Когда кричат и кочуют птицы (Второй брат)
Цель публикации - сохранить текст на платформе блокчейн. После размещения буду дополнять публикацию фотографиями и другими сведениями. Дело в том, что раньше этот контент исчезал вместе с моими блогами и аккаунтами.
География этого документального рассказа охватывает полмира: Россия, Китай, Тибет, Бутан, Сикким, Непал, Индия, Америка, а также некоторые города и селения этих стран. Завершился путь в Вашингтоне, Нью-Джерси, США. Это место и обозначаю на карте.
* * *
В конце 50-ых и начале 60-ых годов прошлого столетия несколько лам-эмигрантов, во главе с калмыцким ламой Вангьялом, открыли в Америке тибетский центр Шедруб Линг. В числе многих их учениками стали виднейшие деятели Соединенных Штатов - политики, экономисты, деятели культуры и искусства. Среди них - Роберт Рупен, Динджи Андреев, Роберт и Ума Турман и многие другие. Одним из лам-учителей был уроженец местности Амитхаша Могойтуйского района Забайкальского края лхарамба-лама (высший сан в ламаисткой иерархии) Цыренов Даба-Самбу. Вероятно, он один из немногих лам России, достигший таких высот в буддийском учении и проповедовавший буддизм, пересекая страны и континенты. Цыренов Даба-Самбу - мой родной дядя. Четверо моих дядей после революции эмигрировали. Они ушли, бросив всё, нищими, в чужие страны - Китай, Индию, Афганистан, Америку, но покинули земную жизнь весьма богатыми и авторитетными людьми.
Ом-мани-бадме-хум!
_____________________________________
Рассказ (Вторая часть. Первая часть будет опубликована отдельно).
Второй брат
Как только после жестоких и жгучих стуж начнет оживать и оттаивать земля, а над степью покажутся первые перелетные птицы, изумительно тонко запахнет влагой и черемуховой корой на берегах сверкающих излук Онона, где раскинулось ламское селение Цугол, в центре которого брызжет золотом устремленный в небесную высь ослепительный монастырь. Земля парит, гремят колокольчики, сотни бритоголовых лам и хувараков в развевающихся красно-желтых одеждах, как посланники и проводники иных миров, запрокинув смуглые головы, провожают взглядами тысячи кричащих журавлей и гусей, кочующих над ними в чистой весенней лазури...
- Ты готов? - спросил вечером старый лама, сидевший где-то за множеством горящих лампад и золотых статуэток в струящемся сумраке просторного зала монастыря. Желтое пламя в лампадах подрагивало, воздух был овеян дыханием кадивших благовоний.
-Да, Учитель, - коротко ответил Даба-Самбу, молитвенно сложив ладони. Маленький и изящный в ламской одежде, в желтых бликах лампадных огней, он казался одной из статуэток.
- Иди. Помни, что остановившийся хоть на миг - потеряет силу инерции и никогда не достигнет цели... Не достигнет... цели...
Слова старого Учителя гулким эхом разнеслись в просторном зале и растворились в сумраке.
Яркая розовая каемка окрасила горизонт, когда Даба-Самбу открыл скрипучие ворота монастыря. Вслед за каемкой выплыл алый круг солнца с золотящимся нимбом и залил все вокруг теплом и сиянием, малиново замерцала река, порозовела степь.
Встретив солнце, Даба-Самбу легко зашагал по дороге. В голове было светло и благостно. Степь просыпалась: вдалеке слышались людские голоса, мычание коров, ржание коней и блеяние овец. Не останавливаясь, Даба-Самбу шел по утренней дороге. Он всегда ходил пешком по этой каменистой земле, через сопки, вдоль берега реки и железной дороги или, привычно срезая путь, по степи. Ночами он любил смотреть в звездное небо, а по утрам размышлял у чистых вод Онона. Учитель говорил, что одиночество - отечество человеческого духа и мысли, как и все на земле, мысль растет в одиночестве, и, если долго смотреть в бездну, бездна тоже посмотрит на человека. Даба-Самбу углубился в свои мысли, и утренние краски стали контрастнее и цветистее, запахи обострились.
