«Премьера Голоса». Рассказ «Последнее четверостишие» (Часть 1).

«Ну вот, опять! – подумал он. – Снова все подвисло».

Перед глазами застыла надпись «Tohiba Yokiguro». Это марка его последнего настоящего моноблока. Позже были лишь цифровые симуляции.

Взгляд цеплялся за серебристые буквы, бегал по ним, словно пальцы копирайтера по клавиатуре, но никак не мог выбраться из ребристого лабиринта этих двух бесполезных и почти забытых слов.

Ни рук, ни ног он не чувствовал. Их словно закатали в бетон. Кажется, на затылке слегка шевелились волосы. Но скорее всего это были просто остаточные воспоминания.
Реальность трещала по швам. В ушах нарастал зудящий скрежет…

«Через пару минут все должно прийти в норму! – сказал он себе. – Такое иногда случается, когда в реале вырубается электричество. Сейчас заработает резервный блок, и все встанет на свои места».

Так они успокаивали себя всякий раз, когда их мир начинало «глючить». Однако в глубине души каждый из 56 миллиардов человек, обитавших в этом виртуальном «Эдеме», понимал, что любой из таких «глюков» может стать последним.

Раньше подобное случалось редко, не чаще одного раза в столетие. Каждый такой случай вызывал бурю эмоций в медиа и служил поводом для серьезного разбирательства в Синедрионе. Но теперь времена изменились. Народ привык и воспринимал такого рода ошибки как должное.

Причины, которыми чиновники Синедриона объясняли участившиеся случаи «зависаний» базовой программы, звучали вполне правдоподобно. В былые времена технические службы в реале работали, как часы. Но теперь многие из них пришли в негодность. Техподдержка перестала справляться с той лавиной поломок и неисправностей, которые сопровождают любое дряхлеющее мегасооружение. Все это не могло не сказаться на стабильности вирт-миров.

Впрочем, существовала еще одна проблема, которая носила куда более глобальный характер. Касалась она емкости информационных носителей. Производственные модули не успевали печатать достаточное количество новых микросхем. Свободное пространство на виртуальных дисках стремительно сокращалось.

Тысячу лет назад, когда проект «Нового Эдема» только набирал обороты, никто и представить себе не мог, какие гигантские объемы информации может сконцентрировать в себе оцифрованная человеческая личность. Неограниченные во времени и возможностях, люди упивались знанием, складируя терабайты данных в своих информационных ячейках. Но пришло время платить по счетам. Место на носителях кончилось, и оцифрованные стали впадать в «спячку».

Синедрион был вынужден принять срочные меры. Так появились они - закрытый орден судей, призванных «оптимизировать количество оцифрованных в виртуальных мирах».

Сначала «в расход» пошли ученые, особенно гуманитарной направленности. Эти «ходячие энциклопедии» занимали слишком много места. Позже убрали и технарей. Оставили лишь минимум узких специалистов, необходимых для поддержания работы системы и исправления некоторых программных ошибок. А дальше - понеслось…

Синедрион разработал технические лимиты по объему сохраняемых пользователями данных. Каждый, кто их превышал, оказывался в очереди на удаление.

Был введен режим жесткой экономии. Некогда цветущая мириадами красок виртуальная долина превратилась в безжизненную пиксельную пустыню, на поверхности которой в строгом и стройном порядке расположились миллиарды человеческих аватаров.

…Внезапно раздался звонкий хлопок, и все вокруг резко оттаяло. Его виртуальное тело обмякло и плюхнулось в кресло. Спинка откинулась, маленькие колесики бодро загрохотали по паркету.

«Чудно!» – воскликнул он.

Пальцы сами собой потянулись к клавиатуре. Его ждала работа. Он и так потерял слишком много времени из-за этого глюка!

На экране компьютера замелькали списки оцифрованных…

Emmy Truong…
Winnie Ritter…
Dulcie Oneal…

Его старенький моноблок в контексте виртуальной реальности смотрелся весьма архаично. Но он обожал ретро-стиль, а потому любил наполнять пространство своей небольшой комнатки различными винтажными вещами.

Muhammad Harrington
Tommie Arroyo
Manraj Joyce

«Ага, вот этого – удалим, - он нажал на клавишу «Delete» и подтвердил выбор. - Прощайте, мистер Джойс! Вы и так у нас слишком задержались».

Где-то там, на пустошах вирт-миров, в черно-бурой пиксельной жиже растворился еще один человеческий аватар.

«Можно ли считать это убийством? – спрашивал он себя. - В каком-то смысле - да… Хотя вряд ли это древнее понятие применимо к оцифрованным. Ведь, формально, они и так уже мертвы. Их тела, как, вероятно, и их души, были уничтожены еще тогда, тысячу лет назад, когда все эти люди прошли процедуру оцифровки. Теперь они лишь набор символов, куски программного кода, не более…»

В последнее время такого рода размышления посещали его все чаще. Их появление - верный признак приближающейся меланхолии.

А ведь когда-то эта работа казалось ему веселой и даже, в некотором смысле, приятной. Осознание того, что он имеет власть над личностью, уровень развития которой может в сотни раз превосходить его собственный, пьянило и придавало ему своеобразную значимость. Будто частица той жизненной энергии, которую раньше излучала жертва, просачивалась сквозь реальность и наполняла его натуру неким неопределенным содержанием.

Это загадочное внутреннее «содержание» не имело четко выраженной информационной формы; оно не измерялось в битах и байтах, не записывалось в двоичном коде на всеобъемлющих скрижалях его виртуальной личности. Но тем не менее оно всегда незримо присутствовало в его мыслях; сочилось из мрачных подворотен и угрюмых дворов-колодцев его подсознания, словно темное лоснящееся свечение, льющееся из глаз каннибала-маньяка, преследующего в потемках засыпающего города очередную беспечную жертву.

Наверное, что-то подобное чувствовали и великие палачи древности. Те, кому приходилось иметь дело с кровью и плотью приговоренных. Хотя в каком-то смысле им было даже проще. В их деятельности процесс физического умерщвления организма выходил на первый план. Сам факт аннигиляции человеческого сознания, замыливался, растворялся в бесконечной череде звуков, запахов и жестов, исходящих от умирающего тела. Таким образом, смерть физическая затмевала для них смерть экзистенциальную.

Теперь все было иначе. Ежедневно через его руки «проходили» десятки тысяч имен, за каждым из которых стояло самостоятельное человеческое существо, с его достоинствами и недостатками, привычками и интересами, с его собственной уникальной историей…

Он держал свои глаза открытыми, и с каждым годом в них все отчетливей прорисовывалось то бездонное пиксельное ничто, в которое он изо дня в день отправлял оцифрованных.

Продолжение: Часть 2-я.