костров, дневных и ночных светил под песни и пляски народов мира, тел, слоняющихся от стоянки к стоянке, копошащихся, практикующих, питающихся впечатлениями и мелкими событиями палаточной жизнедеятельности, увидеть такой аскетичный, простой, пышущий безлюдьем Утриш – своего рода испытание памяти на прочность – а не привиделось ли всё это человеческое буйство?

Тем сильнее увеличивается ощущение разотождествления с местом, чем теплее становится: пришли белые колонизаторы и забрали всё рабочее население на плантации больших городов, а те немногие, избежавшие участи порабощения, возникают редкими сутулыми силуэтами, собирая морской плывень и прочие дары моря для хозяйственных нужд. Зимующее автохтонное население немногочисленно, оно проживает в отапливаемых самодельных домиках и с учётом щадящего климатического режима в условиях достатка отопительного материала не мёрзнет, что касается вопроса пропитания, задать его я не отваживался ввиду кажущейся неприличности темы. Одно ясно: если человек живёт, ходит, общается и даже шутит, стало быть, калории для хождения и шуткопроизводства у него имеются в необходимом количестве.

Зимний Утриш, умывшийся, очищенный от плотного человеческого присутствия, больше обращает внимание на свою заповедную древесную отрасль, за недостатком других собеседников ты плотнее общаешься с деревьями, зришь им в корень, заглядываешь в гости к любому растению без стеснения потревожить себеподобных обитателей, что ютились бы здесь в летней обихаживающей тени. Стоянки украшены свежим плюшем травяного подшёрстка, он ещё не выгорел и не вытоптан, балаган разъехался, оставив следы своего пребывания в партере, на балконах, в прогалинах, в образовавшиеся лакомые пустоты проглядывает тот Утриш, который был здесь в своей дозаповедной, дотуристической истории, дальнейшее – фантазии.

Если бы я был лирическим героем или живописал от его имени, непременно наводнил бы рассказал тенями персонажей, пропитавших эту местность на географической карте памяти, они бы даже могли заговорить, блеснуть красотой, а от и умом, однако задача моя в устойчивом уклонении от избыточной сентиментальности, приводящей порой к катастрофическому состоянию чувств, поэтому ограничимся повествованием погоды. Моросило. Накрапывало. Выпадало росой. Сушили у костра. Грели ноги, укутав их привнесённым от кострища горячим камнем, обкладывались кошками, вернее, одной из них. Впрочем, днём всё выглядело куда более благожелательным по отношению к человечине, потому она расслаблялась, млела и даже устраивала фотографическую сессию с участием вещей собственного производства, благо кругом, куда ни кинь, пейзаж, качель и айвазовское масло.

Настоящие любители пейзажных наблюдений потребляют этот жанр в любом виде – нагретом, в весеннем свежем соку или охлаждённым, лично я предпочитаю горячие блюда по причине сложившейся телесной конституции и вторящего ей устройства теплолюбивой психики, но и несмотря на эти ночи с порциями подаваемого холодца, общее впечатление осталось весьма гостеприимным, к тому же очень помогала мысль, что у северных народов так протекает лето, если не сказать жизнь – в тлеющем ожидании несостоявшегося солнца. О чём бишь ещё? Собака без милиции приходила, виднелось несколько человек таких же экстремальных курортников, понаехавших на январскую волну, даже с младенцем на руках, вернее, уже на ногах, пусть и неуверенно ступающих. Иногда берег напоминал городской пляж с преобладанием маргинального контингента, к которому можно было бы отнести и нас, копошащихся в драгоценном мусоре испражнившегося прилива, с нескрываемой теплотой одновременных чувств извлекающих очередную находку, оскомок цивилизации (нет, это не описка, иначе и не скажешь как – «оскомок», скомканный осколок, да, запишите, пожалуйста, к себе, Владимир Иванович). Стоит ли говорить, что рюкзаки обратного возвращения были несколько упитаннее, пусть и заметно потеряли в еде. Однажды ночью били в барабан, предположительно, звук доносился из портала времени, откуда просочился уверенный фрагмент местного лета. Ни одного енота не последовало в гости, конечно – улетели на юг. Родник переполнен, просто обременён водой, хоть консервируй её на лето и прячь закатки до предстоящего августовского дефицита.

Ключевое из поездки, а если куда-то и выбираться, то, пожалуй, именно за этим – наследие боговдохновенных тем и идей, сжатая переполненность, выливающаяся во внешний мир в форме жизнерадостного самоутверждения, эти вывезенные эскизы мысли, выброшенные на берег сознания из бушующего волнения глубоководных слоёв психики, будут в дальнейшем уточнены и реализованы на практике.

Резюмируя и эскизничая перед внутренним взором, с оглядкой по сторонам, я шёл обратно на Большой Утриш после проведённых четырёх календарных палаточных дней этого зачинавшегося года. Хитрый календарь всегда пытается заманить тебя в ложе Прокруста, где все дни одинаковой продолжительности с единственным отличием в пропорции светотени, но тебе то известно это их растяжение в дни праздничных состояний и ужимка в быту, ты не можешь игнорировать несоответствие собственных ощущений и хронологических фактов циферблата, впавшего в трудоголический экстаз. И тут я услышал призывное беззвучное «мяу». Оно лежало всплывшим из латыни омонимом – memento more – тихое скорбное существо, оскаленное в посмертной улыбке, не использованной при жизни, и смотрело на меня с притчевой укоризной, мол, не проходи мимо, не брезгуй – разница между нами не столь велика, как это тебе кажется, просто я перешла в разряд хладнокровных, а ты ещё нет.

Море запостило этого котика в назидание бредущей по берегу жизнерадостности проходимца, только забыло проставить теги. Теперь я закончил его работу, обнаружив неожиданно для самого себя обложку для музыкального альбома, это должна быть многочастная панковская оратория духовно-нонконформистского толка с реминисценциями из Баха и Летова или без оных. Герой попадает га Утриш в размызганных чувствах и пускается во все тяжкие – Ошо, Коэльо, Кастанеда – питаясь лишь окурками и немаркированным пластиком, он обретает в себе новые силы и веру в своё предназначение удаленца и начинает проповедовать прибывающим на отдых горожанам актуальный тип знаний, зовёт к «новой действительности», возопиёт, естественно, его распинают – распинают невниманием, частным и коллективным игнором. Пройдя муки распятия, он воскресает в городе тихим клерком, пишет книгу об опыте дауншифтинга и становится живой легендой Утриша, где на третьей лагуне ему при жизни устанавливают скульптуру из неорганических отходов.

Но это всё опять бегство от обозначенной темы в лироэпические дебри, а если по-существу, то, конечно: свежий воздух, костерок с дымком, можжевеловые заросли запахов, тропинки в дальше, идти ходить полезно, солнышко приятно, поглаживает, опять же камушки кидать в море, оно ещё умеет делать шшшш-ш-ш-ш, да, оно (море) учится говорить Утриш и шшшш-шш - - -ш ш ш и вот само «ш» у него уже получается, ну и вообще романтика, как говаривали в старину, повышение интереса к жизни с целью её продолжительности, повышение самооценки, интернет детокс, что ещё? о вкусной и здоровой поездке, покататься на качелях, исцеление закатами в прямом эфире, гречку я ещё очень люблю, живые котики и собачки, птички, листики, почки, цветочки приятно это всё доступно возможно почему бы и нет