Травы и космодромы Николая Тряпкина

Космос трав не менее интересен, чем глобальный космос, куда врываются ракеты – с отстроенных, мощных космодромов.
Николай Тряпки слышал много различных гулов пространства, умея, обработав их сигналы точным и тонким стихом, свести в единства, давая панорамы выпуклые и объёмные, играющие красками и насыщенные смыслами.

Где-то есть космодромы,
Где-то есть космодромы.
И над миром проходят всесветные громы.
И, внезапно издав ураганные гаммы,
Улетают с земли эти странные храмы,
Эти грозные стрелы из дыма и звука,
Что спускаются кем-то с какого-то лука…

Тут разные цивилизационные линии точно соединяются, обозначаясь и ветхой, но не дряхлеющей древностью храмов, и ураганами гамм, и ракетами, что под пером поэта превращаются в стрелы из дыма и звука…
Не колоссальный ли, безвестный лук некогда запустил всё цивилизационное движение?
Громы поэзии мирные, разумеется, и стихи Тряпкина, связанные с камельком, с деревней, с народными поверьями и преданиями – отдают теплотою только что испечённого хлеба и питательностью только что надоенного молока – при том, что деревня, уже в годы жизни Тряпкина, была изрядно подъедаема городской смертью.
Он – изошёл из деревни: Николай Тряпкин, связи его: звуковые, цветовые, тонко-смысловые с Н. Клюевым очевидны, но палитра Тряпкина совершенно иная: она уже соединена со вселенскостью мировосприятия, с прорывами в космические бездны, с жаждой прикоснуться к бесконечному сознанию вечности.
И даже через элегическое посещение кладбища прорастает совершенно неожиданная трава мысли:

И только слышишь - скрипнул коростель.
Да чуешь гул со сводов мирозданья...
И вот - стучит бессменная капель:
Ни имени, ни отчества. Ни званья.

Тут и осознание условности всякой известности: и действительно – стихи Тряпкина уходили в народ, делались народными.
Слова круглы и сильны, ибо и хранитель языка вырастает у него до вселенских размеров:

Где-то там, в полуночном свеченье,
Над землёй, промерцавшей на миг,
Поднимается древним виденьем
Необъятный, как небо, старик.

И над грохотом рек многоводных
Исполинская держит рука
Хатулище понятий народных
И державный кошель языка.

И хотя стихотворение посвящено Далю, касается оно тайных бездн, из которых исходит сам язык, одушевляя людей не менее, чем сложнейшая, не поддающаяся изучению субстанция под названием «душа».
И язык Н. Тряпкина становился космическим, вбирая современность, крепчая вечным, одолевая тленное, хотя и касаясь его; язык его разрастался до вселенских размеров, беря исток и связанный до конца с необычайностью и величием русской стихии.

Александр Балтин