Уважаемые пользователи Голос!
Сайт доступен в режиме «чтение» до сентября 2020 года. Операции с токенами Golos, Cyber можно проводить, используя альтернативные клиенты или через эксплорер Cyberway. Подробности здесь: https://golos.io/@goloscore/operacii-s-tokenami-golos-cyber-1594822432061
С уважением, команда “Голос”
GOLOS
RU
EN
UA
golosmedia
8 лет назад

Как правительство «грабило» россиян за последние сто лет?

Насильственное изъятие имущества у одних граждан в пользу других, а то и в пользу какой-либо идеи, скажем, государственной безопасности — не эксцесс в жизни любого государства, а исполнение им его прямых функций. Как ни формулируй, госуправление требует недобровольных расходов. Ни СССР, ни Россия в этом смысле исключением не были.

Источник: Open Economy, Дмитрий Бутрин, заместитель шеф-редактора ИД «Коммерсантъ»

Но не все мероприятия власти, воспринимаемые населением как «грабеж», таковыми являлись. В качестве «ограбления» имеет смысл принимать лишь те конфискационные, по сути, действия государства, которые предпринимались с заведомым умыслом, с известными и более или менее просчитанными заранее последствиями. Просто многие экономические катастрофы была вызваны проблемами управления в СССР и поэтому должны числиться по другой статье.

Грабежи: 1917–1920

Советская власть — вопреки всеобщему мнению — в момент своего зарождения в марте 1917 года (как одного из двух центров власти в стране вместе с Временным правительством) не планировала собственно конфискаций чего-либо. Исключение — крупная земельная собственность, да и то в неопределенной перспективе.

Партия социалистов-революционеров расценивала национализацию земли как пересмотр итогов несправедливой — с точки зрения традиционного русского общества — Великой реформы 1861 года. По её мнению, крепостных нужно было освобождать за три поколения до этой реформы, им следовало передать все аграрные возделываемые земли в стране, а не только часть. Этот тренд был не только российским: так, «буржуазная Латвия» в 20-х реализовывала, по сути, ровно ту же конфискацию земель, что и «рабоче-крестьянская Россия».

А вот национализация промышленности большинству в Советах до ноября 1917-го и в голову не приходила. Максимумом требований депутатов был обязательный «рабочий контроль» на предприятиях и сохранение госсобственности на фактически национализированных еще в 1915-м промышленно-оборонных заводах.

Фактический же грабеж собственников в форме бескомпенсационной национализации крупной промышленности произошел уже после октябрьского переворота — с декабря 1917 года. Причем он продолжался достаточно долго — даже после 1920-го.

Отдельно следует упомянуть национализацию банков на стыке 1917–1918 гг., о которых часто забывают: конфискация банковских вкладов затронула, видимо, даже большее число собственников, чем национализация промышленности.

Следующим раундом грабежа, безусловно, следует признать продразверстки 1918–1920 гг. Начаты они были еще вполне социалистическим Временным правительством (и, кажется, планировались еще царскими правительствами в 1916 г.), возрождены большевиками, продолжены многочисленными белыми правительствами в ходе Гражданской войны. Это был именно что грабеж — массовое насильственное изъятие по административно установленным ценам продовольствия при любых обстоятельствах. В условиях расстроенного денежного обращения и при постоянных скачках цен это было сознательным причинением ущерба крестьянским хозяйствам для «поддержки голодающих рабочих Петрограда».

Ко всему этому следует добавить и городские «реквизиции у буржуазии» — собственно, ЧК и ее наследники в эти годы и формально признавали, что производимые ими «изъятия ценностей» были не отличимы от грабежа не только по содержанию, но и по форме: по большей части это было что-то вроде грабительских налетов.

Еще до завершения Гражданской войны национализация жилищного фонда была продолжена политикой «уплотнения» жилищ в городах. Бурное переселение в крупные мегаполисы вызвало «жилищный кризис», который решался конфискацией части помещений жилых квартир у собственников и поселение в них новых жильцов, определенных властью. После конфискации вкладов в банки это был, видимо, самый заметный вид государственного грабежа до 1929 года.

