Камино де Пасьенсиа

Чем хорошо ходить в Перу. Там не так много туристов, как на североамериканских и европейских тропах. Я долго выбирал тропу по своим критериям. Во-первых, там, где я еще не ходил. Во-вторых, чтобы она была не захоженной, но со своей фишкой. Хотелось максимального одиночества. В-третьих, она должна быть недлинной, мне надо уложиться в три недели. Ну и чтобы было на чем глазу отдохнуть. В этом плане Перуанские Анды вполне подходят. Они, конечно, слегка сглаженные, местами какие-то закругленные, это не Альпы с их острой трехмерностью, но вполне красиво.

Мне казалось, поиск по таким фильтрам не будет сложным, но поиск затянулся. Вдруг я случайно наткнулся на тропу Камино де Пасьенсиа, которую на одном форуме назвали «самой неформатной тропой Южной Америки». Стал копать, но подробного описания найти не удалось, и вообще о тропе почти никто не писал, нашелся только маршрут. Супер, значит, это как раз то, что мне надо: на ней точно не будет толп. Всего 365 километров, как дней в году. И большой бонус в том, что вторая половина пути - спуск с 4300 над уровнем моря до 3 тысяч. Высота приличная, так что, прилетев из Лимы маленьким самолетиком в город Хульяку, я прямо в аэропорту купил три баллона с кислородом. Это, конечно, дополнительный вес, но я помню опыт прошлого путешествия в Перу, когда нам с женой в Куско реально не хватало воздуха. Идти и задыхаться мне совсем не хотелось.

Я выспался в отеле 3 звезды, две из которых явно были лишними, но это не удивило. В Перу надо быть готовым к тому, что большинство отелей - как Брежнев, цепляют себе звезды при любом удобном случае. Точно так же в Перу вдали от туристических достопримечательностей надо быть готовым к отсутствию цивилизации. Выйдя из аэропорта Хульяки, чувствуешь себя на платформе "Трудовая". Глядя на пыльные проселки, служащие городскими магистралями, с теплом вспоминаешь собянинскую плитку.

В общем, утром 10-го августа я радостно вышел из этой Хульяки, даже не соблазнившись заглянуть на Титикаку. Бог с ней, думаю, с Титикакой, она хоть и в 40 километрах, но на юг, а мне на северо-запад, в Куско. Сначала шел подъем, на второй день стало поровнее. Я привык к разреженному воздуху и стал наслаждаться шикарными видами. Я прошел между четырехтысячниками Пукарани и Интиканча, мимо Виса-Виса, Таканауи и других вершин разной степени неизвестности. Шел я не торопясь, не привязанный к намеченным точкам ночлега. Хоть это и Анды, но ночью температура не опускалась ниже плюс пяти, и я отлично чувствовал себя в спальнике. А днем было и вовсе за 20. Смущало, что не было ни одного указателя с названием моей тропы, но я ориентировался по gps-карте, сохраненной в телефон. Я не первый год пользуюсь приложением Maps.me, которому не нужен интернет, только скачанные карты и сигнал GPS. И в нем есть практически все пешие тропы мира.

В день выходило километров по 20-30. Где-то в середине пути высота стала постепенно падать, и я понял, что пожадничал насчет трех баллонов кислорода. Вполне бы хватило одного. Я списал свою жадность на негативное влияние города Хульяке. Виды, надо сказать, день за днем не отличались большим разнообразием. Идешь по плато с незначительными перепадами, вокруг горы, камни, кучки деревьев, иногда ламы. Но это было как раз то, что мне нужно. Я искал не потрясных впечатлений, а тупого медитативного передвижения. На тропе редко встречались путники, все они шли навстречу. У меня не было настроя общаться, мы просто приветствовали друг друга и шли дальше каждый в свою сторону.

На берегу красивейшего озера Лангуи, где я остановился на десятую ночь, я все же вступил в контакт - поговорил с двумя парнями из Канады. Они были маститые ходоки, шли через весь южный континент с севера на юг. Когда я сказал, что иду по тропе Камино де Пасьенсиа, они очень удивились и спросили, где это. Я не придал этому значения и подумал: надо же, какой крутой путь я нашел, что о нем не знают даже опытные канадцы. Они утверждали, что тропа, по которой мы идем, называется Камино де Мусгос, Моховый путь. В следующие дни я почти не думал об этом, только иногда приходила мысль, почему по всей тропе нет ни одного упоминания Камино де Пасьенсиа.

