Интервью с поэтом
— Как стать поэтом?
— Пытаться писать стихи. Это единственный вариант.
— Может ли поэт в реальной жизни не следовать тем принципам, которые он исповедует в своем творчестве?
— А это не важно. Один может, другой не может. Поэзия и реальность — это несколько разные вещи. Косвенно поведение поэта в жизни отражается на его стихах, прямо , вряд ли. Поэзия выше биографии.
— Возможен ли поэт без тщеславия?
— Конечно, и таких примеров очень много. Те же Тютчев, Кутилов... Творчеству это не мешает. Поэзия намного выше всех человеческих категорий, поэтому она и существует. В этом ее великая задача. Проза описывает внешнее, а поэзия описывает внутренне состояние.
— Три самых сильных поэта современной России.
— Из живых, естественно, в первую очередь, Родионов. Затем Айзенберг и, наверное, Емелин.
Андрей Родионов, на мой взгляд, один из лучших поэтов современной России.
— Какая политическая система из существующих наиболее оптимальна?
— Та, где человека меньше всего прессуют.
— У русского языка есть шансы стать самым распространенным на планете?
— Мне кажется, не в этом его миссия. Его задача — создание новейшего литературного дискурса, а, возможно, не только литературного.
— Какой сейчас должна быть поэзия, чтобы получить массовое распространение?
— Массового распространения поэзии не нужно. Она не для этого существует. Когда с ней пытались делать подобное, она превратилась в рекламу и в массовый тираж. В этом смысле я считаю опыт футуристов неудачным, хотя сами они вызывают у меня глубочайшее уважение. В силу того, что в их рядах были величайшие поэты 20-ого века. Тем не менее, тираж, в который они превратили свою поэзию в 30-ых, наглядно показал их неудачу. Я имею ввиду, конечно, с эстетической точки зрения и с точки зрения самой поэзии, которая вне формы и иррационального чувства не существует. А тираж подразумевает уничтожение этого чувства и превалирование рационального, что для стиха губительно.
— А сохранить это чувство при уходе в тираж возможно?
— Нет. Дело в том, что тираж подразумевает заурядность. А в заурядности все рационально. "Рацио" — это идеал заурядности. А иррациональное заурядность не то что принять не может, она всячески его ненавидит, презирает и для нее это даже оскорбительно, что такое явление сосуществует рядом с ней.
Обыватель всегда будет ненавидеть художника, музыканта и прочих людей, которые занимаются иррациональным. Потому что для обывателя это кусок смерти, а смерти он боится больше всего.
— Можем ли мы тогда сказать, что все творцы, которые приобрели серьезную популярность, предали себя?
— Ни в коем случае. Тираж создают люди. Мы говорим о сознательном тираже. О тех творческих людях, которые сознательно свое творчество вывели в тираж. Футуристы этим и занимались, не все конечно, но многие. Я не говорю о Хлебникове или Рюрике Ивневе, я имею ввиду, конечно же, таких гениев, как Маяковский и все остальные. Даже имажинист Мариенгоф этим грешил, да и Есенин, которого я, кстати говоря, не люблю.
— Почему не любите Есенина?
— Не нравится его психологический тип и он мне не близок. Хотя я считаю его величайшим русским поэтом. Но это вот не мой поэт. Он совершенно не подходит к моему внутреннему состоянию. И даже скорее наоборот.
— Какой вид искусства больше других проникает в реальность?
— Поэзия и живопись. Поэзия в более простой форме — она передает внутренние движения души, в отличие от прозы. А живопись, наверное, в этом смысле даже ее превосходит, потому что за внешней картинкой, которая предъявляется, она всегда несет и внутренне содержание. Если, конечно, это настоящая живопись. В этом ее единство с поэзией, которое обывателю покажется натянутым. Но любой поэт или художник скажет, что между поэзией и живописью гораздо больше сходства, чем между прозой и музыкой.
— Есть ли такая книга, которая может испортить человека навсегда?
— Конституция любой страны.
Права и свободы человека принадлежат ему априори и извечно. А все конституции заявляют об этом как о величайшем подарке государства.
В этом я вижу невероятное издевательство и насмешку. И если человек это воспринимает серьезно, то он для меня просто раб, ну или служка. Прислуга государственная, попрошайка. Как гаишники на дороге — "Дэньги, дэньги давай!" Взрослые мужики, с ума сойти..
— К слову о правах, Дмитрий Быков в одном из своих выступлений говорил, что "права человека — это оксюморон".
