Пять книг на букву "З"
Мой пост на конкурс "Пять книг на одну букву". Правила - здесь. Итак, буква "З".
1. "Зверобой, или Первая тропа войны". Джеймс Фенимор Купер.
Одна из любимых книг моего детства, в те времена (1960-е годы) - "хит" (хотя мы тогда такого слова не знали, более привычным было слово "дефицит").
По хронологии времени действия "Зверобой" - первая часть пенталогии "Кожаный чулок", но при этом последняя её часть по времени написания (пенталогия включает романы «Пионеры» (1823), «Последний из могикан» (1826), «Прерия» (1827), «Следопыт» (1840), «Зверобой» (1841)). Действие "Зверобоя" развертывается в 1740-е годы на территории будущих США (то есть примерно за 40 лет до провозглашения независимости оных), когда за эту территорию ещё грызутся Англия и Франция. В книге есть все, чему положено быть в добротном приключенческом романе : обаятельные главные герои - Натаниэль Бампо - охотник и знаток индейских обычаев, Чингачгук - молодой вождь племени могикан, захватывающий сюжет с погонями, перестрелками, безвыходными положениями, снятием скальпов и, разумеется, любовной линией (куда же без неё). Пересказывать сюжет - занятие неблагодарное и, на мой взгляд, излишнее. Куда интереснее взглянуть на содержание романа с колокольни нынешних реалий, включая пресловутую "политкорректность". Так вот, Гарри Марч, он же Непоседа, спутник и соучастник приключений Ната Бампо, по нынешним меркам - явный расист (что,впрочем, в те времена было весьма распространенным и отнюдь не осуждаемым явлением). Марч полагает, что из трёх рас «самый лучший цвет – белый, – поэтому белый человек выше всех». Черный следует за белым, поэтому чернокожим дозволено жить рядом с белыми. Но хуже всех - красный цвет, поэтому краснокожие – люди только наполовину. В противовес ему Зверобой выдвигает крамольную, с точки зрения Марча, мысль - Бог создал людей равными, а значит, разные расы имеют равное право на существование и следование своим обычаям, уважая самобытность других. «Я считаю, что белый человек должен уважать белые законы, пока они не сталкиваются с другими более высокими законами, а красный человек обязан исполнять свои индейские обычаи с такой же оговоркой" - говорит Нат Бампо. Под этими словами мог бы подписаться любой здравомыслящий (и не только "политкорректный"), но, к сожалению, политики вскоре появившейся на свет страны предпочитали руководствоваться на практике принципом "хороший индеец- мёртвый индеец".
Цикл о Кожаном Чулке имел огромный успех не только во время своего выхода в свет (20-40-е годы XIX века), но и заслуженно вошел в золотой фонд классики приключенческого жанра. Кроме того, "Зверобой", как и другие книги знаменитого цикла, был много раз экранизирован (недавно узнал, что первая экранизация была аж в 1920 году в Германии). Разумеется, не обошёл "Зверобоя" стороной и советский кинематограф.
2. "Знак четырёх". Артур Конан Дойль
Тоже классика жанра и тоже одна из любимых детских книг. Вторая, после "Этюда в багровых тонах", повесть Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, вышедшая в 1890 году. В 8-томном собрании сочинений классика 1960-х годов входила в 1-й том. Помнится, прочитал её махом, сразу после "Этюда" и, честно говоря, остался не в восторге - сказывался ошеломляющий эффект "Этюда". Да, конечно, прекрасно написанный по всем канонам детектив, вновь любимые герои во главе с кумиром Шерлоком, но... уже что-то "не то". Куда больше мне понравилась экранизация 1983 года с блистательными Ливановым и Соломиным - и вообще вся "холмсиана" Масленникова снята как-то "ровно", все серии воспринимаются одинаково хорошо, чего не могу сказать про свое восприятие оригинальных текстов Конан Дойля.
Ну, а если взглянуть на текст "Знака четырех " глазами сегодняшних пап и мам, то эта книга - просто учебное пособие по наркомании. Обратимся к самому началу текста:
я не выдержал и взорвался.
- Что сегодня, - спросил я, - морфий или кокаин?
Холмс лениво отвел глаза от старой книги с готическим шрифтом.
- Кокаин, - ответил он. - Семипроцентный. Хотите попробовать?
- Благодарю покорно! - отрезал я. - Мой организм еще не вполне
оправился после афганской кампании. И я не хочу подвергать его лишней
нагрузке.
Холмс улыбнулся моему возмущению.
- Возможно, вы правы, Уотсон, - сказал он. - И наркотики вредят
здоровью. Но зато я открыл, что они удивительно стимулируют умственную
деятельность и проясняют сознание. Так что их побочным действием можно
пренебречь.Как говорится, комментарии излишни. Нет, я прошу правильно меня понять - я принципиально против цензуры, против запрета на те или иные "неполиткорректные" книги, против "купюр" в оригинальных текстах. По-видимому, данный текст сейчас надо маркировать 18+ или близкой к этому цифрой. Что, впрочем, не мешает ему заслуженно находиться в "золотом фонде" классики детектива.
3."Зов предков", Джек Лондон
"Зов предков", как и почти всё творчество Джека Лондона, принято относить к приключенческой литературе, литературе "золотой лихорадки". Некоторые литературоведы относят его к так называемой "литературе о животных". На мой взгляд, и то и другое - большое заблуждение. Хотя главный герой книги - пес Бэк, смесь сенбернара и овчарки, и сюжет строится вокруг приключений Бэка, начиная с его похищения в теплой Калифорнии и кончая его превращением в вожака волчьей стаи, книга - не о собаке. Она - прежде всего о человеке. Это ощущение у меня сформировалось с первого прочтения книги и в целом остается по сей день, меняются лишь отдельные нюансы.