Последний и, как оказалось, главный этап моего похода начинался 23-го августа в городке Кусипата. Там я отправил домой сообщение, что приближаюсь к финишу, подзарядил телефон и закупился в маленьком магазине на оставшиеся дни пути. До финиша оставалось порядка 60 км, по моему плану надо было преодолеть небольшой перевал и спуститься в Куско. На все про все я заложил три дня. Если в горах не будет непогоды. Путешествие вышло отличным, но мне хотелось уже преодолеть финальный кусок.

Однако проблема заключалась в том, что я точно не знал, куда идти. От Кусипаты расходились четыре тропы, и я не был уверен ни в одной. В магазине на вопрос о Камино де Пасьенсиа, женщина-продавец только покрутила головой. Прохожие тоже ничем не помогли. На окраине городка (хотя так можно было сказать в любой его точке) я встретил седого дядьку индейского вида, которому задал тот же вопрос. Он посмотрел на меня удивленно, задумался, словно вспоминая, и выдал: "Вуади намуито нори". "Камино де Пасьенсиа", - повторил я. Он указал себе под ноги: "Камино де Мусгос". Да нет же, старичок, возразил я, Камино де Пасьенсиа. "Но Камино де Пасьенсиа! Но Камино де Пасьенсиа! - замахал руками он, - Но намуито нори!". Я решил пойти на крайние меры и показал ему банкноту в 10 солей (что-то около 200 рублей). Он замялся на секунду, качнул головой, то ли осуждая меня, то ли жалея, и указал на гряду с пятнами снега. Я дал ему бумажку и пошел по дороге в указанную сторону.

Дома кончились, пыльная дорога стала тропой, я двинулся по ней, думая, не обманул ли меня индеец. Успокаивало то, что если верить компасу, я по-любому движусь в сторону Куско. Только вопрос, можно ли в этих мутных местах верить компасу. Но ничего другого не оставалось, только топать километр за километром. Горы вокруг пошли не такие, как в начале моего пути, они стали круче и темнее. Зелени и так было не густо, а тут ее стало еще меньше. Тропа явно была не очень популярной, она поросла мхом, по которому давно не ходили. Я шел в гору и чувствовал, как холодает. Пришлось надевать куртку, которую не доставал дней десять.

На следующий день, после ночевки в уютном гроте, я наконец ступил на снег, хотя чему удивляться зимой? Сначала он появился в расщелине между скалами, потом уже покрывал тропу ровным слоем. Без единого человеческого следа. Я готов был вечно наслаждаться этим скрипящим под ногами одиночеством, но погода портилась. В сумерках поднялся ветер, и я подумал, что если не найду домик, упомянутый в описании маршрута, или хотя бы еще одного грота, то мне в моем спальнике придется не жарко. Честно говоря, к метели я как-то не готовился. Но не поворачивать же назад. Подъем, по моим расчетам, скоро кончится, надо просто пройти самую высокую, а значит самую холодную точку перевала, а там - спуск в тепло. Жалко, что самая холодная точка, похоже, придется как раз на ночь. GPS в телефоне показывал высоту 4780, хотя высшая точка должна была быть на 4320. И подъем не прекращался. Теперь я хвалили себя, что купил много кислорода. Воздуха становилось меньше. Мне приходилось часто останавливаться, чтобы подышать.

И когда уже почти стемнело, я увидел столб с табличкой. Это был указатель! Но надпись не порадовала. "Namuito nori" - конечно, хорошо, что об этом бормотал индеец в Кусипате, но я все же рассчитывал на что-то полезное, типа хостела или хотя бы указания на то, что я иду правильно. Снег бил в лицо, но я говорил себе, что это скоро кончится, надо немного потерпеть. А я-то уже несколько дней думал, почему ее назвали Камино де Пасьенсиа - Тропа Терпения. Вот почему. Если это, конечно, она.

Все, надо думать о ночлеге. Пойду по стрелке, пока не встречу чего-то, годного для укрытия. Я встретил его через час. Тропа пошла резко вверх и вправо, это был довольно крутой уклон, не хуже винтовой лестницы, и он никак не кончался, я тащился по нему из последних сил, а внезапно отяжелевший рюкзак тянул меня назад. Наконец тропа выровнялась и в темноте я увидел - дом. Ну точнее, где-то у себя под Москвой я бы сказал: "увидел сарай". Но здесь это был настоящий дом. Небольшой, но с крышей, стенами - в общем, всем тем, что может ночью укрыть от снега и ветра. И главное, у него есть дверь! И она закрыта только на щеколду. Над верхним косяком - дощечка с тремя словами: "Camino de paciencia". Неожиданно.