- Даба-Самбу ходит по земле, а живет на небе! - неожиданно сказал откуда-то веселый брат Дамба-Дугар. - Он, как птица... как птица...
Слова брата, умноженные далеким эхом, испарились в воздухе. Даба-Самбу рассмеялся и зашагал быстрее. В небе появились низко плывущие тучи, медленно и плавно пролетел клин журавлей. По дороге проскрипело несколько телег, протарахтел на тарантасе русский мужик, недалеко подростки гонялись друг за другом и пасли овец с ягнятами. Клонясь в разные стороны в седле и бесшабашно распевая во все горло песню, промчался лихой наездник в бурятском малгае, видимо, еще пьяный после гулянки... На склонах сопок и в степи стояли серые юрты, скотные дворы и загоны.
Даба-Самбу вздохнул и огляделся. Монастырь, окаймленный белым прямоугольным окладом каменных стен, потонул за рыжеватыми сопками, обрывки рыхлых туч плыли по небу, обнажая бледную и струящуюся голубизну... Очень скоро Даба-Самбу отправится в далекий путь. Увидит ли он когда-нибудь Онон, зеленую ширь степи с рыжими отливами, эти серые юрты и сверкающий монастырь, где прошли его детские и юношеские годы? Наверное, комиссары запретят учение Будды и закроют монастырь. Учитель сказал, что в поступках новых властей нет постоянства и последовательности, следовательно, они не ценят мысль и человеческую жизнь. А небо и земля неизменны в своем движении к совершенству, непостоянны только несчастные люди, каждый из них хочет стать выше другого. Завтра стать выше самого себя сегодняшнего - вот цель всего, что рождается под солнцем! Любая травинка тянется к свету, растет вверх, а не наоборот. Это движение последовательно и неизменно.
В монастырь все чаще и чаще приходят комиссары, они говорят о равенстве и свободе. Но в равенстве не может быть свободы, а в свободе - равенства. Никого невозможно заставить быть похожим на другого!
Голова налилась мрачной тяжестью и тупой болью. Все, Даба-Самбу больше не будет думать о комиссарах и спорить с глупостью и злом. Горе тому, кто убедит глупца в своей истине, рано или поздно он будет уничтожен глупцом... А время и пространство вечны и прекрасны, надо двигаться в них, чтобы когда-нибудь услышать голос Великого Безмолвия и рассказать об этом людям. Даба-Самбу радостно рассмеялся и заспешил. Он перестал думать о комиссарах, и боль в голове прошла. То исчезая в ложбинах, то внезапно появляясь, замелькала в начинающей зеленеть степи красно-желтая ламская одежда...
-Даба-Самбу идет! - закричал вдруг Даши-Рабдан, всмотревшись в степь и, отвязав коня, поскакал, только полы старого тэрлика взметнулись черными крыльями.
- Наш хуварак ходит быстрее коня и никогда не устает, - рассмеялся Дамба-Дугар, вглядываясь в ровную голубизну горизонта и зеленеющую степь, где двигалось заалевшее пятно, похожее на степную сарану. Сестры, визжа, выбежали из юрт и побежали навстречу брату, мать вывела улыбающегося и совершенно ослепшего отца.
Вечером, перед дойкой коров, на стойбище зачадили дымокуры, а небо у горизонта стало светло-шафрановым, а чуть выше слегка зеленело, потом медленно начал разгораться малиновый пожар заката, сгустились запахи земли и навоза, смешавшиеся с благовониями богородской травы, зажженной матерью. Было празднично и весело. В юрте мягко пахло дымом аргала, в очаге пылал огонь. Мать с отцом ушли в свою юрту, а братья и сестры сидели вокруг очага. Искоса посматривая на брата-ламу, о чем-то перешептывались повзрослевшие сестры. Даба-Самбу сказал всем, что покидает родные края. Дамба-Дугар обрадовался и завидовал брату, который увидит много разных людей и стран. Ах, как жаль, что Дамба-Дугар не лама!
