Как 100 рублей помогли изменить мир?

Николай Левшиц: «В жизни ни за какие деньги ты не купишь ощущение внутри себя, что ты сделал что-то хорошее и кому-то помог».

Могут ли 100 рублей кому-то помочь? Сколько человек в России занимается благотворительностью? Как отличить честный фонд от мошенников? Об этом и многом другом мы поговорили с менеджером по связям с общественностью фонда «Нужна помощь» Николаем Левшицем.

- Когда я в первый раз попал на Ваш сайт, я увидел, что это, с одной стороны, благотворительный фонд, а с другой – сообщество журналистов. Для чего нужна такая структура и какую роль в деятельности фонда играют журналисты?
- Мы, как организация, занимающаяся не прямой, адресной, помощью, а ставящая себе цель развивать структурные проекты и делать системную, умную благотворительность, глобально подошли к этому вопросу. Из-за этого нам бывает сложно так сразу объяснить некоторые аспекты своей деятельности. Здесь человек должен быть сам замотивирован, чтобы посмотреть тексты журналистов, которые мы публикуем. Мы стараемся делать их интересными, чтобы заходя туда, человек остановился, зацепился за что-то и начал читать, начал смотреть, а дальше уже, может, зашел в следующую вкладку, посмотрел, как нам пожертвовать, посмотрел, чем мы занимаемся. Когда проект только открывался, у нас было такое видение нашей задачи.

- Можете привести какие-то конкретные примеры участия известных журналистов в проекте?
- Мы сейчас снимаем ролики. У нас вышло уже пять и три еще монтируется. Ролики с известными людьми. Среди них Акунин, Парфенов, всемирно известный Ник Вуйчич, который недавно приезжал в Россию. Нам пришлось потратить немало денег на продвижение его приезда, чтобы он согласился дать нам интервью, такой вот у нас был бартер. Нам потребовалась нормальная съёмочная группа, монтаж… Есть миф, что благотворителям всё дают бесплатно. Бывает и так, но далеко не всегда. Обо всём приходится просить, обо всём приходится уговаривать. Чаще всего люди дают скидку, но бесплатно они не всегда могут что-то выделить, так как им тоже нужно на что-то жить, времена у нас сейчас тяжелые. Но видео себя всё же себя оправдывают, видео с Леонидом Парфеновым, например, принесло нам порядка 150 тысяч ежемесячных пожертвований.

- Если говорить об аудитории, на которую направлена благотворительность, то что это за люди?
- Самые разные. Мы принимаем заявки через сайт, у нас есть специальная анкета для этого. Также мы в различные региональные СМИ отправляем пресс-релизы о том, что «Нужна помощь» ищет фонды, инициативы, которым нужно собрать денег, помочь. Мы оцениваем их по разным критериям. Самое важное – чтобы проект предоставил отчетность, чтобы он предоставил смету, на что мы собираем деньги. И крайне важно, что будет фонд делать потом: как он будет развиваться, как он будет жить и как он будет использовать наши деньги для развития его эффективности. И еще что важно, чтобы это были деньги на помощь многим людям. Например, фонд «Право матери» занимается поддержкой матерей, у которых дети погибли в мирное время в армии: дедовщина, частные случаи, неважно. Фонд поддерживает матерей, создает какое-то сообщество, не дает им уйти в себя, оказывают психологическую, юридическую поддержу. Мы активно им помогаем, даем деньги на суды, на административные расходы и так далее. Также мы недавно приобрели лошадей в центр при Казанском ипподроме, центр, который занимается детьми с ДЦП. Скольким детям эти лошади помогут! Сколько детей в течение нескольких лет будут заниматься иппотерапией на этих лошадях с инструкторами? Очень многие, не один ребенок, не два, а сотни. Кстати, на этот счет есть большая проблема, что люди не готовы помогать взрослым. Очень многие люди готовы жертвовать деньги на детей, и многие организации помогают детям, а взрослым, допустим, пострадавшим на пожаре, не помогают. Думают: «ну это же взрослые, они сами себе помогут».

