Страсть

из цикла про Билла и Анну

Она была чертовски красива в кровавом вечернем платье. Никаких оборок, пошлых кружев или блесток - лишь облегающий грудь лиф, сидящий на ней, как вторая кожа, и струящаяся длинная юбка, скрывающая стройные ноги. При каждом ее движении ткань очерчивала изгибы бедер, ненавязчиво давая понять, что скрыто под платьем. Туфельки тоже были красные, как и губы, выразительные очаровательные губы, складывающиеся в милую улыбку. Темные блестящие волосы были уложены в прическу, по праву называющуюся произведением парикмахерского искусства.     

Я видел ее словно не в первый раз: так ее лицо было мне знакомо. Но странно: мне казалось, что волосы ее были светлыми, как сливочное масло, а глаза - синими, как морская вода, а не черными, как уголь. Имя ее звучало по-другому, я не смог его запомнить, оно ускользало от меня, но в голове четко горело лишь одно - Анна.     

Это был бал в честь открытия нового театра. Я был приглашен и явился в срок, как полагается, не опоздав ни на минуту, сверкая начищенными до блеска черными лаковыми туфлями, сияя в новом костюме. Бабочку мне завязывать пришлось самому. Я пил шампанское из узкого бокала с высокой ножкой и беседовал с директором театра о первом спектакле, который будет показан уже завтра, а вокруг кружились пары в танцах, щелкая каблуками по светлому паркету, залитые огнями, веселые, разгоряченные танцем.     

Шампанское горячило мою кровь, я жарко обсуждал пьесу, но увидел ее и забыл все, что собирался сказать. Она приехала спустя полчаса после начала мероприятия, вошла в залу свежая, прекрасная, со сверкающими от хрусталя и света глазами. В ее глазах горел огонь, зажженный ею самой, но только я один увидел это и понял, что нашел ее.    

Мы двигались друг навстречу другу через всю залу, мучительно большую, предательски заполненную. Руки наши соединились в тот момент, когда заиграла новая музыка - теперь танцуют танго. И мы двигались лучше, изящнее, чувственнее остальных, я уверенно вел ее, ощущая, как она подчинятся мне, несмотря на внутренний свой огонь, несмотря на то, что не привыкла подчиняться.    

 Мы вышли на балкон и целовались там, не помня имен друг друга. Она не Кейт, но Анна, я не Александр, но Билл, но это будет в другой жизни, в другом сне, с другими нами, которые встретятся потом. Но в этой жизни, в этом сне мы встретили друг друга, нашлись после того разрыва, вновь соединились, чтобы взлететь и сгореть в обжигающем пламени нашей любви. Поцелуи твои и прикосновения - ожоги на моей коже, но слаще всего боль от твоего яркого взгляда. В нем все: жизнь и смерть, наши встречи и расставания, Лето и другие миры, похоть и грусть. Я пропадаю в твоих глазах, Анна-Кейт.    

Вечером я сметаю со стола вещи, ты пытаешься снять платье, но путаешься в нем и смеешься, вызывая в груди моей тысячи эмоций. Ты выпила несколько бокалов вина, но пьяна не от него, а от нас. И платье мне жаль рвать, хотя и хочется сорвать с тебя эту ткань, обнажить слегка смуглую (нет, мраморно белую!) кожу, чтобы не было между нами границ и преград. Но я лишь аккуратно снимаю его, и оно летит на пол, к чашкам и вилкам. Ты смеешься и кусаешься, играешь со мной, чертовка, задираешь, но находишься в моей власти.     

Мы. Сгораем. Вместе.      
 

декабрь 2016

 
источник изображения - Pinterest