Городеший
В рамках конкурса про городские легенды.
Корпоратив был как корпоратив. Кто-то мрачно напивался. Кто-то делал то же самое, но с юношеским задором и искренним рвением. Люди пытались спустить с привязи своих внутричерепных тараканов, но ленивые и пьяные насекомые не отличались избытком фантазии, и было не особенно весело. Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал… День работников торговли – так себе праздник, когда продажи на нуле и когда рынок швейных и скобяных изделий, на котором трудилась Танечка и её дружный коллектив, лихорадочно трясёт и откровенно колбасит.
– Ау, ау, ау! Я тебя всё равно найду!
– Ау, ау, ау! Эге-гей! – доносилось со стороны эстрады, и Танечке становилось ещё тоскливее.
– Ты знаешь… Я домой пойду, – заявила Танечка, поведя плечами.
– Чииво? – отозвалась Лариса, эффективная блондинка и коллега Танечки. Блондинки часто бывают эффектными, но высокая, пышногрудая и ярко накрашенная Лариса была именно эффективной во всех отношениях и на всех фронтах, и на её фоне Танечка часто чувствовала себя неполноценной. Поэтому о сколько-нибудь близких отношениях между ними не могло идти и речи.
– Татьяна, не спеши. Не надо, – внезапно подала голос Роксана Игоревна, хотя её никто и не думал спрашивать. Роксана Игоревна пришла в дружный швейно-скобяной коллектив совсем недавно, разговорчивостью не отличалась, и в её внешности было что-то… что-то странное. Неопределённого на вид возраста, вечно с распущенными вьющимися волосами, Роксана Игоревна молча впивалась в собеседника чёрными ничего не выражавшими глазами и не отпускала до последнего. Своим низким и гулким голосом говорила она, вроде, самые обычные вещи, но даже предложение выпить чаю в её устах звучало как пророчество или даже проклятье. И это было очень неприятно. Танечка знала, что даже эффективная Лариса скукоживается под взглядом Роксаны Игоревны.
– Не надо, Татьяна, – повторила Роксана и замолчала, вцепившись в жертву своими колючими глазами. Эффективная Лариса растворила ярко красные губки, чтобы сказать что-то ещё, но в этот момент заиграл медляк, и из какой-то засады к их столику прорвался Семён Иваныч, начальник их отдела. Он обдал девушек тяжёлыми и крепкими алкогольными парами и, не сказав ни слова, уволок Ларису «на танец». Тане стало ещё противнее, она схватила свою сумочку и вознамерилась встать. Но цепкие глаза не отпускали.
– Нельзя тебе сейчас одной. Луна полна, ночь темна, кот глядит, ворон летит и пёс молчит. Закружит он тебя.
– Чего? – Тане было совсем не смешно. Широко раскрыв карие глаза, смотрела она на свою собеседницу и становилась всё бледнее и бледнее, – Кто?.. К-кто … закружит?
– А он самый. Городеший, – Роксана подняла огурец на вилке и продолжала говорить, удерживая его перед своим крючковатым носом, а неяркие огни переливались на огуречных пупурышечках, и пятна света медленно плыли, освещая её невозмутимое лицо.
– Знай же, – говорила Роксана нараспев, – за днём купеческим следует ночь купеческая, и видят звёзды – это его ночь. Да… Его ночь, – Роксана повертела вилку с огурцом, огоньки забегали по поверхности огурца и остановились, – И кто его не уважает и не боится, тот наказан будет.
– Да как наказан? Что вы несёте?
– А так. Личину примет. Закружит-заблудит. И сгинешь навек.
– Сгину? Куда? Да я город лучше ДваГиса знаю! – Танечка выходила из себя, и надо было сматывать удочки, пока не закончился медляк и не начались лишние разговоры-уговоры.
– Куда – того не знаю. Может быть, в Турцию. В рабство. Или ещё куда. Шуткует он так. Заблудишься и пропадёшь.
– Да идите вы… – Танечка задохнулась от нахлынувших чувств, вскочила и побежала прочь, а уже в дверях обернулась и громко крикнула:
– Сумасшедшая! Ты сумасшедшая!
Но Роксана Игоревна только странно улыбалась, по-прежнему удерживая огурец на вилке перед глазами.