- Правильно! - ликовал он, похлопывая брата по плечу и заглядывая ему в лицо. - Зачем здесь киснуть? Иди!
Но Даши-Рабдан был печален, смутные думы блуждали на его светлом и мясистом лице. Наконец, не поднимая глаз, он спросил:
- Надолго ли ты оставишь нас, Даба-Самбу?
- Не знаю.. Мне надо много учиться. Учитель сказал, что я не должен останавливаться.
-А ты и без своего Учителя не остановишься! - рассмеялся Дамба-Дугар, толкнув локтем брата и снова заглянув ему в лицо.
- Куда же ты отправишься? - недовольно спросил Даши-Рабдан, стараясь сдерживать себя и не обращать внимания на непочтительные слова Дамба-Дугара.
- В Тибет.
- О, у нашего хуварака большая мечта и быстрые ноги. Он дойдет! - снова рассмеялся несносный Дамба-Дугар. Сестра заахали и испуганно всплеснули руками. О, Тибет! Это... Это ужасно далеко, туда ходят только умные и храбрые люди. Простые степняки, уставшие от тяжелой жизни, часто поют жалостливые песни о том, как тоскует сердце человека по далеким заснеженным горам и теплым долинам сказочного Тибета, где можно навсегда избавиться от страданий. Ахэ пойдет в Тибет! Широко раскрыв глаза, они почтительно смотрели на Даба-Самбу, и он подумал, что уже отстранился от них и скудной мечты семьи о пище и одежде. Он мысленно помолился, чтобы укрепиться в своем решении. Даба-Самбу всегда будет молиться за своих Шарланов!
- А нельзя ли учиться здесь? - снова после долгого молчания спросил Даши-Рабдан, даже не взглянув на брата.
- Ахэ, скоро здесь нельзя будет жить ламам, - быстро сказал Даба-Самбу, задумчиво смотря на пляшущие блики огня, при свете которых лица братьев и сестер отсвечивали жаркой медью.
- Все куда-то бегут... Многие буряты ушли в Китай и Монголию, - пробормотал Даши-Рабдан. - Мы бедные люди и никуда не уйдем.
- А зачем уходить? Воевать русские перестали, торговать снова начинают, - быстро и весело заговорил Дамба-Дугар. - Опять большие игры начинаются. У Намсарая третий день играют догойские и зугалайские картежники, Сандан снова быка проиграл, он никогда не научится играть! Кончилось плохое время...
Даба-Самбу улыбнулся и, быстро оглядев сидевших, как и он, поджав под себя ноги, братьев и сестер, сказал;
-Время тут ни при чем, время ни в чем не виновато. Человек живет хорошо и долго тогда, когда он уверен в другом человеке, а мы не знаем, что может случиться завтра, через год, что придумают русские люди утром и как они поступят вечером. Вот мы и изворачиваемся, как можем... Я не вижу настоящего.
- А что настоящее? - не унимался Дамба-Дугар, подавшись вперед и с жадным любопытством смотря на младшего брата, говорившего странные слова. Сестры тоже придвинулись к Даба-Самбу,
- Настоящее? Настоящее - то, что не кончается.
- Значит - солнце настоящее... или луна. А человек...