— Дмитрий Быков сам ходячий оксюморон. Не, это стопудово так.
Дмитрий Быков часто говорит о том, о чем не имеет ни малейшего понятия. Ему бы гугл завести, он бы ему не помешал. Чтобы значения слов и имена поэтов хотя бы знал.
— Возможно ли правильное развитие человечества без революций?
— Я, если честно, сомневаюсь, что человечество развивается. Развиваются технологии и сфера услуг. Суть человека всегда была одна и та же. В этом непреходящее значение поэзии. Гораций нам гораздо ближе, чем какой-нибудь Проханов.
— Кто выиграет Чемпионат мира по футболу в России?
— Его не будет..
— Я понял.
— Вернее он будет, но там будем играть только мы все да возможно еще и китайцы приедут с каким—нибудь африканским племенем.
— Что ждет страну после того как Путин оставит власть?
— Преемник из КГБ, как всегда это и было на протяжении последних 50 лет. Можно называть это КГБ Малинковским или Хрущовским. Можно Андроповским или Путинским, но это все одна контора, ничего нового не будет. Народ молчит.
Зачем им давать народу какие-то блага, когда ты его можешь запытать, уничтожить миллионами, он все равно молчит. Кинешь в него миллиард долларов — он тоже будет молчать. Так не легче ли ничего не давать и пытать. Тем более нефть подешевела, зачем зарабатывать на нефти, когда есть быдло. Ну вот теперь на нем и будут зарабатывать, да и зарабатывали всегда.
Ничего нового в этом мире. Этот новый чудный мир Хаксли оказался тем самым миром, который мы не покидаем уже 400 лет. Технологии изменились, зрелища стали красочнее... Но, между прочим, улучшились коммунальные условия — это неоспоримое достижение. Как в древнем Риме, где рабы жили уже в четырехэтажных домах, а в Карфагане были даже 8-ми и 10-ти этажные.
Да и стихи были получше. Сравни Горация с Быковым, а Вергилия с Полозковой и ты поймешь в каком времени мы живем. В принципе, можно еще сравнить меня и Марциала, это тоже будет неплохое сравнение! Чтоб не быть таким уж предвзятым судьей можно и себя покритиковать.
— Власть силовиков в России будет продолжаться?
— Это не силовики, это опричнина. Иван Грозный. Эта история продолжается уже 300—400 лет. От перемены слагаемых сумма не изменяется. Дело же не в верховном правителе, а в системе. Плановая экономика — в милиции, в больнице, в армии, в жизни. Людей нет — есть винтики, которые вращают. Пока этого не изменят, все остальное не будет иметь значения. Также как не будет иметь значения названия партий от демократов и либералов, до патриотов и националистов, что вообще звучит анекдотично. Потому что все это бывшие коммуняки или их дети. Феодализм самой чистой воды.
— Пассионарное меньшинство может изменить ситуацию?
— Я не поклонник теории Гумилева. Пассионарная теория вызывает у меня много сомнений. Я понимаю, что современная историческая наука приняла это как аксиому, которую никто не доказал. Но мне эта теория кажется немного притянутой за уши. И если уж копать это теорию до конца, то мы придем к сверхчеловеку Ницше, не правда ли? Эта идея мне нравится куда больше. При всем моем уважении к Льву Николаевичу, как человеку, глубоко изучившему монголо-татарское иго и доказавшему, что в истории России это был немаловажный фактор развития. Что само по себе является необыкновенным парадоксом.
— Какое из религиозных учений можно назвать самым авангардным?
Аум синрике! Между ними и Павленским разницы нет. Только у них масштаб был побольше.
Зато Павленский делает все по-русски, в стиле "Что делать?" — это настоящий Чернышевский. А Аум Сюмрике это "Семь самураев", это уже "Апокалипсис сегодня", это такое скорее восточно-западный тренд.
— Как видят человека муравьи?
— Мне кажется, они нас не видят. Это как дети. Я в последнее время замечаю, что для маленьких детей до пяти лет ты для них только часть пейзажа. Как дерево, как дом, только двигающийся. Они смотрят на тебя, только затем, чтобы обойти. Дети воспринимают людей как объект, а не как субъект. Я помню, я только лет в 12 стал смотреть вокруг. А до этого мне было плевать — я ходил, уткнувшись в книжку. Думаю, что муравьи уткнулись в свою книжку и им плевать на людей. Для них это природное бедствие, вот и все.
— Можно ли сохранить детское видение мира? И нужно ли?
