Проза 4
Туфли
Сигарета ударилась о ветку березы, украшенную первыми листочками. Огонёк рассыпался на сотню золотистых искорок, напоминающих праздничный салют. На мгновение я забылась, словно под гипнозом, завороженная полетом сигареты, кувыркающейся между веток. Стоило огонькам исчезнуть, как липкое чувство отчаяния вновь заползло скользким червячком в мозг.
Я плюнула вниз с балкона, вкладывая в сгусток слюны всю накопившуюся злобу.
— Вы, что там, охренели! — Высокий визгливый голос, чем-то напомнивший Сережкин, раздался с земли.
Я бегло глянула вниз, заметив мужчину, брезгливо вытирающего свою лысину. Мгновенно возникший испуг, примчавшийся из далекого детства, заставил меня присесть, прячась в недрах балкона. Щеки горели от стыда.
— Понаехало тут свиней полный дом! — Мужчина кричал все громче, возбуждаясь с каждым новым словом.
Облицовка надежно скрыла меня от глаз пострадавшего. Сквозь небольшое отверстие было видно, как щурясь и строя злобные гримасы, он всматривается в высоту, ища среди многочисленных окон своего обидчика. Речь оплеванного мужика становилась все развязней и откровенней в ругательствах. Он обещал совершить с прячущимся трусом половой акт в извращенной форме, обзывал его человеком нетрадиционной ориентации и, наконец, добрался до оскорблений мамы.
Плохо говорить о маме, я не позволяла даже Сергею. Грудь сдавило так, что я засомневалась в способностях произнести хоть слово, но вышло наоборот. Сдавленный крик оказался таким пронзительным, что у меня заложило уши. Начав со слов “ты сам…” я повторила всю его матерщину, добавив еще пару всплывших из глубины сознания ругательств, касавшихся его мужского достоинства.
Крикун замер с открытым ртом, прекратив выражаться. Третий этаж позволял хорошо разглядеть удивление, медленно вытеснявшее с лица гнев. В довершение своих слов я вновь плюнула вниз. Слюны уже не было, и плевок получился скорее символическим.
На душе стало легче. Дьяволица, захватившая мой разум и тело, требовала продолжения психотерапии, вернее терапии психом.
Балконная дверь с треском распахнулась настежь. Я никогда еще не чувствовала себя такой смелой и уверенной в своих силах. “ Да, я отомщу этому козлу за нанесенную обиду. И месть моя будет страшной. А начну я, пожалуй…”
Взгляд пробежал по комнате в которой мы провели с Сергеем последние три года, как мне казалось, счастливой семейной жизни. закончившейся, когда Лариска гадюкой вползла в наши отношения.
Квартира мне ответила оскорбительной наглостью, выставляя напоказ многочисленные предметы, болезненно напоминавшие о муже.
Фотография на стене вопила, перебивая книги, сваленные на столике под лампой, подмигивающей желтым глазом с тонким намеком. — "Да, он изменил! Да, он тебе изменил! Он изменял тебе постоянно! Повесив рамочку с фотографией вашей пары на отдыхе, он бежал к Лариске! Швырнув недочитанную книгу, он мчался к Лариске! О ужас! Он трахал Лариску в свете этой лампы!"
— Молчать! — Я, зажав ладонями уши, словно это могло спасти от голосов, звучащих в голове, подбежала к зеркалу. Глаза, обрамленные темными кругами, казались больше обычного, смотрясь выразительно и загадочно, если бы не болезненная краснота, вызванная потоками слез.
— Я еще жива! Все у меня живы! Даже здоровы! Это хорошо! Это уже половина счастья. — Я посмотрела на фотографию. Влюбленный взгляд Сергея ласково погладил мою растерзанную душу, вызывая из потайного уголка чувство сожаления.