Даши-Рабдан молчал. Люди стали совсем другими, жизнь изменилась. Но простые степняки не смогут жить без лам и дацанов! Без них каждый станет делать то, что захочет. Что же тогда получится? Голова шла кругом, Даши-Рабдан ничего не мог понять. Но не ему изменять жизнь, а Даба-Самбу уйдет. Он умный и смелый парень, надо приготовить ему одежду, еды на дорогу. Еще не известно когда он вернется. Может быть, Шарланы больше никогда не увидят своего Даба-Самбу! Сердце Даши-Рабдана затосковало, он тупо смотрел в огонь, желтые блики расплывались перед глазами, как в тяжелом и больном сне, он слушал непонятный разговор братьев и быстрое перешептывание сестер... Огонь в очаге начал гаснуть, и, когда затрепетали горячим дыханием малиновые угли аргала, слабо освещавшие густой сумрак, Даба-Самбу внезапно встал и отправился в юрту родителей, где он всегда ночевал.
Проснулся Даши-Рабдан от холода и смутной тревоги. Войлок дымохода был откинут, в далеком клочке неба мерцали бледные звезды. Он выглянул из-под овчинного одеяла. Дамба-Дугар и сестры спали, из щелей подоткнутых одеял и тэрликов поднимался пар. Перед старой божницей тускло горели лампады, ниже поблескивала голова Даба-Самбу. Брат молился. Значит, это он открыл дымоход. Неужели он не спал и молился всю ночь? Стараясь не мешать брату, Даши-Рабдан стал одеваться.
После полудня Шарланы отправилась на станцию. Братья ехали верхом, а сестры и Даба-Самбу - на телеге. Отец понюхал голову Даба-Самбу и, как бы запоминая, провел руками по его лицу, потом тяжело вздохнул и прошептал какое-то заклинание. Мать долго брызгала молоко вслед отъезжающим, уже и телега, и верховые скрылись за ближним бугром, а мать с отцом все еще стояли у юрты.
Над зеленеющей степью летели птицы, шумели белоствольные березовые рощи, над юртами вились струйки дыма, сопки плыли в голубом тумане. Даба-Самбу оглядывал родные места и шептал слова молитвы. Братья и сестры молчали.
На станции было много людей, груженых подвод, высоко вскидывали маленькие головы верблюды, стояли привязанные кони. Пыль и дым не успевали оседать. Шарланов ждали четверо молодых лам, тоже решивших идти в Тибет. Вдруг вдали показался черный паровоз, люди закричали и засуетились, с грохотом и свистом простучал мимо них состав, резко качнувшись, остановились вагоны. Даба-Самбу и его друзья один за другим поднялись в тамбур, не обращая внимания на любопытные взгляды пассажиров. Вдоль состава прошли военные и чумазые рабочие. Из окна вагона Даба-Самбу улыбнулся братьям и сестрам, стоявшим унылой шеренгой на перроне в своих бурятских тэрликах и малгаях, крепко держась за руки. Светлолицые и смуглые, волосы каждого отливают желтизной: Даши-Рабдан, Дамба-Дугар, Пагма, Долсон, Дулма, Долгоржап и шестилетняя Бутит. Они впились глазами в окна вагона и тревожно смотрели на Даба-Самбу.
Паровоз заголосил, зафырчал, с лязгом дернулся состав, вагоны медленно поплыли. Даба-Самбу махнул рукой братьям и сестрам, шагнувшим вслед за его вагоном, замахав малгаями и что-то неслышно крича. Потом они побежали, путаясь в полах тэрликов, в последний раз мелькнули их взволнованные лица и исчезли. С той поры Даба-Самбу никогда не видел своих Шарланов, в памяти его они все бежали за окном набиравшего скорость вагона.
Много раз комиссары и чекисты спрашивали Даши-Рабдана о Даба-Самбу, но он ничего не мог сказать о своем брате. С того памятного дня Шарланы никогда и никому не говорили о Даба-Самбу, в памяти их он махал рукой и улыбался за окном вагона. Изредка, собравшись у семейного очага, они осмеливались вспоминать о нем и исчезнувшем Дамба-Дугаре, хотя Даши-Рабдан запретил сестрам упоминать их имена.