По завершении Гражданской наиболее заметным актом грабежа населения стало изъятие церковных ценностей в 1922 году под предлогом борьбы с голодом в Поволжье. С 1917-го церковь в России была отделена от государства: с точки зрения собственности изымаемые культовые предметы — в основном это драгметаллы — принадлежали православным общинам.

Впрочем, наиболее крупной операцией по изъятию драгметаллов у населения было создание системы Торгсинов в 1927–1933 гг. Вопреки названию торговля с иностранцами была для них занятием скорее побочным, передвижные торгсины открывались в том числе в сельских райцентрах, где иностранца можно было встретить не чаще, чем живого пингвина. Цель работы этой системы была очевидна: лишить население золота и серебра при минимальных затратах — хотя это не совсем чистый вид госграбежа, пострадавшие относились к нему именно так.

Грабежи: 1920–1970

С конца 20-х годов главным видом грабежа населения со стороны государства стала манипуляция системой цен. Вопреки расхожему мнению, власти в СССР отлично осознавали возможные последствия принудительного завышения цен на любую промышленную продукцию и занижения продовольственных цен: в этом они видели цель своей экономической политики — индустриализацию.

То, чем привыкли гордиться поклонники Иосифа Сталина — результат партийных предпочтений и отнятое у крестьян, основного населения страны. В том или ином виде этот грабеж продолжался до начала 90-х годов. Отказаться от него было почти невозможно. Никита Хрущев, с 1955 года повышавший цены на продовольствие относительно промышленных, почти мгновенно столкнулся с проблемами обнищания растущих городов. Это закончилось не только многочасовыми очередями за картофелем, мукой и капустой, но и новочеркасским расстрелом 1962 года.

Волна коллективизации 1929 года вряд ли может быть отнесена к чистому случаю массового ограбления — колхозы в СССР формально были не государственными предприятиями, а коллективной собственностью сельских общин. Однако, безусловно, несколько миллионов «кулаков» и членов их семей были жертвами настоящего грабежа: они лишались большей части имущества в ходе выселений — оно пополняло активы колхозов.

Говорить о военных конфискациях в годы Великой Отечественной войны отдельно не имеет смысла, хотя не следует забывать, что они были, как и принудительные подписки на военные облигационные займы. Термин «дефолт» полностью применим и к этим бумагам, и к послевоенным полупринудительным облигационным займам — эти долги никто не возвращал, да и вряд ли собирался возвращать.

Следующим этапом сознательного ограбления населения без сомнения была денежная реформа 1947 года — она была типично конфискационной. Это в такой степени не скрывалось, что в соответствующем обращении советского правительства население прямо призывали «принести последнюю жертву» стране-жертве войны.

Целью была ликвидация частных накоплений военных лет. Парадоксально, но рыночные принципы экономики внесли свой вклад в Победу: уже с 1941 года дерегулирование части потребительских рынков в СССР, в основном продовольственных (карточное снабжение было крайне скудно), позволяло выжить тылу. Соответственно, были люди, честно на этом зарабатывавшие. Именно у них и у семей солдат, имевших на сберегательных книжках накопления, и конфисковывала средства денежная реформа.

Формальной же причиной была объявлена военная инфляция. В версии Минфина СССР на новый рубль 1947 года нужно было менять пять довоенных, но позже по указанию Политбюро во главе со Сталиным курс обмена был определен как 10:1. Последствием, кстати, были знаменитые сталинские снижения цен — из-за резкого сокращения денежной массы даже в плановой экономике неизбежна была довольно сильная дефляция.

В 1961 году новая денежная реформа также носила конфискационный характер и также уничтожала значительную часть сбережений населения — через особый курс обмена денег на счетах в сберкассах и «избыточных» накоплений в наличных.

