Данилевский (1822 - 1885): Особый путь здорового человека, часть 5 (о зарождении американской исключительности)

Если главной причиной противостояния между Западной Европой и Россией является противодействие их интересов, по сравнению с которыми все остальное отходит на второй план, то и главным фактором, препятствующим России достичь главенствующего положения как на континенте, так и в мире, становятся географические точки, где происходит их наиболее острое соприкосновение. Пропускная способность проливов, влияние дислокации европейских флотов на политику, географическая удаленность, — каждый из этих параметров занимает свою позицию в предложенной автором формуле славянской гегемонии. Почему Данилевского и считают отцом русской геополитики в изначальном, челленовском смысле этого понятия. С этих позиций сам панславизм есть не что иное, как правовая претензия на установление русского владычества в Восточной Европе.
Ради большей оправданности и корректности этой претензии Николаю Яковлевичу пришлось выписать и русских, и славян вообще из «европейской цивилизации». Выглядит ли подобный ход адекватно сегодня? Если о первых из-за столетней промывки мозгов еще может быть спор (с заведомо очевидным для понимающих людей результатом), то отрицать европейскость чехов или словаков, которые подходят под ее общеупотребительное определение, с какой стороны ни посмотри — абсурд. Данилевский, по сути, вычеркнул из Европы всю ее восточную часть. Сталкиваясь с привычкой отечественной интеллигенции воспринимать историю Российской Империи в контексте «одной из европейских держав», Данилевский как бы задался вопросом «всего лишь?» и ответил на него твердым «нет», ожидая для России куда более грандиозных задач: слишком тесна для нее германо-романская цивилизация.
Мы привыкли воспринимать разговоры об особом пути России как апологию отказа от западной культуры, западной «бездуховности» и «гниения», от которого нужно отгородиться, отречься и, желательно, вообще забыть. Но особый путь, провозглашаемый в «России и Европе», имеет другое наклонение: мешать сплочению европейских игроков, вклиниваясь в их распри ради собственных интересов, в орбиту которых нужно включить все славянство; стать сильнее Европы, богаче, образованнее, культурнее, покорив ее пространство от восточного склона Альп до нижнего течения Эльбы, превратив Черное море в свое «внутреннее озеро». Конечно, сегодня в националистическом лагере о таких перспективах не говорят даже отпетые оптимисты.
Итак, нивелировав действие всех четырех поддающихся устранению искажений, мы имеем следующий взгляд на будущее России. Н.Я. Данилевский обобщил идею, которой не чуждо просвещение, которая симпатизирует достижениям молодой Америки, которая воспринимает церковь как средство, а не цель, и которая требует от России гегемонии на Европейском континенте, причем в смысле не только политическом, но и культурном. Такой взгляд на славянофильство, одетое несколькими уровнями пропаганды в крестьянское рубище, может показаться новым и довольно неожиданным. Но именно эти положения были единственно возможны для тех исторических условий, в которых они были приняты. Осталась, однако, последняя линза — национальный миф, от влияния которого избавиться нельзя. Так как речь здесь заходит о русских национальных интересах, нам априори невозможно добиться непредвзятого взгляда на панславизм.
Мы можем, однако, учитывать эту предвзятость, и переходя к самой существенной части вопроса — как нам следует воспринимать сегодня — сделать поправку, сравнив идеи Данилевского с аналогичными по времени появления и внутреннему содержанию. С идеями, принадлежащими народу со схожей историей, географическим положением и менталитетом, к тому же не враждебного панславизму. Интереснее всего было бы, просуществуй эта параллельная доктрина до наших дней.
Нет более подходящего кандидата для такого сравнения, чем теория американской исключительности.

Теория русской исключительности (№2)

Есть одна особая деталь, отличающая теорию исключительности от стандартных националистических представлений. Все они так или иначе складывались в условиях мобилизации населения государством и практически всегда брали свое начало в военной пропаганде. Для нас сейчас не имеют значения нюансы, важные только для узкой прослойки национальной интеллигенции. Если брать тезисы, рассчитанные на объект — национальное большинство, то они максимально просты:

«Мы едины». История и культура наша нивелируют классовые и сословные противоречия, а наша идентичность делает нас людьми в высшем смысле этого слова.
«Мы особенные». И особняком не только стоим, но и мыслим, действуем, чувствуем и верим как никто другой.
«Поэтому у нас есть враги». И они стремятся во что бы то ни стало уничтожить нашу самостоятельность и растворить в себе нашу самость.
«Но мы правы…» Любая наша экспансия за весь период исторического развития была оправдана жизненной необходимостью. Все наши границы священны, а все территории принадлежат нам по праву. Любое военное или дипломатическое предприятие наше, выходящее за рамки этой необходимости, было вызвано либо интригами наших врагов, либо временными заблуждениями наших правителей.
«…и мы победим». За нами будущее, в котором все наши неповторимые качества непременно должны раскрыться как никогда ранее, что поведет нас в эру благоденствия.
Каждая глава, даже больше того — каждая мысль Николая Яковлевича аргументируют эти позиции (единства, особенности, противостояния, правоты и светлого будущего). Так что, несомненно, «Россия и Европа» — произведение пропагандистское. Даже несмотря на средний для того времени тираж, до кого нужно посыл дошел, и вот уже Достоевский называет ее «настольной книгой каждого русского». Добавим, что значительная часть авторских положений о (не)комплиментарности тех или иных европейских народов опирается на полную мифологем медиевистику, а некоторые выводы Данилевского и вовсе не выдерживают никакой критики. К примеру, вступившего на стороне России в Седьмую русско-турецкую войну (или Восьмую австро-турецкую — кому как удобнее) Иосифа II философ смело называет «антиавстрийским императором». Напомню, что это был один из наиболее просвещенных монархов Европы, некоторые решения которого исполняются в Австрии и сегодня. Но ведь панславизм интересен не своей научностью, а как система смыслов, как панегирик российской истории и оправдание русских внешнеполитических задач. И своей особой чертой, превращающей его из декларации независимости славянства в идею русской исключительности, — неприкрытой претензией на мировое господство.

Боту, первоисточник https://sputnikipogrom.com/philosophy/44538/danilevsky/