Танечка быстро шагала в сторону остановки. Луна была полной и большой, и даже в подворотнях и дворах было не особенно темно. Деревья шумели тёмной листвой и отбрасывали страшные подвижные тени. Танечке было не по себе. Раскрыв сумочку, она выудила телефон и убедилась в том, что батарея села наглухо. Впрочем, ладно. На остановке всегда стоят таксисты, и ждать машину не придётся. Жаль только, что обдерут как липку…
Маленькая и худенькая Танечка носила короткую стрижку, была похожа на мальчика и чувствовала себя не очень уверенно в своём тёмно-зелёном платье, потому что привыкла носить джинсы и футболку. Ночного города Таня не боялась и даже любила прогуляться по залитым лунным светом улицам, но теперь из-за Роксаны Игоревны и её дурацкой болтовни девушке стало жутковато.
Стук каблуков по мостовой отдавался эхом, и внезапно Танечка осознала, что город пуст и молчалив. Безмолвно смотрели на неё слепые чёрные окна новостроек и офисных зданий, мрачными и тёмными нищими силуэтами сквозь прищуренные ставни глядели старые покосившиеся деревяшки. Было немногим позже одиннадцати, но на улице не было ни души, и шумел только ветер в кронах деревьев. Поёжившись, Танечка поспешила дальше, к остановке. Но и там не сновали прохожие, и что ещё более странно, не мелькали фары машин. Царила тишина. Под синей жестяной кровлей остановочного павильона сидел огромный чёрный кот и таращил на Танечку свои пронзительно зелёные и страшные глаза. И молчал, как рыба.
Танечка немного запаниковала. Где же такси? Что за чертовщина?
Нужно было обдумать сложившееся положение. Но идти в павильон к коту было страшно, поэтому Танечка встала на почтительном расстоянии и попыталась собрать мысли и чувства воедино. Судорожно захотелось закурить, но, к счастью или к несчастью, курить она давным-давно бросила и сигарет с собой не носила.
Внезапно на горизонте появилась одинокая маршрутка. Будучи уже немного не в себе, Танечка её поначалу даже не заметила и продолжала думать о своём. Но кот не терял времени даром. Спрыгнув со скамейки, он неторопливо прошагал к краю мостовой, обратил свои блюдца-глаза на маршрутку и коротко махнул передней лапой. Микроавтобус стал сбрасывать скорость, заморгал жёлтый поворотник, и тут только Таня увидела маршрутку и номер. Это был номер двадцать, её номер!
Сломя голову Таня кинулась вперёд, но микроавтобус уже встал у остановки, деловитый кот откатил дверь в сторону, зыркнул на бегущую Таню своими злющими глазами и хладнокровно захлопнул дверь за собой. В ту же секунду маршрутка резко дёрнулась вперёд, завизжали шины, и Танечка осталась стоять на дороге совершенно одна.
Напрасно пыталась она справиться со своим неровным дыханием, напрасно пыталась представить себе какой-нибудь план дальнейших действий. Казалось уже, что благоразумнее всего было бы сейчас вернуться на богомерзкий швейно-скобяной корпоратив, но видеть вновь Семёна Иваныча, эффективную Ларису и непонятную Роксану совершенно не хотелось.
В эту минуту неожиданно за её спиной послышался шум мотора. Танечка обернулась и увидела хорошо знакомый брендированный жёлто-чёрный автомобиль городской службы такси, двигавшийся в сторону центра города. Судорожно девушка замахала руками, и к безмерному счастью, её заметили, и авто остановилось.
– Добрый вечер. Подаптечная, двадцать, пожалуйста! – выпалила Танечка, плюхнувшись на заднее сидение.
Таксист ничего не ответил, включил передачу, и авто плавно тронулось вперёд.
– Ау, ау, ау! Я тебя всё равно найду!
– Ау, ау, ау! Эге-гей! – играла по радио знакомая песня.
В машине было тепло и уютно, и Танечка начала успокаиваться. Слава богу, скоро вся эта дребедень закончится. Надо будет закругляться с этой швейно-скобяной жизнью, ничего там не светит. Надо всё менять, надо не бояться перемен, надо… надо…
И танины мысли превратились в густую бесформенную и тягучую карамель, она внезапно перестала следить за происходящим и провалилась в какой-то странный сон, полный наглых чёрных котов, лохматых огромных псов и говорящих птиц. И там был ещё кто-то неясный, большой и страшный…
Придя в себя, Танечка осознала, что едут они как-то уже слишком долго. Несмотря на полнолуние, окружающий мрак стал совсем густым и непроницаемым, уличные фонари не горели, и не было никакой возможности что-нибудь разглядеть. В одном Танечка была совершенно уверена: это вовсе не Подаптечная улица. Это вообще чёрт знает что!