— Зачем я прогнала этого гада! — Слезы хлынули потоком, обжигая натертые до красноты щеки. Страх одиночества, сомнения в правильности своего разрыва с мужем, безмятежное счастливое прошлое, невольно повернули мою голову в сторону выключенного смартфона, валявшегося в кресле. Тягучее желание позвонить изгнанному мужу, сковало мышцы, вгоняя в ступор.
— Нет уж, хрен тебе! Умерла, так умерла. — Я повернулась к зеркалу, придавая слипшейся челке некое подобие объема. Слезы еще блестели на щеках, напоминая капельки дождя. Я подцепила одну каплю на палец, пристально глядя на выдавленный из меня бриллиантик, сверкающий в тусклом свете настольной лампы. Не понимая для чего, я слизнула этот кристаллик, почувствовав на языке едкий солоноватый вкус. Ужасно захотелось есть.
Холодильник с удовольствием продемонстрировал мне свои наполненные внутренности. Это изобилие покупал еще Сергей.
— Ну вот. Поесть что есть, значит все хорошо. С голоду не умру. — Произнесла я серьезным тоном, отрезая толстый кусок колбасы.
— Может повеситься? — Спросила я себя, посмотрев на люстру. — Лучше бы застрелиться, но нечем. Зарезаться я не могу — крови боюсь. Отравиться то же. С ядами не знакома. Вместо легкой смерти можно получить тяжелый понос. Хотя в этом есть смысл. Сергей с Лариской сдохнут от смеха, когда найдут меня тут мертвую и обосравшуюся.
Колбаса глоталась с трудом. Я взяла с полки последнюю банку Сережкиного пива, приятно охладившую горячую ладонь.
— Блядь! — Вырвалось у меня никогда не произносимое слово, вместе со сломавшимся ногтем, при попытке открыть пиво. — Точно, блядь! Лариска блядь! И Сергей блядь! И жизнь блядь! И я блядью стану-у-у…
Слезы вновь потекли из глаз. Недоеденная колбаса бесцветным фаршем вывалилась изо рта на пол.
Огромные глотки горьковатой холодной жидкости заткнули рот, вновь приводя меня в чувство. Я подошла к зеркалу, с вызовом обращаясь к своему отражению, теперь украшенному еще и красным носом.
— Давай учиться держать удар. Ничего не случилось. — Я допила пиво и с силой швырнула пустую банку на пол. Она пару раз подпрыгнула с глухим стуком и замерла, картинно выставляя пестрый бок. В голове начало шуметь и пришло некоторое расслабление.
— Подумаешь, этот кобель из рода кобелей макнул свой драгоценный членик в постороннюю дырочку. Что из этого? Макнули и забыли! Всё забыли! Даже прочитанную мной СМСку “Ты моя жизнь, а жена мой крест” — забыли! Ну и гад... Забыли! О… Нет… Вспомнила!
Я полезла в шифоньер, где в коробке из под обуви прятала от Сергея на всякий случай бутылку коньяка.
— Да! — Крик радости, вырвавшийся из глубины души, проник мне в уши и снова залез в душу, вызывая эйфорию. Маленькая бутылочка мирно лежала, уютно пристроившись между парой туфелек, поблескивавших многочисленными стразами органично вписывавшимися в золото нежнейшей кожи.
Аккуратно, чтобы не нанести ущерба туфлям, я вытащила коньяк. Плотно зажав в кулак пробку, я повернула ее тщательно наблюдая за ногтями. Пробка после непродолжительного сопротивления хрустнула, сигнализируя, что капитулирует вместе с охраняемым содержимым бутылки.
Жгучая ароматная жидкость с трудом проскочила в горло, встав комом посреди дороги. Я уселась перед зеркалом, наблюдая, как напряглись мышцы на лице, в предчувствии желудочного спазма.
— Что, задумалась? — Спросила я отражение. — Теперь ты у меня единственная подруга. Комок коньяка провалился в желудок, сигнализируя, разливающимся по телу теплом, о том, что все в порядке, можно расслабиться.
— Вот, выгнала я мужа. А кому от этого лучше? Муж ушел. Боль осталась. Кто сейчас радуется? Безусловно, Лариска, сука.