Чувствуется, каморку давно не открывали, может быть, годами. Внутри стоял запах казармы с солдатами, не все из которых живы. Но, с другой стороны, это значит, что нет дыр. Я подержал дверь открытой пару мучительных минут, чтобы проветрить комнату, и наконец закрыл и скинул рюкзак на дощатый пол. Еще несколько минут понадобилось, чтобы отдышаться. Разумеется, никакого выключателя или ламп. Я осветил фонариком свой приют: маленький стол и деревянный настил для сна, шкафчик в углу. Окно закрыто деревянными ставнями. Обычная горная будка для ночевки двух-трех человек. Ничего, похожего на очаг. Высушить ботинки не получится. Не так уж тепло, но зато под крышей! Об этом я мог только мечтать. Силы ушли, я съел полпачки крекеров с шоколадкой и растянулся на жестком топчане под завывания ветра. Одна ночь. Завтра я буду в Куско, где номер гостиницы не будет сильно отличаться от этого, но там хотя бы будет плюс двадцать.

Утром понадобилось усилие, чтобы открыть дверь, присыпанную снегом. Вид открылся необыкновенный! Домик стоял на горе, внизу блестела на солнце желтоватая долина, из которой пришел, окруженная серо-белыми зубцами Анд. Вокруг моего ночлега все было в снежных дюнах. Я растопил в кружке снега и заварил кофе. Самый красивый вид за все мое путешествие, а может, не только за это. Он завораживал, хотелось вот так сидеть и смотреть, но я сказал себе, что надо следовать плану, а по плану мне нужен был финишный бросок до Куско.

Я пошел в его сторону по глубокому снегу, за ночь прилично намело. Иногда было по колено, но идти можно. Дорога шла вниз, впереди показалась каменная стена, но карта в телефоне утверждала, что я иду правильно. Минут через десять я таки уперся в стену. Это был отвесный утес метров двадцать высотой, его прорезала расщелина метровой ширины, по которой, видимо, и шла вниз Тропа Терпения. Но расщелина оказалась на два человеческих роста забита снегом. В конце каменного русла, виднелась полоса света, но сколько до нее, я не понял.

Я решил копать. Можно, конечно, подождать, когда потеплеет, но до перуанского лета три месяца. Это много даже при моей тяге к уединению. Великое спасибо тому грамотному парню, который когда-то положил в шкаф каморки лопату! Это было очень давно, судя по ржавой керосиновой лампе, но он предусмотрел заскоки погоды. Было 10 утра, я подумал, что за час прокопаю себе лаз в снежной расщелине и продолжу путь к конечной точке маршрута. Я даже обрадовался, в этом было что-то из детства. На Камчатке в феврале дома заметало так, что двери подъездов надо было откапывать снаружи. Мы рыли пещеры в огромных горах снега, мы строили там лабиринты, как снежные муравьи, и прятались в них от гомона прочего мира. Там было тихо и спокойно. Здесь - нет. Я оставил рюкзак у входа в канал, и вкапывался в этот снежный столб, чтобы можно было проползти на четвереньках. Первые метров пять я выгребал снег наружу, к входу. Потом это стало слишком тяжело, и я стал просто трамбовать его коленями и локтям. Он оказался довольно мягким, копать поначалу было не сложно, но все же это заняло гораздо больше времени, чем я рассчитывал. Высота сказывалась, мне не раз приходилось возвращаться ползком к рюкзаку за кислородом. Каждый раз надо было ползти все дольше. И с каждым метром, с каждым гребаным метром, что я продвигался вперед, становилось все темнее и на меня все сильнее давил этот огромный снежный столб. Сколько кубометров там не верху? Сколько центнеров над моей головой? В детстве мы совсем не думали об этом. Там, если что, было кому откопать.

