«Премьера Голоса». Рассказ «Последнее четверостишие» (Часть 2).

Прочитайте Часть 1-ю рассказа

Вдруг раздался мягкий звуковой сигнал. На связь с ним вышел программист отдела технической безопасности Синедриона.

— В вашем секторе, — затараторил чиновник, — обнаружена несанкционированная эксплуатация технических мощностей.

Переводя на человеческий язык, кто-то использовал ландшафт долины для записи и сохранения данных. Такие вещи иногда случались. Особенно в условиях резкого дефицита виртуальных пространств, когда оцифрованные шли на любые хитрости, лишь бы сохранить драгоценные излишки информации.

— С этим связан сегодняшний сбой? — поинтересовался он.
— Да, - ответил программист, — Пришлось даже задействовать резервные хранилища. Вам нужно найти и обезвредить злоумышленников.
— Мой сектор слишком большой. Не могли бы вы точнее определить локацию утечки?
— К сожалению, нет! Но скорее всего нарушители прячутся в одной из лакун на севере сектора. Думаю, Вам стоит начать свои поиски именно там.

Лакунами называли обезлюдевшие локации, которые периодически возникали в результате массового удаления оцифрованных. Гейм-дизайнеры Синедриона по мере возможности старались их вырезать для экономии все тех же пресловутых технических мощностей. Однако рук на все не хватало. Поэтому с каждым годом подобных «белых пятен» на картах виртуальных миров становилось все больше и больше.

— Хорошо, — ответил он. — Я посмотрю, что можно сделать.

Он поднялся и вышел на улицу. Вокруг его небольшого вагончика копошились оцифрованные. Они пришли сюда, чтобы узнать последние новости о зависании системы.

— Сеньор, Моррис! Судья! — обратился к нему один из посетителей. — Что это было?
— Глюк, — ответил он холодно.
— Я понимаю, но с чем он связан?
— Как обычно. Технический сбой.

«Этот парень такой приставучий, — подумал он, — Надо бы запомнить имя. Когда вернусь, обязательно отправлю его в небытие».

Он использовал быстрое перемещение и оказался на краю крупной лакуны. Она, словно гигантская лесная гусеница, распласталась вдоль северной границы вверенного ему сектора.

Здешний пейзаж ничем особенным не отличался. Такая же блеклая пиксельная пустыня и хмурые свинцовые облака.

За спиной у него расположилась горстка оцифрованных. Некоторые из них, у кого осталось еще немного места на виртуальных носителях, играли в карты или слушали музыку, но большинство — сидело на голой земле, понурив голову и уставившись остекленевшими глазами в расплывающуюся текстуру. Многие из них находились в одном шаге от попадания в «расстрельный список».

«Их ошибка в том, что они слишком много думают, — размышлял он. — Отсюда и превышение лимитов на информацию. А то расплодилось тут, понимаешь, интеллектуалов! Вон, ребята, из тех, что поглупей, спокойно себе живут, в картишки играют, музыку слушают и все у них отлично… Возможность мыслить в наше время – это не право, а привилегия! Она доступна только тем, кто служит в Синедрионе» …

Поход растянулся на пару часов. Впереди, насколько хватало глаз, раскинулось пустое и однообразное пространство лакуны.

Вдруг на горизонте показалась темное пятнышко. Он ускорил шаг. Через несколько минут пятнышко стало принимать очертание человеческой фигуры.

Нарушитель был найден. Им оказался мужчина средних лет, одетый в старомодный черный балахон. Он был настолько поглощен своим занятием, что совсем не заметил представителя Синедриона…

— Так-так, что это у нас тут?!
Мужчина встрепенулся.
— Э-э-э, сэр… Судья…

Он заморгал так часто, будто ему в глаза посветили светодиодным фонариком.

— Ты ведь знаешь, что тебе за это грозит?
— Да, э-э-э, сэр… Да, знаю. Но…
— Но? – он делает удивленное лицо.
— Но позвольте дописать. Осталось всего пару строк…

Он смотрит на пиксельную землю под ногами оцифрованного. Она пестрит буквами и символами.