- В одном из разделов сайта есть информация о фонде «Мозаика счастья». Основной же сайт называется «Нужна помощь». Какое место в нем занимает «Мозаика счастья»?
- «Мозаика счастья» - это юридическое лицо нашего проекта, оно зарегистрировано в Минюсте, регулярно отчитывается. Проект «Нужна помощь» существует в рамках «Мозаики счастья».

- То есть «Мозаика счастья» - это сам фонд, а «Нужна помощь» - проект в рамках «Мозаики…», который привлекает туда средства и делает это посредством журналистов и их историй, да?
- Да. У нас был проект «Благотворительные гастроли». Мы побывали в нескольких городах, собирали экспертов в благотворительной и социальной сфере. Собирали в разных городах: в Казани, в Костроме, в Калининграде. Проводили там обучение, рассказывали им начиная с самых простых вещей (как завести Яндекс-кошелёк, как пользоваться СМС-пожертвованиями) заканчивая глобальными вещами (написание текстов, выстраивание структуры фонда, его концепции и так далее). Были у нас и такие проекты. «Нужна помощь» больше известен как домен, как сайт.

- Я знаю много благотворительных проектов, но это, наверное, первый онлайн-проект с системой автоматических ежемесячных пожертвований…
- Нет, существовали и раньше онлайн-платежи, они были, к примеру, у фонда «Подари жизнь». Мы, наверно, одни из первых, кто начал активно это продвигать. Мы подсмотрели соответствующий опыт у Европы, Америки, понаблюдали за тем, как эта система работает. Часто бывает, что человек выбирает себе определенную сферу, определенную область, и в ней активно участвует, жертвует в нее деньги. Кто-то выбирает себе экологию, кто-то выбирает себе защиту животных, кто-то помогает людям с определенным заболеванием, кто-то – пожилым людям. И вот с этой организацией он работает всю жизнь, начиная с колледжа/университета. У нас всё немного шире, такова специфика самой организации… Но из-за того, что сумма пожертвований небольшая, можно попробовать, можно посмотреть, как это работает. Люди привлекаются, увлекаются, рассказывают друзьям. В последнее время всё больше людей стало заниматься благотворительностью, я видел несколько раз, как организации занимаются регулярной подпиской.

- Как на Ваш взгляд, приносят ли эти регулярные платежи по 100, 200, 500 рублей какую-то ощутимую пользу, или благотворительность – дело богатых филантропов, которые могут влить разом значительную сумму?
- Любая помощь нужна, любая помощь важна. Абсолютно неважно, сколько это будет: 100 рублей или миллион рублей. Главное, чтобы это делалось искренне человеком. Всего 8% жителей России жертвовали в благотворительные фонды. Более половины жителей вообще не доверяют благотворительным организациям.

- Особенно после прошлого российского опыта…
- В СССР вообще не было такой практики. Был Красный крест, какие-то там марочки люди покупали, но это было под эгидой «спаси родной комсомол» и так далее…

- Я имею в виду, что у людей какие-то сборы и фонды вызывают еще ассоциации с какими-то мошенниками вроде МММ…
- Очень много мошенников и недобросовестных ассоциаций. Поэтому, когда мы общаемся с людьми, я всегда говорю, что наша организация – это замечательная возможность подписаться на небольшую сумму, например, 100 рублей, и посмотреть, как всё устроено. Вам придёт отчёт в конце месяца, например, о том, что ваши 100 рублей совместно с еще несколькими тысячами сделали за месяц то-то и то-то, помогли таким-то людям. Тогда вы увидите, что это работает. Когда люди жертвуют, неважно, нам или кому-то другому, они обязательно должны просматривать раздел отчетов. Он должен быть актуален, он должен быть наполнен, чтобы вызывать у людей доверие.