Свет фар выхватил табличку с названием: «улица Подоплёчная». Да что это такое! Какая ещё Подоплёчная? Где это вообще?
– Эй, – тревожно подала голос Танечка, – Эй, эй… Мы где вообще? Мы куда едем?
Но таксист по-прежнему не говорил ни слова и вёл машину уверенно и спокойно.
– Я говорю, остановитесь, мы куда-то не туда едем! – уже закричала Танечка, – Совсем не туда едем!
На этот раз её услышали. Машина остановилась в полной темноте, вне времени и пространства, и молчаливый таксист стал медленно поворачиваться к пассажирке. Танечка осеклась и замолчала, потому что ещё раньше успела она увидеть водителя в салонном зеркале заднего вида. До самого момента, когда она разглядела огромные круглые глаза с жёлтыми жилками, мелкие чёрные перья и страшный кривой клюв, Танечка не могла издать ни звука, но когда таксист-ворон внимательно посмотрел в её лицо и раскрыл клюв, она громко закричала, выскочила из машины и понеслась прочь.
Бежала она долго и не разбирая дороги, но странный таксист даже не предпринимал никаких попыток догнать её. Отдышавшись, Танечка одёрнула платье и убедилась в том, что сумочка всё еще цела и находится при ней. Слава богу. Даже каблуки не сломались, и на них ещё, оказывается, можно бегать. Это было едва ли не удивительнее того, что таксист оказался вороном.
Танечка огляделась вокруг. Уличных фонарей не было, но лунный свет неожиданно вновь стал ярким и словно днём освещал бетонный забор, гравийную дорогу, скелеты подъёмных кранов вдали и жидкие кусты вблизи. «Какая-то промзона», – догадалась Танечка, – «Где же это я? В Жилкино, или в Новоляге? Никак не пойму».
Вдалеке виднелся какой-то огонёк, и, нетвёрдо шагая по булыжникам, Таня направилась в ту сторону. Ветер стих, и вокруг установилась полная и страшная тишина.
Огонёк исходил из окошка будки охраны у проходной и шлагбаума. У входа в будку лежал огромный лохматый пёс, но не проявлял никакой агрессии и даже, кажется, не смотрел в танину сторону.
Танечка робко постучалась в серую ДВП-шную дверь. Ответа не было. Тогда Танечка насмелилась открыть дверь сама.
В тесной каморке у некрашеного деревянного стола сидел смуглый и немытый дядька с маленькими блестящими глазёнками, вперившимися в экран крошечного чёрно-белого телевизора. В телевизоре происходило какое-то немое действо, и комичные фигурки двигались с пугающей скоростью, так что было непонятно, кто там за кем гонялся и кто от кого убегал.
Дядька был одет в серую городскую камуфляжную форму, и на столе перед ним стоял гранёный стакан с чаем, из которого торчала блестящая ложечка. Охранник неторопливо перемешивал ложечкой чай, не отрывая глаз от телевизора.
– Здравствуйте. Я немного заблудилась. Мне бы такси вызвать, – обратилась к дядьке Танечка, а про себя подумала: «Ну, хоть человек, по крайней мере…»
– Телефона нет, – коротко и глухо ответствовал дядька.
– Сотовый?... Я заплачу! – Танечка вновь теряла самообладание.
– Неа. Рация только. Иди к главному. Тама.
– Куда идти?
– К главному. Это туда, по тропинке. Клубок брось. Не заблудишься.
Танечка немного замялась, вспомнив кота и таксиста.
– Может, проводите? Темно же… и страшно.
– У меня пост, – отрезал охранник, – я человек служивый. Не могу.
На том разговор и закончился. Охранник неотрывно следил за немыми перемещениями фигур на маленьком и бледном экране, и Танечке пришлось выйти прочь. У шлагбаума она достала из сумочки вязальный клубок и по-бейсбольному ловко метнула его во мрак, в котором исчезала тропинка. Таня уже привыкла не удивляться, и предложение идти за клубком не показалось ей странным. Не поразило её и то, что охранник знал о наличии клубка в сумочке. Всё это мелочи. Нужно только добраться до телефона, вызвать такси и приехать, наконец, домой!
Клубок укатился, оставив путеводную мерцающую нить. Пёс, лежавший у будки, неожиданно подскочил, отряхнулся и, коротко взбрехнув, рысцой убежал в темноту. Вдалеке послышался вой, и Танечке почему-то показалось, что выл именно волк, а не собака. Хотя откуда взяться волкам в промзоне в черте города?