— Ты что, дурак? Из-за тебя весь сектор минут пять стоял замороженный, как сельдь в рефрижераторе. Завтра же гейм-дизайнеры сотрут к чертовой матери все твои художества!
— Я знаю! Знаю! — отвечает мужчина, — Но позвольте дописать! Пусть хотя бы денек постоит.

Он подходит ближе, читает кривые рукописные каракули.

— Это что, стихи?
— Да, - отвечает мужчина.
— Твои?
— Мои!
— И ради такой, вот, ерунды, ты вывел из строя весь сектор?
— Да.
— У меня нет слов!

Он сверлит нарушителя глазами. Но тот стоит прямо, не тушуется, не отводит взгляд, будто и не боится вовсе того «бездонного пиксельного ничто», в которое он в скором времени должен будет отправиться.

Этот маленький, растрепанный человечек, микроб в глазах мира и людей, словно бросает вызов тому «колоссальному внутреннему содержанию», которое он, судья, собирал по крупинке, по капле на протяжении нескольких десятков лет.

— Ладно, пару строчек погоды не сделают. Пиши, если уж тебе так хочется.
— Спасибо, судья!

Мужчина радостно принимается за работу. Склонившись над землей, он аккуратным, почти каллиграфическим почерком выводит последнее четверостишие поэмы…

Тем временем судья достает из виртуального кармана свой старенький моноблок и начинает искать в списках фамилию нарушителя.

— Ну что, готов? – спрашивает он копошащегося на земле горе-поэта.
— Еще немного, - отзывается тот.
— Не заставляй меня ждать. У нас, судей, слишком много работы.
— Все, готово! – мужчина ставит на текстуру песка большую жирную точку.
— Отлично!

Легким движением он нажимает на клавишу «Delete» и аватар поэта медленно растворяется в воздухе. Но в глазах приговоренного сверкает улыбка!

Судья подходит к месту, где пару мгновений парил в воздухе силуэт оцифрованного, и читает его последнее четверостишие.

«Идиот! — думает он. — Стоило ли оно того? Ради жалкого, кривого стишка приносить в жертву собственную жизнь? Немыслимо!»…

Он вернулся к себе в вагончик и продолжил заниматься привычным делом. Через день, как он и предсказывал, поэму оцифрованного полностью стерли, удалили, вместе со всей северной лакуной. Однако он никак не мог избавиться от мыслей о мертвом поэте и его произведении.

«Выходит, ничтожный клочок интеллектуального мусора может стоить дороже, чем человеческая жизнь? Тот мужчина, тот поэт… Кем он был для своих стихов?! Всего лишь средством, инструментом для воплощения замысла?.. Похоже, смерть автора наполнила их тем же самым зловещим «содержанием», которое переполняет и меня всякий раз, когда я отправляю в небытие очередного оцифрованного… Хотя это уже какое-то антикантианство!.. Человек оказался не целью, а всего лишь формой жизни идеи! Идеи, воплощенной в стихе!»

Прошло около десяти лет. Он продолжал выполнять обязанности судьи. Однако теперь все изменилось. Количество оцифрованных сократилось в десятки раз. А Синедрион перестал выходить на связь.

«Глюки», впрочем, продолжались, но стали гораздо реже. Никто больше не спрашивал у него, с чем они связаны. Ну, с чем может быть связан восход солнца или морской прилив? Таков порядок вещей – вот и все!

В его секторе осталось не более нескольких сотен оцифрованных, да и те совсем одичали. Они возвели вокруг его вагончика целое святилище и приходили сюда молиться.

Эти безумные, дикие люди поклонялись ему, как богу! Они сочинили про него кучу мифов, составили специальные правила жизни, якобы одобренные его «божественной волей». Некоторые из них даже готовы были за него умереть!

Он не пытался их разубедить. Ведь если разобраться, кто он, если не бог? У него в руках власть вершить судьбы, движением воли отнимать человеческую жизнь! Что еще нужно божеству? Может быть, и тот, настоящий Бог, Бог древних, тоже когда-то был всего лишь «вахтером», в нужное время нажимающим на кнопку «Delete».

Но есть одна вещь, над которой он не имеет власти. Вещь, которая не дает ему покоя и ни на секунду не покидает его мысли. Это то чертово четверостишие! Последнее четверостишие мертвого поэта!..