"Танец Осы" (записки артиллериста). Деманти-Айзупес
Автор @paladin65 (Олег Риф)
"Танец Осы" - пляска смерти у древних персов
По-моему, это было поздней осенью 1944 года в Прибалтике. На 9 часов утра было намечено наступление. Для прорыва нас срочно перебросили с другого участка фронта. Своего заместителя я оставил с солдатами получать сухой паёк, а сам взял радиста Курмангали Ахметова и пошёл занимать НП.
Недалеко от опушки леса мы нашли пустой блиндаж. В передних траншеях облюбовали место для НП. Уже совсем стемнело, когда Курман наладил связь с огневыми расчётами. Нам сообщили, что ребята получили сухой паёк и вышли.
А вскоре из дивизиона прибежал связной и сказал, что весь мой взвод лежит в болоте на настиле без признаков жизни – напились какого-то отравленного спирта. Я побежал туда, но встретил комдива и начальника «СМЕРШа». Меня обезоружили, сняли погоны и ремень, и под конвоем отправили в штаб. Там нас набралось несколько человек, в том числе один знакомый капитан.
Ночь была кошмарной. Нас судила тройка и приговорила к расстрелу. А потом сказали, что расстрел заменяется штрафной ротой, и мы должны будем искупить свою вину кровью. Так же под конвоем нас провели на передок и сдали командиру штрафников. Здесь мы получили автоматы, каски и гранаты.
Всю ночь мы не спали, но после всего пережитого наступила депрессия – всё сделалось безразлично. Утром с рассветом началась артподготовка. Принесли спирт. Все стали принимать свои боевые 100 грамм, но я отказался. Немец регулярно перед самыми нашими траншеями клал тяжёлые мины. Первым выскочил капитан и сразу же упал – крупный осколок пробил ему грудь. Я видел, как пузырится и дымится его кровь.
Я подождал, пока разорвётся очередная мина, и тут же броском очутился в воронке от неё. Снова разрыв, и снова бросок. Все штрафники оказались впереди справа. Я был самый левофланговый и бежал прямо к сараю. Нейтральная полоса была небольшой, метров 400, но я нёсся не чуя ног, словно голый.
Вот и немецкая траншея. Я вскочил на бруствер. Подо мной, согнувшись, бежали какие-то люди. Я действовал, как в тумане, бессознательно, не отдавая себе отчёта. Выпустил по ним весь диск и, выбросив его, подсоединил другой.
Мы выскочили на железную дорогу. Наша задача была перерезать её и удержать до подхода свежих сил. Немцы больше не сопротивлялись, всё стихло. Начала подходить и становиться на прямую наводку артиллерия – орудия ЗИС-3.
Под вечер немцы принялись постреливать. Миномётный и артиллерийский огонь всё усиливался, пока не превратился в массированный налёт. Я лежал, свернувшись, в воронке от снаряда. Копать мёрзлую землю было нечем. Появились «мессеры». Они прошли низко вдоль нашей обороны, строча из пулемётов. Я совсем вдавился в землю и замер…
Впереди появились немецкие танки и пехота. Наши ЗИСы открыли по ним огонь. Потом неизвестно почему все побежали. Началась паника. Я тоже соскочил и бросился к сараю, надеясь на защиту его глинобитных стен – всё же от осколков и пуль они должны были предохранить. Рядом со мной очутился какой-то пожилой солдат с усами. Мы вбежали в сарай, и в этот момент часть его крыши обрушилась, всё заволокло пылью, раздался грохот: в крышу ударила мина.
Бежать дальше было бессмысленно. Немец сильно бил из миномётов. Да и куда было бежать – мы штрафники… Наверняка в наших траншеях уже сидели «заградчики». Они могли встретить нас огнём. Я увидел перевёрнутое бетонное корыто. Из таких поят и кормят скотину – лошадей, свиней, коров. Оставаться в сарае тоже было опасно. Ещё одно прямое попадание – и нам крышка.
Мы с каким-то солдатом протиснулись под корыто и притихли. Там было уютно и безопасно. Немец всё колотил. На слух мы определили, что весь огонь он сосредоточил на наших исходных траншеях у опушки леса. Вскоре подошли немцы. Мы слышали их речь и шаги возле сарая. Двое или трое зашли в сарай. Мы затаились, хоть бы не кашлянуть и не чихнуть. Разговоров их мы не поняли.
С наступлением темноты всё стихло. До утра пролежали мы под корытом, боясь шелохнуться. Когда рассвело, послышалась русская речь. Немцы не приняли боя и отошли. Подошло наше свежее подкрепление, которое мы ожидали ещё вчера. Мы вылезли, наконец, из своего убежища. Нас начали расспрашивать. Оказалось, что от штрафной роты практически никого не осталось.
Солдат пошёл куда-то разыскивать своих, а я – в свой штаб. Там я узнал, что Саша Виноградов тяжело ранен в ноги с «Мессера», а многие погибли. Мне вернули погоны и пистолет. Многие из отравившихся солдат возвратились в строй, часть ослепла, 4 человека умерло в госпитале.
В штрафной роте, таким образом, я пробыл два дня. Саша Виноградов в строй не вернулся. Он долго лежал в госпитале и был списан по ранению. После войны я долго его разыскивал. В конце концов, нашёл в Кинешме.
Он приехал ко мне в Свердловск году в 1970-м. А вскоре умер от рака кожи, которая возле ран всё это время была воспалена. От операции Саша отказался. Ему должны были ампутировать ноги. Он сказал (как потом написала мне его жена Вера):
– С обеими ногами я родился, прожил и умру… а отрезать не дам.
Продолжение следует