— Если человек не инфантилен, то обязательно.
— Что ты считаешь главным грехом?
— Пруст как раз считал инфантильность самым главным грехом. Я с ним полностью согласен. Инфантильность... Когда рыба плавает в аквариуме, она думает, что весь мир — это только аквариум. Все остальное для нее лишь тени, которые она наблюдает, как гроза для нас, например. Но стоит ее выкинуть наружу и она будет трепыхаться.
Это и есть инфантильность, я не хочу трепыхаться, я хочу знать, что снаружи. Я хочу понимать, что происходит в мире, понимать последовательность происходящего.
Это не иллюзия, это возможно осознать, если мы будем внимательней смотреть на то, что делается вокруг. Для этого поэзия и есть самый главный ключ. Потому как она исследует внутренние процессы, а они составляют 94% нашей деятельности. Весь эмпирический мир не дает ответов на те вопросы, которые мучают нас по ночам. Поэзия дает на них ответы, поэтому это самое достойное занятие. Но я поэт, и, естественно, каждый сверчок хвалит свой шесток.
— Стихи, которыми можно убить.
— Мариенгоф "Кровью плюем зазорно..." Тут каждое слово бьет. Как будто камни падают с крыши. Мы за образами в этом стихе даже не видим смысла, а смысл ужасен.
— Почему сейчас Мариенгофа не знает никто, а Есенина знают даже те, кто его никогда не читал?
Боюсь обидеть Сергея Есенина, я понимаю, что это великий поэт. Но для меня все-таки в его истории имел значение пиар. В принципе, он был первой рок-звездой.
Однажды кто—то его спросил, правда ли, что его первым заметил Клюев? Он ответил, что ему все равно, кто его заметил — Клюев, говорит, что Клюев, Блок, что Блок, Вячаслав Иванов, что он, — главное, чтобы заметили. Я это говорю, не порицая Сергея Есенина. Кто я такой, чтобы судить такого большого поэта.
— Есть ли оправдание трусости?
— Нет, никакого. Наверное, даже подлость можно оправдать, но трусость нет.
— Можно ли смертью искупить жизнь?
— Нет, если накосячил жестко, как ни умирай — ты подонок. Уже поздно. В этом трагедия жизни, что мы ничего не можем исправить. Мы можем это замолить, мы можем задобрить судьбу. Мы можем, если мы трусы, притвориться, что этого не было, но это ничего не изменит. Единственное, чем мы можем спастись, это нашими делами, как это не высокопарно звучит. Хотя это тоже под сомнением.
Человеческие мысли по поводу существования всегда несколько наивны. Мы не можем знать всех факторов, которые воздействуют как на нашу жизнь, так и на объективную реальность. Мы догадываемся о каких-то взаимосвязях, но это все какой-то жалкий процент от всего того, что на самом деле происходит в этом мире.
Мы находимся в паутине наших представлений о мире. Единственное, что дает нам возможность вырваться оттуда — это искусство, экстремальные жизненные ситуации. Это смерть, в конце концов.
— Прилично ли жить дольше 30 лет?
— Это неприличный вопрос, хотя бы потому, что мне уже 43. Селин дожил до глубокой старости — и слава Богу, иначе мы не узнали бы его замечательную трилогию "Из замка в замок". Толстой тоже дожил до глубокой старости, а иначе мы бы не прочитали ни Воскресенье ни Крейцерову Сонату. Так что тут вопрос достаточно интересный.
— Что думаешь про Versus battle?
У нас бы во дворе за то, что происходит на Версусе просто грохнули. Это детский сад. Я то жил в 90-ых, там эти батлы кончились бы помойкой. Отвели пацанов туда и там они сами разгребали свой Versus battle. Кто бы жив остался.
Я на самом деле не видел ни одного этого батла, я просто говорю как на это посмотрели бы мои старые приятели. Если туда пригласят, я, может быть, с удовольствием приду. Я ведь все-таки поэт.
— Там люди часто по мамам и девушкам проходятся.
— О, тогда мне там делать нечего. Я очень люблю свою маму, если кто-нибудь что-нибудь про нее скажет, мне придется его бить ногами. А это не очень этично.
— Какой фильм ты бы показал инопланетянам?
— "Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир" Стэнли Крамора.
— Жизнь — это компромисс?
— Ни в коем случае.
Поэт
Интервью будут выходить часто, если не хочешь ничего пропустить — подписывайся
Следующее интервью ждите завтра в 20:00 по Москве.
Суть всегда на изнанке