Я снова глотнула из бутылки. На этот раз коньяк проскочил, как простая вода.
— Он бы и рад вернуться. Не ухмыляйся рад, рад. Не веришь? Сейчас покажу. — Я, вытянувшись в струнку, подцепила двумя пальцами смартфон. — Гляди!
Засветившийся экран включенного смартфона отразился в зеркале. — Сорок два неотвеченных вызова! Вот так! — Я высунула язык, покрытый белый налетом, дразня свое отражение.
— Ты думаешь, у него был выбор? Не-е-е-т! Я все решила сама! Нахрена мне все время находиться в состоянии Мисс Марпл. Контролировать, проверять. Доверие-то, фук, исчезло. Все это полностью лишено смысла. Это, наконец, унизительно и невыносимо.
Я вновь сделала глоток из бутылки. С каждой новой порцией коньяка боль отодвигалась на задний план, вытесняемая безразличием и равнодушием.
— Нагажу сейчас Лариске. Позову мужа домой. Устрою ему радушный прием. Пламенный секс. Хрен с ним, что его хрен, побывал там где другие хрены бывали. Отмою, козла вонючего.
Я замерла над экраном смартфона, поднеся к нему палец.
С фотографии смотрел влюбленным взглядом Сергей. Я не могла видеть эти по-собачьи верные глаза, так подло меня предавшие. Рука безвольно опустилась, потянувшись к бутылке. Очередной глоток и порция спокойствия.
Я посмотрела на туфли, вспомнив, что мне их подарил Сергей. На удивление, он угадал с размером. Туфли были сшиты, как на меня. Открытый верх, состоящий из множества переплетенных в затейливую сеточку полосок кожи золотого цвета, обильно украшенных стразами. А самое главное магическая надпись Jimmy Choo, вызвавшая на лице Лариски болезненную бледность. Теперь-то я знаю почему. Наблядовалась, сука.
— Хрен тебе, не Серега. — Я нажала на экран смартфона, и придав голосу, как можно большее равнодушие, произнесла два слова. — Приходи, поговорим.
Я пристально разглядывала себя в зеркале, после проделанных манипуляций. Прическа не идеальная, но что-то соблазнительно-романтическое присутствует в этом непобежденном мной хаосе черных волос. Лицо слегка раскрасневшееся, что даже хорошо, с учетом предстоящего безудержного секса. Платье с самым большим декольте в моем гардеробе, непристойно демонстрирует выпирающую грудь. Туфли Jimmy Choo, слегка давят в мизинце правой ноги.
— Толи ноги распухли, толи Серега китайскую подделку подарил? — После его обмана, я была склонна думать все, что угодно.
Резкий сигнал звонка пчелой врезался в ухо, больно ужалив мозг. Я заглянула в глазок. Огромный букет цветов закрывал все пространство. Дождавшись третьего звонка, я театральным жестом открыла дверь.
Улыбка счастья, порхающая над букетом с цветами, слабо напоминала Сергея. Аккуратно уложенные волосы, говорили о его тщательной подготовке к встрече. Я чувствовала, как на моем лице расцветает умиление. Сергей был идеален. Красив, высок, ухожен. В темно-синем безупречном костюме… С длинным белым волосом, прилипшим на рукав.
Я больше не думала. Мое тело действовало самостоятельно, отдельно от мозга. Туфелька на правой ноге, кокетливо сверкнув стразами, врезалась Сергею между ног. Я почувствовала, как с треском рвутся кожаные ремешки, оставляя мою ступню босой.
Туфля застряла, запутавшись в складках брюк, скорчившегося от боли Сергея, озорно подмигивая стразами в районе ширинки.
Дверь захлопнулась, заглушая гулким эхом стоны моего бывшего мужа.
— Все-таки, китайское дерьмо подарил, козел. — Проскрежетала я сквозь зубы, чувствуя огромное облегчение, заполнявшее душу.