Как долго Таня брела по тропинке – она не могла вспомнить. По правую руку от неё высились производственные корпуса, а слева поначалу тянулся бетонный забор, который позже скрылся и сгинул за какими-то мрачными зарослями. Путеводная нить мерцала в лунном свете, извиваясь вдоль тропинки.
Наконец, впереди возникла ещё одна будка, но без шлагбаума. За будкой мелькнула лохматая тень, и Танечке показалось, что это был тот самый пёс, прибежавший от шлагбаума.
За дощатой дверью будки при свете маленькой китайской настольной лампы спиной к входной двери сидел ещё один дядька в камуфляжной форме. Но телевизора не было. На деревянном столе лежала раскрытая огромная книга, чтением которой и был поглощён охранник. В левой руке он удерживал дешёвую пластмассовую ручку, обмотанную синей изолентой, и делал в книге какие-то пометы. Добрых полминуты Танечка молча разглядывала его покатую спину и взъерошенные грязные волосы на затылке, когда-то бывшие, по-видимому, рыжими.
– Извините. Мне бы телефон. Такси вызвать, – сказала, наконец, Танечка.
Охранник оторвался от книги, задумался и почесал ручкой переносицу, не оборачиваясь в танину сторону. Потом произнёс странным и скрипучим голосом:
– Телефон, да? Такси, да? Нехорошо… Нехорошо получается.
– Что нехорошо? – простонала Танечка. Ей жутко хотелось спать, и она уже была полностью согласна с Роксаной Игоревной: уходить с корпоратива одной ей сегодня точно не следовало.
– Стало быть, ночь купеческая нам не в радость, а город мы знаем лучше ДваГиса? Нехорошо…
– Вы… вы шутите так, да? Мне телефон… Такси… Я заплачу! – лепетала Таня, – Мне правда, очень надо!
Лохматый рыжий охранник захлопнул свою огромную книгу и отложил её в сторону. Танечка успела разглядеть название: «Городская фауна: редкие виды».
– Шуткую, ага. Значится так. Вопросец у меня есть, – охранник продолжал говорить, по-прежнему являя Танечке лишь свою спину и затылок, – Отгадаешь – быть тебе дома. Не отгадаешь – не обессудь, родная. Луна полна, ночь темна, кот глядит, ворон летит и пёс молчит.
– «Вопросец»? Загадка, что ли?..
– Не перебивай. Да. Слушай. В ночь восстания нечисти городской не было никакой на неё управы, и не оставалось надежды никчёмному человечеству на спокойную жизнь. Поняли тогда силы светлые и силы тёмные, что худой мир лучше доброй ссоры, встретились на городской улице и заключили соглашение о разделе сфер влияния. С тех пор ночь купеческая особо чтится и одинаково признаётся всеми силами тутошними и тамошними. Внимание, вопрос: на какой городской улице состоялась та историческая встреча и было заключено то важное соглашение? Отвечай, выбирай мудро, но времени не тяни.
– На какой улице? Ну, пусть будет Розы Люксембург…
– Ох…Ой, и насмешила старого, – плечи охранника судорожно затряслись, и послышался трескучий старческий смех, – Ох, дева глупая! Да знаешь ли ты, что улицы Розы Люксембург тогда и в помине не было? Не было её – и шабаш! Давай вторую попытку. И выбирай мудрее, ерундой не майся.
– Ну, тогда… Тогда Байкальская…
– Байкальская! Ещё Маршала Жукова скажи! Пытай ещё. В последний раз.
– Ну, тогда Подаптечная! Подаптечная! – в отчаянии прокричала Танечка название своей родной улицы.
Молча поднялся охранник из-за стола и стоял, раскачиваясь. Затем резко развернулся, придвинул своё безглазое лицо к Танечке и прошептал безгубым ртом:
– Очень близко. Но неправда твоя. Потому что улица та – Подоплёчная. Так-то.
Ноги у Танечки подкосились, фанерный потолок будки задрожал и резко качнулся в сторону, и в глазах потемнело. В ушах снова зазвенела песенка:
– Ау, ау, ау! Я тебя всё равно найду!
– Ау, ау, ау! Эге-гей!
В себя Танечка пришла в местном аэропорту. Объявляли посадку на рейс до Анкары. Словно наблюдая за собой со стороны, Танечка подняла руку и посмотрела на клочок бумаги, который она судорожно сжимала пальцами. Это был посадочный талон на турецкий рейс. Танечка подняла голову и нетвёрдой походкой направилась к автобусу. До вылета оставались считаные десятки минут.