По ходу работы я съел шесть шоколадных батончиков из оставшихся десяти. Руки ныли, штаны промокли насквозь. А чертов тоннель все не кончался. Впереди по-прежнему был только снег, как-будто густой мыльной пеной забили трубу, только сквозь пену я бы проскочил и все, а тут надо тратить неимоверные силы на каждый метр. Сначала выгребаешь снег спереди, потом трамбуешь, снова ковыряешь, снова трамбуешь. А сверху - пара метров снега. Стало темнеть. Я начал задыхаться. Накрыла непонятно откуда взявшаяся клаустрофобия, наверно, от нехватки воздуха. Ползти назад за баллоном не хотелось, слишком долго.

Наконец - ура, я пробил дыру в последнем слое снега и вывалился из каменного мешка в темноту. На чистом черном небе горел блин луны. В раскопках прошел целый день. До Куско телефон показал 22 км. Ерунда для свежего, не очень уставшего человека, даже ночью. Но не для того, кто семь часов скрючившись рыл в снегу пещеру. Пока я на четвереньках тащился назад, по спине бежали мурашки. Пещера, мне показалось, тянулась метров 400. Окей, я высплюсь и утром рвану к финишу с новыми силами. Надо будет только снова преодолеть этот адский снежный тоннель. Всего один раз.

Когда я проснулся, небо было все таким же чистым. Солнце слепило. Я не стал рассиживаться. Красиво, романтично, штаны и ботинки сырые, но мне надо домой. Тропа Терпения начала надоедать. Не обращая внимания на легкий озноб, как бывает при температуре 37, я собрался и пошел к своей пещере, к выходу на финишную прямую. Но выход отменился.

Путника что напрягает, когда он идет один по чужой стране и оказывается в какой-то заднице? Не усталость, не мозоли, не дождь и не сама задница. Путника напрягает, когда он задницу не может объяснить. Это может вызвать непредсказуемую реакцию. Подойдя к расщелине, я не смог объяснить увиденного. Сияло солнце, искрился снег и я тупо смотрел на лежащую в снегу лопату. И на расщелину. Никакой пещеры не было. Она была забита снегом, как пробкой. Свод не обрушился, высота снега в расщелине была той же, что и вчера. И ее не замело: никакой метели не было, отлично сохранился протоптанный мной вчера проход к началу расщелины. И еще - на забытой лопате не было ни снежинки.

Этому не было никакого объяснения. Поэтому по спине побежал не глухой вчерашний страшок темной пещеры, а жгучий холод ужаса. Снег появился ниоткуда. Как будто я не рыл тут весь день, как снежный крот, и этот лаз мне приснился. Или кто-то за ночь забил его снова. Кстати, моей же лопатой. Бред.

Ладно, сказал я, вы меня не остановите. Не сказать, что я смельчак, но есть во мне какая-то упертость, если надо добраться до цели. Перспектива рыть ход заново вызывала содрогание. Опять потратить на это день с большой вероятностью получить простуду. Сырые ноги уже начали подмерзать. Но назад пути нет. Куско там. Каких-то 22 км. Однако теперь я не буду останавливаться. Плевать на холод и усталость, я пророю пещеру и пойду дальше. Если надо, поползу, но уже - с той стороны скалы. Не последнюю роль в таком решении сыграл и забавный утренний эпизод. Закапывая за домиком свой импровизированный туалет, я наткнулся на что-то в снегу. Что-то оказалось костями. Насколько я мог судить, они не принадлежали зверю или птице.

Так что я добежал до расщелины и начал свой безумный подкоп сначала. Но теперь мне еще приходилось подтаскивать рюкзак. Уже через три часа я чувствовал себя так, как вчера к концу тоннеля. Давай, блин, повторял я, вперед! Это же Тропа Терпения, терпи. Все встало на свои места, название оправдано. Но часов через пять я уже не был уверен, хватит ли мне терпения и главное - сил. Прокапывал метра три, возвращался за рюкзаком, подтаскивал, копал дальше. Сколько раз я так сделал? Все чаще приходилось делать перерывы, я просто лежал в темной снежной пещере. Наверное, только накатывающий ужас не давал мне забыться. Наверху метры снега, кругом мрак. Фонарик стал светить слабее, скоро он вообще сдохнет. Все тело болело, сверху я взмок от рытья, а ноги замерзли до бедер. Где этот проклятый край??

