Расходящийся

Облепиха окрашивает эпидермис в желтый цвет. Дыхание в зелени. Она носит костюм цикламена, сначала квалифицированный как «резкий», затем терпимый, почти принятый в силу его ассимиляции с определенным восстанием подростков и женщин, с повторяющимся, более повторяющимся состоянием: состоянием среднего дня. На 39 градусах вы больше не уверены в себе: вы держите свои мысли в спешке, чтобы не встретиться со словами. И все же его ноги были слишком волосатыми, суровыми и более, а его потухшие глаза, как будто они затаили дыхание без слюны, странной мягкости причиняют определенный эстетический, экзистенциальный смысл. Не говоря уже о коже, которая, хотя и побитая веснушками одна и другая, слишком белая, идея состоит не в том, чтобы загореть: она становится красной, почти раздраженной, рана с капюшонами, среда обитания неясных сценариев. В тайне переопределяет отдельный закон (пере) мужской состав. Ее скрещивание переходит в его глаза как гримаса элементала с солнечной причинностью. Неудивительно, что он очень хочет прекратить устраивать пляж. Но у Сони есть четко определенные планы: каждый день со своей долей, со своей собственной нормой в переходе от оттенка X к оттенку X 'и так далее. А как насчет следующих нескольких дней, как они будут оплачивать свое собственное задание, а предыдущее - нет? - Я останусь ... хотя бы на час! Она сказала резко. Он не казался заметным: он только что встал и ушел. В первую очередь, в «тени». Затем довольно скоро в отеле. Соня не ожидала такого отношения. По крайней мере, чтобы противоречить ей. Я поднял тон. У него были некоторые аргументы, вероятные минимумы. На самом деле, чтобы знать, что они пошли на пляж вместе. Поэтому вместе они собирались загореть и вместе уходили из горящего песка. Хотя, возможно, чьи-то глаза были бы смехотворной наивностью, в любом случае абсолютно безвредными, жест Сони сделал ее из радости. И не обязательно потому, что ее гордость была слишком большой, чтобы страдать, а просто потому, что его реакция противоречила этому элементарному поведению «события в 2». Он даже не сказал бедному «Давай и я!», Если бы он слушал его? Скорее всего нет. Но он, безусловно, ценил этот жест, это «ты и я». На просторах неба, рухнувших над пустыней песчаных замков, он впервые убедительно понял, что чайки кричат, потому что они голодают, что только варварские фантазии в их бедности могут даровать свои летние дары и поэтично генерировать навыки. ... Весьма вероятно, что у его волосатых ног никогда не было бы никакой серьезной вины или слишком яркой кожи, даже даже разбавленной зеленой радужной оболочки ... Недобросовестный гигант (без занятия?) Лица, неизвестные людям. Вселенная собиралась до тех пор, пока никто не мог услышать его имя и не мог больше узнать своего соседа. И - хотя никто не помнил конкретную мать - все они плакали: новорожденные с инстинктом страха, одиночества, предопределенности.