Один день в Калининграде

Немного лирики в ленту, простите.

Люблю пройтись по Калининграду после густого летнего дождя. Когда небо наполовину черное, наполовину ярко-голубое, и внезапно ослепительное солнце поднимает с брусчатки прозрачные струйки, а иногда завитки пара.

Тут всё и всегда вот так напополам, от погоды до архитектуры, тут даже история напополам, ты чертыхаешься про себя, а потом понимаешь, что всё это твое, что ты к этому привык с пеленок, а сейчас это всё впитывают, растворяются в этом твои дети. И от этой мысли становится как-то необычайно легко.

Смотришь, как парочка туристов делает селфи на фоне белоснежного храма Христа Спасителя, думаешь, и что хорошего вы нашли, москвичи, в этом пластмассовом новоделе, а потом солнце бросает могучий сноп света на купола, ты слепнешь и вспоминаешь старый заголовок, который придумал десять или двадцать лет назад, когда этот храм только строили, - Золотой глаз православия. И чувствуешь ностальгию, потому что он впервые загорелся на твоих глазах, и был тогда такой же солнечно-дождливый день, как сейчас, и тут даже не важно, как ты относишься к православию. Тут не в этом совершенно дело.

Обходя лужи (а может вдруг вспомнить детство и похулиганить - пошлепать по этим прозрачным молодым лужам, распугивая голубей и бегущих с обеда строгих офисных дам в узких юбках?), вливаешься с потоком вечно спешащих на Ленпроспект. Или, как пишут сейчас на табличках, специально нарисованных к мундиалю, Leninskiy Avenue.

Забежать на пару минут в скверик возле Матери-России, которая, если посмотреть под определенным углом, превращается в отца. Выкурить здесь тонкую сигаретку (говорят, что до войны в Кёнигсберге тоже предпочитали тонкие). Дождаться бомжа Пашу в рыжем кожаном пиджаке, похожего на дилера из фильма Брайана Сингера, только весьма потрепанного жизнью и провальными сделками дилера. Паша подойдет и скажет: 

- Здравствуйте! А вы могли бы угостить сигареткой?

Паша возьмет ее толстыми облупившимися от нелегкой жизни пальцами, скажет "большое спасибо" и удалится на самую дальнюю скамейку. Сядет, прикурит и глубоко задумается: ему нужно прожить еще этот длинный летний день.

А потом вдруг черное наползет на голубое, и с неба бахнет такой ливень, что ни один зонт не поможет. Но у тебя, у калининградца, его и нет с собой, он валяется дома в каком-то самом дальнем углу и ты даже забыл, как он выглядит. Проклиная эту чертову погоду, это вечное недолето, эти проливные дожди, постепенно набухая до самых кончиков, ты бежишь к старому доброму "Маяку", чтобы спрятаться там на время, переждать этот дождь, который быстро пройдет и голубое снова отодвинет в сторону черное.

Ты будешь стоять, мокрый и несчастный, смотреть на других несчастных, шлепающим по лужам, и вдруг услышишь что-то до боли знакомое. Приятное и родное.

Это запах свежеиспеченного хлеба, который, пробивая дождь, доносится с соседней улицы.

Ты вспомнишь, как ходил по этой улице в школу, вы с одноклассниками заходили в небольшой магазин при хлебозаводе и покупали на четверых горячую и крайне аппетитную буханку "Галицкого". А потом канались на счет 3-3-8, выясняя, кому достанется самое вкусное - горбушка.

И ты был на седьмом калининградском небе, если горбушка доставалась тебе.

Бранденбургские ворота в Калининграде. Фото: Игорь Зарембо.