"Танец Осы" (записки артиллериста). И вот я вернулся (продолжение)
Автор @paladin65 (Олег Риф)
"Танец Осы" - пляска смерти у древних персов
Моя сестра училась в медицинском институте на последнем курсе. У нас жила её лучшая подруга Юля Тихомирова. Обе девчушки пошли на кухню и сделали мне перевязку.
Много раз я был в больнице. Рана оставалась открытой и требовала от 1 до 3 перевязок в день. Меня показывали студентам, как экспонат. Врачи удивлялись, что сам себе я вскрыл флегмону и говорили, что чудом остался жив. В декабре 1946 г. – январе 1947 г. в ВОСХИТО мне сделали операцию. В то время я уже был знаком со своей будущей женой. Она часто меня навещала и однажды даже принесла мне кусок комкового сахара.
Лежал я в палате на 3-м этаже рядом с операционной. ВОСХИТО в то время было переполнено ранеными. Латали всё: руки, ноги, носы, изуродованных ожогами танкистов; делали искусственные челюсти, вставляли рёбра, накладывали заплаты на черепа…
Меня просветили рентгеном и против осколка на снимке химическим карандашом поставили крестик, который тут же стёрся. Часа в 3 дня я стоял внизу и беседовал с возлюбленной, когда на лестницу выскочила сестра и крикнула:
– Белоглазов, на стол!
Я заверил свою избранницу, что скоро вернусь. В «предбаннике» разделся по пояс и мне сделали укол морфия. В операционной стояло три стола. На крайнем слева кто-то почти зелёный спал наркотическим сном. Нога его была вытянута кверху тросом с подвешенными блестящими гирями. Мясо на ляжке – раздвинуто так, что ясно виднелась розовая кость. Над раной колдовали врачи. Я не видел, кто лежал на столе справа, поскольку там столпилось много народу в белых халатах.
Мой стол был средний. Возле него стояла стройная женщина в белом халате, белой повязке на лице и белой шапочке. Руки её в тонких перчатках были подняты. Я лёг на стол. Женщина начала ставить мне уколы новокаина. Я смотрел на неё. Она казалась мне очень красивой, особенно её глаза.
Когда часть лопатки и руки одеревенела, хирург принялась резать. Помню, как я ощущал стекающие струйки крови и слышал звук, будто тупым ножом вспарывают материю; боли пока не было. Но когда эта красавица ввела в мою рану зонд и начала вместо осколка тянуть его конец, я не вытерпел.
– Зонд тянешь, а не осколок, – сказал я ей.
– Без тебя знаю, – а сама продолжает тянуть.
– Ах ты, сука… твою мать! – заорал я от боли.
– Зашить его, не буду оперировать!..
И мне пришлось сбивчиво извиняться:
– Я ведь каждое движение внутри чувствую, мне очень больно, простите меня, пожалуйста… – и так далее.
Она снова взяла брошенные щипцы и закончила операцию. На её ладони лежал мой осколок. Я сразу узнал его.
– Ты подари уже этот осколок мне – я собираю коллекцию, – попросила она.
Я не возражал. Меня зашили. Я попытался встать. Конечно же, это было бравадой. Я бы и двух шагов не успел сделать, как упал бы. К операционному столу подкатили каталку. С помощью сестры я переполз на неё. Меня укрыли белой простынёй и повезли в палату. По пути я смутно различал лица своей родной сестры и Юли Щёголевой, но мне было не до них. В палате меня положили на клеёнку, чтобы не пачкать простыни, и я буквально плавал в луже крови.
Продолжение следует