Собственно, смысл денежной реформы 1991 года (известна как «павловская реформа» — по фамилии премьер-министра СССР Валентина Павлова), гораздо более мягкой, был аналогичен первым двум — это открытое хищение сбережений государством. Причем государством, твердо осознающим, что именно оно делает.

Особо стоит отметить, что обычно к спискам госограблений относят и инфляцию — с нашей точки зрения, это неверно. В СССР инфляция контролировалась маниакально строго, но дело даже не в этом. В сознательном разгоне инфляции вряд ли можно обвинить советскую и российскую власть за последние 100 лет: мы не можем видеть в происходящем умысла, у историков нет на это оснований. Единственное возможное исключение — гиперинфляция 1922–1924 годов, в которой можно увидеть следы намерений власти уничтожить остатки дореволюционной финансовой системы.

Грабежи: 1970–2000-е

Пожалуй, единственный период в истории СССР и России, который не сопровождался крупными актами госграбежа — 70-е годы с их относительно благополучной для страны сырьевой конъюнктурой. Она позволяла власти не искать дополнительные деньги на «гонку вооружений», начавшуюся, по сути, еще в 1943–1944 годах и с тех пор не прекращавшуюся.

Вообще, награбленное у населения власть Советов конвертировала не в блага для правящей элиты, а в оружие для защиты от внешних врагов. В 70-х на эти цели тратились в основном нефтедоллары, поэтому бесцветный и мало чем выдающийся государственный деятель Леонид Брежнев и стал культовой фигурой в глазах советских людей спустя каких-то 20 лет: он был, по сути, первым руководителем СССР, не придумавшим специально нового вида ограбления государством населения.

В 80-х, после смерти мегаорденоносного генсека, в ход пошел, видимо, самый сложный вид государственного грабежа населения. Он анекдотически выглядел как кампания по повышению заработных плат, пособий и пенсий. Фокус был в том, что эти действия, начатые еще в 1983–1984 годах, не были обеспечены ни коррекциями регулируемых цен, ни соответствующими инвестициями в производство потребтоваров.

С одной стороны, население, грабившееся до этого с регулярностью, впервые получило иллюзию роста сбережений, с другой стороны — этому росту способствовал всё увеличивающийся товарный дефицит. Действия эти были очередной подготовкой к новому «рывку в светлое будущее», запланированному на 1986–2000 годы и оплачиваемому новой стагнацией потребления.

Новый генсек Михаил Горбачев, собственно, не скрывал ни от кого идеи операции: если к 2000 году каждая советская семья будет жить в собственной квартире, то она за эти квартиры и заплатит, да и с оборонным комплексом поделится.

Накопленные на сберкнижках рубли в итоге и «сгорели» в ходе финансовой реформы 1991–1993 годов. Многие причисляют к грабителям все органы госвласти — от последнего Верховного совета до первого президента РФ Бориса Ельцина. Но мы так не делаем: большая часть советских сбережений существовала лишь на бумаге уже в середине 80-х. Нищих невозможно грабить.

Последним крупным актом госграбежа следует, видимо, считать второй акт приватизационной драмы. В отличие от собственно «ваучерной приватизации» и «малой приватизации» 1992–1994 годов механизм залоговых аукционов 1995-го был в чистом виде грабежом. Но не государством, а государства. Грабить государство, до этого грабившего население 70 лет, оказалось выгоднее, чем само население, у которого к концу советской власти мало что можно было украсть.

Что бы ни говорилось о нынешней российской власти, к прямому сознательному грабежу всего населения в последние 10 лет оно особо не прибегало. Девальвация рубля почти вдвое в 2014 году не может считаться запланированным актом.

Опубликовано с разрешения издания OpenEconomy

Голосуйте за эту статью, подписывайтесь на канал и получайте доход  вместе с нами!  

17
285.902 GOLOS
На Golos с January 2017
Комментарии (5)
Сортировать по:
Сначала старые