Возможная победа

В короткий перерыв, вскоре после полудня (поскольку Соня более-менее преднамеренно устроила небольшую голодовку, неизвестно, была ли чистая солидарность с этими голодными преследователями, или потому что солнце дало ему доброжелательный гипноз, и она продлила свое пребывание на пляже) он опять удивился ... не очень приятно. Он открыл его с наименьшей веселостью. Она почти убежала и обняла ее после долгой разлуки: жизнь была прекрасна, на самом деле неотразима! Что, черт возьми, никто не умер, даже не чихнул! Так что сядьте с максимальным безрассудством никто не пройдет через голову, чтобы судить вас! Перед жизнью с сумкой для попкорна ... и все будет отлично работать без вашего движения пальцем! Она уклонялась от того, чтобы вызвать настоятельную потребность в любой воде, а не в море ... цветка лотоса с цветком лотоса в розовой бутылке с тонким горлом ... ментолизированного крема ... что да, у нее нет эпидермиса его кожа была обесцвечена, но вся кожа была названа ... - Может быть, вы слишком долго оставались на солнце ?! - он высказал в какой-то момент определенную точку зрения, минимальный признак «нейтралитета». Но она была полна песка, следов этих замков. Этакая тахикардия в синяках у него в груди. Это был акт с единственной сценой: той, которая вошла где-то в дверь, и, более или менее парадоксально, никто не находит ее в комнате. Направление других включенных действий составлено по крайней мере 4-5 сцен. Например, теперь, без какого-либо чувства меры или насмешек, было ли это включено воленсом nolens, в его обычное время [это было ... любовь?!], В его интенсивное стремление разобрать момент, чтобы расширить убежище из любого существующего ограничения, что единственная потребность собеседника (усталого от смерти) состояла в том, чтобы приостановить все, стать невидимым, не делать ставку на какое-либо присутствие. Во всем своем холодном мармореи он проявил себя с особой чувственностью. Ее бронза провоцирует его. Глаза ее фантастически блестели, глаза сверкающей пустыни, которые даже на ее голову не были способны. Потому что Соня родилась с солнцем, приспособленным к свету в недрах самой бирюзовой. Он держал его там в цвету вишни. Нет, это не горело. Нет, даже не раздражает. А потом он сделал искусство одевать его, когда любители теней отменили середину дня, решив быть полубезопасным. Соня носила апельсин. Говоря вокальные слова. В принципе, в конце концов, любой охотник должен был сдаться - по крайней мере, на мгновение - чтобы поймать свою добычу. Его тело было покрыто чешуей, и с тем же коварным скольжением он следовал за мирами - особым способом материализации разочарования. Когда ее лотосный дождь упал на все ее клетки, ночь чаек была невидима.