Он должен быть близко. Фонарь все чаще стал моргать. Я должен добраться до воздуха до того, как он умрет окончательно. Я стал рыть быстрее, насколько мог. Я перестал подтаскивать рюкзак. Сначала прокопаю, потом вернусь за ним. Когда продвинулся от него метров на десять, фонарь погас. Еще минуты три я греб чертов снег в полной тьме, но замер, услышав сзади хрустящий звук. Ничего не видно. Полная тишина. Задыхаясь и стараясь не отключиться, я медленно подполз назад. Худшие подозрения оправдались: я уперся в кучу снега. Или это не сзади, а впереди? Давя в горле панику, я пополз обратно в ту сторону, где по моим расчетам, была цель моего тоннеля. Там тоже снежная стена. Или цель не там? В какой стороне рюкзак?? Сейчас главное не заорать. Тогда вообще рухнет все и накроет меня окончательно. Я закрыл рот насквозь мокрой перчаткой. Воздуха нет. Меня колотило - от ужаса, отчаяния и наверняка высокой температуры. Собрав остатки разума в точку, я сообразил, что упавший позади снег должен быть не стеной, а более рыхлым. Допустим, я это определю. Допустим, пойму, где я вошел и где должен выйти на дорогу к Куско. Но из холодной удушливой темноты вылез всего один вопрос, может быть, самый важный в этом гребаном походе: куда мне двигаться? Назад, откапывать рюкзак? Из ценного там только телефон, две шоколадки и сухие носки. Или все-таки ковырять дальше, к выходу? И черт с ним, с рюкзаком. Бумажник с деньгами и паспортом в кармане. Так куда?!

Не, не так. Зачем? Смысл? Впереди - ни конца, ни края. Сзади - там могло завалить все, что я прокопал. И на что я буду тратить силы, которых уже нет? "Маленькой елочке холодно зимой..." - рядом кто-то пропел тонким голоском. Я вздрогнул, но никого, конечно, не увидел. Тьма. Начались глюки. Без кислорода далеко не уедешь. Вот так я и останусь здесь, в куче снега на проклятой Тропе Терпения. Почти как в детстве. Эта мысль немного успокоила. Я почувствовал, что не могу поднять веки. И то верно, просто усну тут и все. Юля. Ты будешь материть меня. Месяц я уговаривал тебя отпустить меня в "одиночное плавание", я обещал, что тут практически асфальт и ничего не может произойти. Обещал беречь себя. Я стукнул фонарь о коленку, он нехотя ожил. Скрюченными пальцами я открыл молнию внутреннего кармана и вынул бумажник. Зачем - не знаю. В кино здесь я бы достал фотографию жены и сказал бы: "Я всегда так любил тебя". У меня такой фотографии не было. Была только моя на паспорте, но она никаких пафосных речей не возбуждала. Фотографии семьи есть в телефоне, но он там, в рюкзаке. Юля, Юля. Если я останусь тут под снегом, ты не простишь мне никогда. Но у меня нет воздуха, меня трясет, ладони стерты лопатой, все болит. Я знаю, потом, без меня, ты годами будешь говорить: "дурак, зачем ты так сделал?", но у меня нет сил шевелиться, прости.

Я зачем-то покопался в бумажнике, может, думал, что фото все же найдется. Не нашлось. Зато нашлась свернутая голубая бумажка. Я ее развернул и не поверил глазам. Даже фонарь удивленно моргнул. Ее искали неделю! Нет, этого, милая, ты мне точно не забудешь никогда. Ты найдешь меня на том свете и спросишь: "Блин, как ты мог?!". Ты так любишь его, ты увидела его в Милане года два назад и влюбилась. Вы просто сроднились. Ты не можешь жить без него. Ты меня проклянешь, назовешь последними словами и снова проклянешь. Значит, надо выбираться. Если я засну навсегда в этом снежном мешке, это еще куда ни шло, но похоронить вместе с собой квитанцию химчистки на твое любимое пальто - вот настоящая подстава.

Я рванул назад. Представил, что за мной гонятся бешеные зомби-снегокопы, это помогло открыть второе или какое уже там дыхание. К счастью, засыпало только пару метров хода. Превозмогая все, я прополз эту кучу, нащупал рюкзак и, таща его за собой, задыхаясь и периодически падая мордой в снег минутку отдохнуть, выбрался наружу. Я давно не верю в бога, но именно его глазами показались мне звезды на черном перуанском небе. У меня хватило сознания на автопилоте переодеться в сухое и съесть один батончик, а потом я отрубился.

