Как я утонул

Сегодня я выиграл в лотерею! Первый раз. Мне всего восемь лет, а у меня уже СВОИ деньги. Я ходил в банк и долго смотрел на газету с результатами под стеклом. Я проверил пять раз, точно ли совпала серия и номер моего лотерейного билета с номером в заветной строке, потому что не люблю попадать в ситуации, когда мной недовольны взрослые. Я сам уже хочу казаться взрослым, и если проявлю сейчас детскую нетерпеливость – кассирша на меня посмотрит взглядом, говорящим «…ох уж как вы мне надоели паршивцы малолетние… и почему в банк пускают детей?…».
Но я-то не паршивец! Я выиграл 10 рублей! Сам! И, получив их, потрачу на то, на что давно хотел — на блестящую бензиновую зажигалку. Такой нет ни у кого во дворе, это точняк! Я не хвастун и не стану её показывать, разве что блесну невзначай. Например, помогу зажечь костер вечером во дворе… Пацаны наверное попросят посмотреть, оно и понятно – вещь… Я неохотно и неторопливо вытащу ее из кармана…

– Мальчик, говори что тебе, не задерживай очередь! – прервала мои размышления по-кондитерски пышная кассирша.
– А… - я не знаю что сказать, просто забыл зачем я здесь.
– Мальчик это не хор, хватит распеваться, говори уже! – очередь отозвалась одобрительным чавканьем и мычанием.
– Простите. Я выиграл 10 рублей и хочу их получить.
– А ну, покажи билет.
– Вот.

Она смотрит на билет и тоже перепроверяет три или четыре раза. Боится ошибок, не меньше моего. Интересно, почему? Ведь она такая взрослая...

– Забирай деньги мальчик, что ты встал как вкопанный?
– Извините.

Произношу я это, чувствуя краткий возрастной позор и неравномерную поверхность первых собственных банкнот. Я перебегаю дорогу. Магазин недалеко от банка, именно там продают зажигалки. Меня тянет купить газовую: красивая (стыдно сказать: с неприличной голограммой!), с сеточкой, от которой горящий газ идет, как из мини-сопла реактивного самолета… Но нет. Решение надо принимать однозначно и бесповоротно – бензин, значит бензин! Беру с головой быка, выбитой на лицевой стороне и латинскими буквами на обратной. Купил для неё заправку (упаковка, как у канцелярского клея). Ну, вроде всё – домой.

Сегодня мама меня стрижёт. Я обещал это ей на радостях от выигрыша, хотя очень не люблю это дело. В парикмахерской интереснее, но мы почему-то редко туда заходим. Странно, что сегодня стрижка меня даже не расстраивает, не смотря на то, что ручной машинкой мама больше вырывает, чем срезает волос. А оттого, как она переживает при этом, становится ещё больнее — уж лучше бы хладнокровно рвала щипцами, чем такой концерт.

Я сижу посреди ванны на деревянном табурете, он мокрый и под ногами тёплая вода. От этого немного неприятно, потому что она начинает потихоньку остывать. Сижу, не отрывая ступней от "насиженных" ими мест, не ёрзаю и по табурету. Холод очертил меня, словно полицейский из американского кино — труп на земле. Но я греюсь мыслью о предстоящем испытании моей покупки…

Вот мама включает душ и обливает меня с ног до головы. Волосы. Наверно их грамм триста плавает в воде. Волосы, длинные мои волосы… Пробка в ванне закрыта – вода, хоть и добавилось горячей, почему-то леденит ноги. Вылез и вытерся.

Надел штаны, рубашку (рано! она с длинным рукавом и намокнет, если потянуться за пробкой под воду). Открыл кран, чтобы из-за двери шумело, как будто умываюсь. Достал из кармана зажигалку и бензин. Отрезал ножницами верхушку бутылочки, аккуратно положил ее на стиральную машину. Разобрал зажигалку, вытащил вставку с чем-то вроде плотной ваты. Взял в правую бензин и стал осторожно лить его в зажигалку, держа её в левой руке. Но, не смотря на старания, немного бензина на рукав рубахи таки пролил. Теперь его почти незаметно, наверное испарился – я где-то вычитал что бензин делает это быстро.

Всё – заправил! Опускаю руку пониже, чтобы из окошка в кухню нельзя было заметить, как у меня в руках вспыхнет огонёк. Чиркаю шершавым колёсиком. Зажигалка неторопливо выбрасывает язычок пламени, и тот, не ограничившись фитилем, быстро взбирается по моим рукам: сначала к локтю, а затем и выше. В первые доли секунд я не удивляюсь, да и боли еще нет – горят пары разлитого на рукав бензина, словно в замедленной съёмке начинает чернеть синтетика рубахи. Спокойно сую руки в воду, но огонь, вместо того, чтобы погаснуть – забирается выше по рукам, словно убегая от воды. Опускаю руки еще глубже в воду. Ничего другого в голову не пришло – огонь уже начал заметно кусаться и мысли разбежались от него, как поросята от волка...

Дёрнувшись от боли, проливаю стоящий на краю стиральной машины бензин прямо в ванну. Загораясь по дороге вниз, горючее заметно опаляет жаром лицо, и ресницы скручиваются, издавая едкий запах. Жмурюсь изо всех сил. Темно и больно. Гореть вслепую, стоя в запертой ванной, поджигая всё вокруг и панически ища дверной замок? Ну уж нет. Падаю в воду, пытаясь убежать от боли, погасить ее. Лежу под водой, еле сдерживая руки и ноги от того, чтобы они показались на поверхности – там сейчас пекло.  Оно просвечивает даже через закрытые веки. Пытаюсь открыть глаза под водой. Вижу искажённые очертания скукожившейся и капающей раскалённым пластиком занавески. Её капельки, смешиваясь с бензином тонут, продолжая гореть, словно напалм. Впрочем, если она из полистирола, то вместе с бензином — это и есть напалм — неожиданно и неуместно вспоминается статья из Большой Советской Энциклопедии. Пытаюсь ещё раз открыть глаза под водой, вижу размытые всполохи догорающего на поверхности бензина, чувствую, как тело начинает сводить от нехватки кислорода. Всё. Надо выныривать и вдохнуть! Главное как следует оттолкнуться: внизу, прямо над поверхностью воды, сейчас кислорода нет, только вонь горелой синтетики (в ней будет хотя бы капля кислорода, которого в лёгких совсем не осталось, страх боли борется со спазмами желания вдохнуть)… Рывком пытаюсь выпрямить подогнутые под себя руки. Слишком поздно. От нехватки воздуха, их сводит судорога и они соскальзывают по дну ванны, неестественно вывихнувшись внутрь, куда-то мне за спину.

Неизбежный вдох происходит под водой. В легкие и горло попадает смесь мыльной воды и мелко нарезанных волос. Выдохнуть нет возможности – только тихо и медленно сипеть сквозь въевшийся щёлочью в горло мыльный волосяной ком, выталкивая из бронхов последние пузырьки воздуха. "Вдохнуть не получится. Позвать на помощь уже не получится." — эти мысли отзываются во мне удивительным безразличием. Не получится и выбраться из этой скользкой ванны: руки, всё ещё стремящегося к жизни тела, едва поднявшего голову над краем, в который раз съезжаются за спиной. Наблюдая за собой, будто откуда-то с потолка, [уже не я] падаю, гулко ударяясь головой о край.

Последние звуки, что способны до меня добраться, словно сквозь огромный туннель: мать с тревогой зовет меня по имени, из-за двери спрашивая что там случилось. Но я уже не слышу и не могу ответить.