Страна спуталась колючей проволокой. Буряты с боями прорывались через пограничные кордоны, многие из них падали, сраженные пулеметными очередями, по взлохмаченной степи мчались оседланные кони без седоков. Но случалось, что с той стороны, редко и тайком, пробирались в родные края смельчаки. Доходили вести и до Даши-Рабдана.
Люди говорили, что Даба-Самбу живет среди китайских бурят в местном дацане, что тамошний народ шибко уважает Шарлан Даба-Самбу, который молится за счастье и здравие всех. В 1928 году в маньчжурские степи с боями ворвались красные кавалеристы. Потом туда пришли японцы. Среди русских и бурят Китая шныряли сталинские сексоты и провокаторы, запоминая всех, кто покинул Россию. За шпионами рано или поздно наступает армия...
Прошли годы и люди сказали Даши-Рабдану, что его брат Даба-Самбу отправился в Тибет. Сердце Даши-Рабдана тосковало и радовалось, ведь если Шарланы начинают что-нибудь делать, то не могут остановиться. Он видел в беспокойных снах своего маленького брата в красно-желтой одежде, шедшего от горизонта до горизонта.
Даба-Самбу прошел по Северному Китаю, пересек Внутреннюю Монголию, алашаньские и цайдамские пустыни, и дошел до озера Кукунор, страны Амдо, родины великого Цзонхавы. Не останавливаясь, он шел все дальше и дальше. Его схватили китайские жандармы. Три года Даба-Самбу размышлял и молился в страшной, инквизиторской, тюрьме, находя, что это очень удобное место для совершенствования духа и тела. Но его отпустили.
Он шел один, а иногда с другими паломниками. Его не поддерживало никакое государство, никто не снаряжал в дорогу, не снабжал деньгами и рекомендательными письмами. Он не был связан ни с какой организацией, кроме земли и неба. Для того чтобы быть счастливым он, как и всякий свободный человек, не нуждался в стимулах и поощрениях. Он был настоящим ламой и буддистом-паломником! Маленький и сильный, он быстро шагал по знойным пескам, переходил через болота, горы и реки, ночами по-прежнему смотрел на звезды, а по утрам размышлял у водной глади. Он не бежал от зла, ибо оно повсюду... Зло нельзя победить или перехитрить, никакие уловки и ухищрения не остановят его колесо кроме чистой совести и веры, обогащающих своей чистотой атмосферу для окружающих!.. Дух Даба-Самбу крепчал с каждым днем.
С вершины снежного перевала ему открылся ослепительный дворец Потала, внизу была - Лхаса. Позже он содрогнулся, узрев потаенные глубины человеческого невежества и суеверия, но от этого его сердце стало только сострадательнее и мудрее. Теперь он постигал непрерывно. Практикуя буддизм, он вошел в святая святых Учения и открыл иные миры. Созерцая ночами звезды, он думал, что все религии мира - это лучшие иллюстрации человечества к величайшей тайне мироздания, ведущие человека к истинной свободе духа; но ни одна истина не должна останавливать человека на этом пути...
Через много лет Даши-Рабдан узнал, что его брат дошел до Тибета и побывал в крупнейших буддийских монастырях, где учился и молился за счастье и здравие всех... Он молился в горах Бутана, Непала, Сиккима и восемь лет провел в совершенном отшельничестве в каменной келье. Оттуда вышел легким и просветленным, он услышал голос Великого Безмолвия и открыл Дверь в Свободу!.. То, что мы знаем - это наше знание, то, чего мы пока не знаем - наша тайна, но знание одного - пока еще тайна для другого, движение это бесконечно, а некоторые ушли в своем познании и совершенствовании так далеко, что только свет, исходящий от них, озаряет мглу человеческого сознания...