Проснулся от холода. Глаза не открываются. Всего трясет, горло болит, организм как будто разрезали на кусочки. По ощущениям, температура приближается к крепости водки. Не то что идти, просто встать не могу. Каждое движение - боль. Но нет, некогда мне тут отлеживаться. Давай, туловище, борись! Сегодня я должен уйти. Но сначала надо сделать две вещи.

Первое, включил телефон, сфотографировал квитанцию и отправил ее жене. Никакой сети тут не было, но если вдруг я не попаду вниз, то меня же рано или поздно спустят вместе с телефоном туда, где сеть будет. Затем я бережно вложил квитанцию в паспорт, паспорт в пакет, пакет в куртку. Второе, помучившись с зажигалкой, я поджег сухой спирт и поставил греть снег в кружке. Я набрал целый пакет снега, понадобится много. Остался чай, я буду греть и пить, пока жар не спадет. Наивно, но другого лечения все равно нет. Выпив пару кружек с последней шоколадкой, я опять уснул.

Проснувшись через три часа, почувствовал себя получше. Думал сходить посмотреть на расщелину, но нет, даже не пойду. Опять увидеть снег ниоткуда - страшно. Хватит, к дьяволу тропу, сейчас подсоберусь и пойду обратно до Кусипаты, и, если не свалюсь от жара по дороге, там выйду на трассу и доберусь до Куско. Потом, конечно, годами будет копаться внутри противный червяк - не дошел, опять бросил. Да, впервые за почти 50 лет решил довести до конца что-то настоящее и облажался. И тут тоже. Так бы я хоть имел галочку - "прошел в одиночку Камино до Пасьенсиа", но не будет галочки.

Я решил написать жене записку, но телефон сдох. Внешний аккумулятор тоже. Впервые за все время я открыл ставню, каморка осветилась. День стоял все такой же тихий и ясный. Я снова покопался в шкафу - ничего полезного. Лопата, ржавая керосиновая лампа, веревка, кучка тряпок. И на дне дощечка с полустертой надписью. Я присмотрелся: "Namuito nori". А ниже более мелко - "Camino de paciencia". "Намуито нори" - похоже на язык кечуа. Врал индеец, когда кричал: "Но Камино де пасьенсиа, но намуито нори!". Вот оно, здесь. Или не врал, а предупреждал...

И правда, а что если это название не тропы, а этой лачуги? Не там, на дороге от Хульяки в Куско, и не в адской расщелине под снегом тропа терпения, а здесь, в этом домике с единственным окном? По-испански "камино" - тропа, дорога, путь. А путь - это не только география, это может быть и судьба. И что если здесь, в этой деревянной коробке чуть побольше пляжной кабинки для переодевания, мой путь терпения? Может, надо терпеть не там, перемалывая кучи снега, а здесь, на крыльце, глядя на кондора, парящего, как воздушный змей, над перуанскими Андами? И забитая чьей-то загадочной силой расщелина – не случайна, она именно для этого: хочешь идти – замри.

И это правильно. Фиг с ней, с галочкой. Прошел - не прошел, это все суета. Гонка за успехом, там, внизу, ставшая смыслом жизни. Успех - поставить себе галочку, или успех - это покой в горном отеле "Путь Терпения"? Или найденная квитанция из химчистки. Еще бы поесть чего-нибудь, вообще был бы полный успех...

В тот день, естественно, я никуда не пошел. Терпение так терпение. Тем более после такого пира: в рюкзаке завалялся бульонный кубик. 19-й день моего путешествия. Пройдено 343 километра из 365-ти. Хотя нет, с учетом снежной пещеры – 345. Если наложить 365 км маршрута на 365 дней года, то сейчас, на 345-м километре, я окажусь в декабре. То есть скоро Новый год, осталось всего ничего. Будет и у меня праздник, только еще немного терпения. Какая только ерунда ни лезет в голову от долгого одиночества!

Утром я чувствовал себя почти хорошо. Потерпел и хватит, пора выдвигаться в сторону Купаситы. И думаю: ну чисто на всякий случай, ну вот просто удостовериться, что ничего не изменилось, ну краем глаза, - и пошел глянуть на расщелину. Снега как не было. Путь свободен. Высоченный каменный коридор с синим небом впереди. Гуд бай, Камино де Пасьенсиа.

Тогда я не стал рассказывать жене, как чуть не лишил ее любимого пальто. Рассказываю только сейчас, через полгода. Теперь я часто переношусь головой в "Путь Терпения". Чтобы двинуться дальше, иногда надо замереть.