Звезда

— Ай-ай-ай, сейчас упаду!
Секунда… и пушистый и иссиня-белый снег обхватил ее своими холодными лапами.
— Черт, досадно!
Она лежала на зимнем одеяле и с горечью потирала свои остроугольные бока.

— Мама-мама, а оно точно сбудется? — маленький мальчишка смотрел в небо, держась своими маленькими пальчиками за большую огрубевшую от московских морозов женскую руку.
— Точно, милый. Ангелы редко бросают звезды с неба, только когда рождается какое-нибудь очень доброе желание, которое просто непременно должно исполниться.

— Ага, как же, ангелы! Они самые, сидят себе на гребаном облаке и кидаются звездами. Вот же остолоп, верит. Ну, что ты там загадал, маленькая бестия? Давай уже, зря я что ли здесь бока отбивала.

Малыш стоял и размышлял, конечно, ему очень хотелось загадать новую железную дорогу, такую, какой нет даже у несносного Степы, чтобы он пришел в сад и тот захлебнулся от зависти, но потом он посмотрел на мамину обветрившуюся руку и почему-то загадал, чтобы та наконец-то научилась носить варежки и ее пальцы, ее любимые пальцы, снова были как новенькие. Мягкие и родные.

— Что???? Что???? И ради этого говна я упала с неба? Варежки? На полоумную мать? Серьезно? Железная дорога и то не так глупо, хоть какая-то польза. Варежки… и что мне теперь с этим делать? — звезда сидела, выводила на снегу «Х. У….» и все никак не могла понять, с одной стороны работа, но с другой: пьяные кролики, загадывающие под свои 50 лет пышногрудую девицу — это хотя бы весело, а здесь скукота.
— Что там у нас про эту, как ее мать. Под тридцать, плачет над глупыми фильмами, носит сапоги на босу ногу — да, ей в принципе не хватает мозгов… Что за блядский вечер! Эй, пацан, может все-таки утрем нос Степе?

Мальчишка посмотрел на маму, вспомнил, сколько раз она его ругала, сколько хвалила и сколько они вместе хохотали по мелочам и точно решил: мягкие незамерзшие пальчики. На другом конце мира звезда, все так же чертыхаясь, не хотела работать и двигаться с места.
— Мам, а хочешь я тебе по секрету расскажу, что я загадал? — мальчишка шептал так громко, что любой, кто жил в этом тихом дворе вполне мог прислушаться и потом разгадать его тайну.
— Нет, любимыш. Секрет он на то и секрет.
Но мальчишка тем же шепотом, способным дискредитировать любого, продолжал. Он в принципе редко слышал, жил как за какой-то пленкой что ли, изредка из нее вырываясь в шумный и беспокойный мир, смотрел отстраненными глазами и снова залезал обратно в привычную оболочку, где гулким эхом иногда раздавались какие-то мамины просьбы, признания и слезы.
— Я загадал…. — он говорил это слегка на распев… — чтобы у тебя не мерзли пальчики и звезда подарила тебе самые красивые варежки.
У мамы в эту секунду перед глазами промелькнуло все: как этот мальчишка родился, как первый раз закричал, как упал и набил огромную шишку, как сделал первый шаг, как много бездушных докторов говорили ей странные и непривычные диагнозы, как она кричала и плакала, плакала и кричала…
Секунда, она крепко прижала к себе этого завьюженного январским пушистым снегом пацаненка и сказала: «Пойдем домой!»

— А этот-то не так уж и глуп! Можно расслабиться! Кто там хотел блондинку?