Блестяще сдав выпускные экзамены в буддийской академии, Даба-Самбу получил высшую ученую степень, венчающую систему ламаистской иерархии. В конце пятидесятых годов он написал Шарланам из Индии, в начале шестидесятых - из Америки. Он был живым человеком и тосковал по родине, Цугольскому монастырю, по своим Шарланам - Даши-Рабдану, Дамба-Дугару, Пагме, Долсон, Дулме, Долгоржап, Бутит, Дашиниме, расспрашивал о племянниках. Его письма написаны на старомонгольском и английском. Я отправил ему фотографию опустевшего и полуразрушенного Цугольского дацана, он ответил, что сердце его полно любовью и воспоминаниями, а Цугол теперь всегда перед его глазами.
- О, Даба-Самбу неутомим! - воскликнул как-то старый лама, приехавший в конце восьмидесятых годов из Китая. - Нас было несколько бурят. Однажды Даба-Самбу сказал, что Тибет ожидают большие беды, и показал на горные вершины, покрытые снегами и льдом, предлагая перейти их. Но мы испугались, а Даба-Самбу рассмеялся и ушел.
Тридцать лет он прожил в Америке. Оттуда писал, что вместе с калмыцким ламой Вангьялом и другими ламами он открывает американским студентам буддизм в тибетском учебном центре, который был основан ламой Вангьялом в Нью-Джерси. Вместе со своими студентами они переводили с тибетского на английский буддийскую литературу.
Много лет я думал о Даба-Самбу и теперь могу сказать: он не зависел от времени и пространства настолько, насколько это возможно человеку вообще; суетливой и малой мечте большинства он противопоставил великую мечту созидания духа и разума, мечту совершенствования импульсов сознания до непрерывного потока; он зародил в одних и увеличил в других внутреннюю независимость, а, следовательно и способность мыслить, без которой человек никогда не будет счастлив.
Когда в январе 1991 года окончился земной путь Даба-Самбу, Далай-Лама провел специальный молебен, где собралось множество учеников бывшего хуварака Цугольского дацана. Через год после этого события мои друзья привезли мне из Америки, тибетского буддийского учебного центра Шедруб Лин, буклеты с портретами Даба-Самбу и английскими текстами. Я перевел их на русский язык, открыв для себя и других своего нагасу и его жизнеописание. Вот один из текстов - верлибр, сложенный его учеником и последователем:
Великий лама, геше Даба-Самбу,
Сын мудрых Будд, дитя небесных ханов,
Монгольская звезда, божественная комета,
Которая кружила в наших жизнях
И исторических вихрях десятилетиями,
Орошая светом простой чистоты,
Украшая религиозной сладостью,
Животворящую сущность континентов
И гравитацию людских судеб!
О, Учитель, в свои последние земные месяцы
Вы продолжали делиться словами чистой жизни,
Учением Будды, Ваджрахары и более...
Наша связь росла непрерывно и временами становилась
Настолько тонкой, что иногда мы
Переставали понимать безбрежность Махаяны.
Сегодня в нашей печали мы говорим:
"Добрый День и Добрая Ночь",
Ожидая и готовясь к великой потере.
Теперь мы крепки и не потеряем зрение,
Ведь через Вас, нашего учителя, даны нам глаза Атиши.
Теперь мы видим и всегда будем видеть,
Что глубина и безбрежность человеческого счастья -
Вне библиотек и ошибочных понятий сумасшедшего большинства.
Вы открыли нас! Перед нами -
Пространственно и постоянство великого движения.
Мы любим! Мы - в безбрежности голубого неба,
В старости и вечной новизне галактик,
В неизменности и неограниченности пути.
Учитель! Вы пылали и будете светить.
И, несмотря на наши восприимчивые колебания,
Озарять в наших умах сферы Будды и стремления
Украшать ступени Учения драгоценными камнями знаний
И падающими дождем цветами наших судеб.
Геше, Лама и Учитель, Вы открыли нас!
Это навсегда: "Добрый День и Добрая Ночь".
Ом Мани Бадме Хум.
Джон Брзостоски. Январь 1991 года.
Вашингтон, Нью-Джерси.