- Да. Мне понравилась на сайте страничка отчетности, где детально расписывается доля расходов и то, что она позволяет видеть достаточно прозрачно, куда были направлены средства. Я также просмотрел комментарии пользователей сайта и отметил, что они часто задают вопросы насчет высокого уровня расходов на административную деятельность фонда. Как вы это можете прокомментировать?
- Совершенно нормальный, совершенно рабочий вопрос. Почему мы считаем, что благотворительность – это бесплатно? Люди, работающие в благотворительных фондах – такие же, как и врачи, как учителя и водители. У них есть семьи и их труд должен достойно оплачиваться. Они делают свою работу ежедневно, делают ее профессионально и получают за это зарплату. При этом вы можете с каждого из них, с меня, например, спросить отчет, что я за это время сделал? Зарплата – это система мотивации. Очень часто у нас проваливаются проекты, когда люди сидят в офисах, занимаются нелюбимой работой и делают ее абы как. Мы же тщательно подбираем людей и считаем, что люди должны получать нормальную зарплату. Административные расходы включают в себя и аренду помещений, и зарплату, и интернет, и телефон. Я сейчас, например, устанавливаю связи с региональными СМИ и делаю огромное количество междугородних звонков. Как-то нужно ведь это оплачивать, чтобы мы дальше помогали людям. Ещё один пример – реклама в соцсетях. Для нас недавно писал Владимир Владимирович Познер о помощи лаборатории в Питере, которая занимается онкологией. Так вот, если мы делаем хороший текст с приличным автором и потратим 20 тысяч на рекламу, то мы можем привлечь 100 тысяч в фонд, чтобы помочь людям. Мы можем это сделать и, наверно, логично так поступить. Это те же административные расходы. И так во многом. Командировки те же, например: мы ездили в ту питерскую лабораторию, сделали фоторепортаж, небольшой ролик, и теперь люди могут наглядно посмотреть, пожертвовать и так далее.

- Могут ли у фонда/проекта быть какие-то взаимоотношения с государством, какая-то поддержка от него, помощь на региональном уровне, федеральном? Какое-то лоббирование, может быть?
- Мы всё же стараемся работать на частных пожертвованиях. Это надёжнее, понятнее и проще. С государством тяжело, так как для этого нужно иметь в организации отдельного человека, который будет заниматься подачей заявок на гранты, какими-то связями с госорганами, с исполнительной властью на местах… Да, бывали у нас примеры, когда, допустим, мы гастроли устраивали, нам администрации дали помещение, такое простое взаимодействие. Какого-то глобального взаимодействия с государством у нас нет, потому что в некотором смысле мы – конкуренты действующих органов. Министерства здравоохранения, министерства социального развития. Очень часто есть большая ревность, так как какие-то проблемы скрываются, а мы их решаем. Но при этом мы никак себя не противопоставляем государству, мы готовы к сотрудничеству. Просто с той стороны не так часто поступают предложения.

- Наверно, их туда очень сложно продвигать.
- Да, к тому же штат у нас не очень большой, и заниматься этим особо некому. Если появится человек, который возьмётся за это дело профессионально, будут выделены, например, рекламные места, и мы увидим, что количество пожертвований увеличилось, то это было бы замечательно, но сейчас такого нет. Мы пытались заниматься взаимодействием с государством, проводили переговоры, делали у них колонки. Но когда ты что-то делаешь, тратишь очень много сил и времени, а у тебя после этого сеть переходов с публикации на сайт и 2 тысячи рублей пожертвования, то нужно делать что-то другое. С властью взаимодействие пока занимает много времени и пока что не очень эффективно.

- Понятно. Расскажите, как вообще проект стартовал, какие были первые шаги…
- История проекта началась в 2012 году, когда Митя [Митя Алешковский, руководитель проекта - прим.ред] работал ведущим фотографом в ТАССе, я работал руководителем отдела рекламы в крупном издательстве, и случилось наводнение в Крымске, где погибли 170 человек, и Митя занимался организацией сбора помощи в Москве на Воробьёвых горах, опять же связями с властями (здесь отклик был очень хороший – нам во всем помогали, шли навстречу). Я же через несколько дней после наводнения сел в машину и уехал туда, почти три месяца провел в Крымске, разгребал завалы, распределял гумпомощь, занимался медицинским оснащением людей, юридической поддержкой. Нас было в лагере около тысячи человек совершенно разных людей. Мы поняли, что такие порывы можно направлять как-то в правильное русло. Очень много писали, очень много рассказывали про Крымск, эта тема была обсуждаема… И мы решили, что надо создать структуру, которая не будет реагировать на случившееся, а заниматься профилактикой.

- Какие у человека могут быть возражения, если он хочет обратиться в благотворительную организацию, чтобы помочь кому-то? Мы уже выявили, что у него могут быть подозрения в добросовестности фондов, прозрачности их схем, а что ещё? Почему так мало населения занимается благотворительностью?
- У каждого человека свои проблемы, особенно сейчас. В стране кризис, в стране проблемы. Я часто привожу пример: я сам десять лет работал в издательстве, всё было хорошо, ездил на море отдыхать, не обращал внимание на то, что вокруг. Это, наверно, общая такая тенденция.

- Я думаю, есть еще такой фактор, что вообще понятие благотворительности и выходы за рамки своего мира не очень пока развиты. Очень мало каких-то триггеров, которые стимулируют тебя задуматься о благотворительности. Если бы, допустим, в школе проводились бы занятия, где детям рассказывали о том, для чего нужна благотворительность и какова она бывает, возможно, вырастая и начиная вести трудовую деятельность, человек уже подходил бы к этому вопросу с осознанием, что помимо своего дома, квартиры и семьи есть еще благотворительность и стоит на нее отдавать небольшую часть своего заработка.
- Да, и плюс, то о чём я уже говорил, профилирование, когда человек выбирает себе какую-то сферу и жертвует на нее в течение жизни. Нравятся, допустим, ему кошечки и собачки, можно помогать приютам для животных. Не было у него, допустим, родителей или они рано умерли, можно помогать фондам типа «Старость в радость». Можно помогать хосписам, больным и так далее… Действительно, таких тенденций пока не очень видно.

- Я слышал есть такие компании, которые имеют традицию отдавать 10% своей прибыли на благотворительность. Не могу судить, насколько их много, но такое делается.
- Да, такое делается, и в больших компаниях довольно часто. Но сейчас в последнее время, как я уже говорил, самому бизнесу тяжело.

- А со сколькими проектами сейчас работает «Нужна помощь»?
- 38 есть точно. Какие-то из них завершенные, с какими-то мы еще работаем. Совершенно из разных регионов, но больше всего из Москвы, так как здесь и обучение лучше, и денег больше, но с регионами еще сложнее работать… В целом за два года мы собрали 24 миллиона.

- А есть какая-то корреляция, что цифра стала расти быстрее?
- Да, конечно. Во второй год мы собрали в два раза больше, чем в первый, и цифра продолжает расти…

- Хорошо. Ну и напоследок расскажите, какие у вас есть краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные цели?
- В ближайших целях у нас выпуск собственного СМИ, штат уже набран, там будут и новости, и форма для пожертвований… Среднесрочные – у нас большой проект, мы хотим собрать вместе с фондом «Анвита» деньги для лаборатории научно-исследовательского института им. Б. М. Горбачева в Питере. Смета – 32 миллиона рублей, с помощью текста Познера мы уже 2,5 миллиона собрали. Будем эту тему продвигать, она большая, значимая, она позволит спасти жизнь людей и сделать многое в плане борьбы с онкологией, очень на это надеемся. Плюс какие-то у нас есть текущие заявки, которые мы рассматриваем. Увеличение числа регулярных пожертвований обязательно. Плюс мы сейчас снимаем новые рекламные ролики, это, наверное, среднее. А общее – чтобы люди начинали думать, заниматься благотворительностью. Чтобы каждый человек понимал, что есть люди, которым труднее, чем нам, что возможно, часть своих сил надо тратить на хорошие дела, чтобы не стыдно было… И, раз уж начал я примеры из своей жизни приводить, я могу сказать, что мне за последние два-три года года ни за что не стыдно из того, что я делаю. Если многие смогут сказать тоже самое, это будет здорово, так как никогда в жизни ни за какие деньги ты не купишь ощущение внутри себя, что ты сделал что-то хорошее и кому-то помог.