Постигая смысл этих строк, я вижу Далай-ламу и множество американцев, окруживших в ночи пылающий костер, где плавится уставшая плоть великого ламы, и душа его, не омраченная ни одним плотским желанием, возносится в небо... А весной или осенью, когда кричат и кочуют птицы, я просыпаюсь ночью от теплого прикосновения, но в комнате никого нет. Неужели это он?
Помню, после проповеди, Далай-лама раздал всем по стеблю неизвестного растения, посоветовав положить его на ночь вдоль позвоночника. Я так и сделал. Снился мне сон: мускулистые бритоголовые ламы в красно-желтых одеждах поднимались по скалистым кручам к ледниковым вершинам, а я - сидел у подножия гор в окружении болтунов и бездельников, но внезапно один из лам оглянулся и, улыбнувшись, позвал меня за собой...
Неужели это он? Когда кричат и кочуют птицы, а луна заливает степь серебряно-зеленым сиянием, демонический ангел поэзии уносит мою душу в сладостные выси, но рушится за это время мое бытие и страдает сердце. Именно тогда я слышу из струящегося сумрака ласковый голос: "Да будет у тебя устремленность к делу, но никогда к его плодам, да не будет плод действия твоим побуждением... Для не имеющего творческой мысли нет мира, а для не имеющего мира - откуда быть счастью? If you want a thing well done do it yourself"... Слова тают в лунном сиянии, но я помню первые и мысленно перевожу последние: "Если хочешь сделать что-нибудь хорошо, сделай сам (самостоятельно)". Теплое дуновение овевает мой лоб, сон мой после этого спокоен и крепок.
Неужели это он? Кто знает, может быть с ветрами или птицами душа Даба-Самбу вернулась домой и витает над нами и Цуголом, который он покинул юношей на рассвете?
О двух моих нагасах боялись громко говорить в нашей родословной...
Декабрь 1998 года.
___________________________________________________
Основатель Тибетского Дома Роберт Турман (отец Умы Турман) в одном из своих интервью сообщил, что встречал геше Даба-Самбу до США, ещё в конце 1950-х годов в Варанаси (Бенарес) в Санскритском университете, где преподавал Даба-Самбу. В Америку, видимо, он отправился оттуда по приглашению Вангьяла.
13 июля 2007 года в Калмыкии была поставлена буддийская ступа Геше Вангьялу на правительственном уровне.
2 ноября 2007 года в поселке Могойтуй Читинской области была поставлена буддийская ступа Геше Даба-Самбу.
Ступу поставили мы - племянники Даба-Самбу...
Америка - страна, где каких-то сорок-пятьдесят лет назад были расисты и ку-клукс-клан, общества Джона Берча, сегодня самая веротерпимая и дружественная страна, где живут представители всех народов мира. Как это случилось? Есть, наверное, в этом огромная заслуга многих буддийских лам. Геше Вангьял и геше Даба-Самбу были одними из первых буддистов, показавшими на континентах планеты иные варианты видения мира и человека в нем. Пройдя через страны и континенты, каждый из них вернулся домой.
На снимках:
Далай-лама XIV сопровождает старого геше Геше-Даба Самбу. США. Нью-Джерси.
1970-е года. США. Видимо, Нью-Джерси, калмыцкая община. В центре (слева направо): Далай-лама, геше Вангьял, геше Даба-Самбу, за ними (возможно) Роберт Турман.
Субурган (ступа) на Родине Даба-Самбу - село Могойтуй Забайкальского края, недалеко от Амитхаши, где родился Даба-Самбу и Цугола, откуда он ушёл...
___________________________________________
Примечания: 1. Нагаса - брат матери, 2. Хамхул - перекати-поле, 3. Шарланы - рыжеватые, 4. Хуварак - монастырский послушник
Рассказ имеется на: Проза.ру, Ешедругпа
____________________________________________
Подписывайтесь на мой блог! @azarovskiy - это уникальность всегда, везде и во всём!