Наверно, я просто прочитал "Зов предков" очень вовремя - одновременно с "Мартином Иденом" и "Морским волком", и эти три книги как-то легко и гармонично сложились в единый смысловой "паззл". Они все - об одном. О человеке и его умении выживать в экстремальных условиях ( прежде всего - социальных) и о цене этого выживания. То, что Лондон главным героем книги сделал пса - это своеобразная глубокая метафора "закона волчьей стаи", которому были вынуждены подчиняться герои его книг, да и сам писатель. И каждый был вынужден заплатить за выживание свою цену: пес Бэк (мне кажется, Лондон не случайно дал ему это имя - в оригинале оно звучит как Buck, что созвучно back, одно из значений которого -"возврат") навсегда порвал с людьми, Хэмфри Ван-Вейден (герой "Морского волка") выжил, пройдя долгий путь унижений, Мартин Иден покончил с собой, сам Джек Лондон - вероятно, тоже.
Мне кажется, что "Зов предков" относится к числу тех немногих книг, которые никогда не устареют, независимо от того, насколько изменятся реалии нашего мира. Несмотря на внешнюю благопристойность и кажущуюся "политкорректность" Запада, наш мир все глубже погружается во всеобщую конфронтацию, и проблема выживания в этом мире ( и цены этого выживания) становится с каждым днем все более актуальными.
4. "Золото", Дмитрий Мамин-Сибиряк.
Тоже классика, на этот раз - отечественная, и тоже о "золотой лихорадке", только не на Аляске или в Калифорнии, а на нашем родном Урале. Роман вышел в 1892 году, почти через десять лет после куда более известного и неоднократно экранизированного романа Мамина-Сибиряка "Приваловские миллионы". "Золоту" повезло гораздо меньше - роман куда менее известен и не экранизирован, хотя, на мой взгляд, он ничуть не менее достоин экранизации.
"Золото" - широкое полотно жизни глухого уральского поселка при золотых приисках. Написано добротно, с превосходным знанием предмета - как технологий разведки и добычи "презренного металла", так и быта и нравов этого социального тупика. Главный герой - старейший штейгер Родион Потапыч Зыков, проработавший на рудниках свыше 60 лет, в совершенстве знающий все тонкости золотодобычи и превыше всего на производстве и в быту ценящий порядок, "как раньше" ( то есть при крепостном праве). Но, как сказал поэт, "земля наша богата, порядка ж нет как нет". На протяжении романа автор наглядно демонстрирует, как стремление к быстрой и легкой наживе морально уродует людей, одних ведет к беспробудному пьянству и деградации, других - толкает на преступления. Несмотря на то, что в конце романа преступники изобличены и зло вроде бы как наказано, остается горькое послевкусие "золотой лихорадки", талантливо описанной Маминым-Сибиряком.
5."Зубр", Даниил Гранин
Роман "Зубр" (1987) недавно ушедшего от нас Даниила Гранина - один из ряда его документально-исторических произведений о жизни выдающихся учёных, наряду с такими произведениями как «Эта странная жизнь» об А.Любищеве, «Выбор цели» - об И.Курчатове. В основу положены рассказы и аудиозаписи самого главного героя - выдающего русского ученого-генетика Николая Тимофеева-Ресовского.
Биография этого ученого по насыщенности событиями и злоключениями не уступает героям того же Фенимора Купера и Сабатини. Выходец из дворянской семьи, Тимофеев-Ресовский учился в Московском университете (с перерывами на Гражданскую войну) и, не получив формально диплома об окончании, проявил недюжинные способности к биологии и в 1925 году был направлен в Германию, где работал в Институте исследований мозга и в кратчайшие сроки добился международно признанных результатов. В период сталинского "большого террора" отказался возвращаться в СССР и оставался в Германии, где скрытно противостоял нацистскому режиму (например, выдавал липовые справки беглым "остарбайтерам"). В 1945 году, когда руководство нацистской Германии стремилось вывезти важнейшие научно-инженерные структуры на запад, чтобы они достались западным союзникам, а не Красной Армии, Тимофеев-Ресовский сумел оставить свой коллектив и оборудование под Берлином до прихода советских войск. Но, несмотря на это, дальнейшая участь "невозвращенца" была предсказуема - обвинение в измене родине, приговор - 10 лет лагерей. Ученого ждала неминуемая гибель в лагере, но судьба смилостивилась над ним - его труды по радиационной генетике оказались востребованы при реализации советского атомного проекта, и Тимофеев-Ресовский вышел из лагеря сначала в "шарашку". а затем - на свободу. Но испытания на этом не кончились - впереди были долгие годы выживания - на сей раз в науке. где долгие годы царствовала лысенковщина, и борьба за реабилитацию. не оконченная до сих пор. Такова (очень кратко) событийная сторона жизни этого выдающегося ученого. Под пером Гранина эта полная драматизма жизнь приобрела особый колорит, не могу отказать себе в удовольствии привести небольшую цитату из произведения:
Распаренные, счастливые выскакивали из вагонов пассажиры, суетились с чемоданами и тюками, и наконец показался Зубр с супругою. Он был в шубе барского покроя, с бобровым воротником-шалью; она, красавица, потомственная москвичка, которую он звал Лелька, выше его на полголовы, была к тому же украшена высоченной меховой шляпой Их узнали сразу Дети, те, кто никогда не видел их, выделили их безошибочно по абсолютной свободе манер, раскованности, той непринужденности движений, которая естественна, красива и по чему-то так трудна Тогда, в 1956 году, это было особенно заметно Люди держались замкнуто, стесненно, тем более в публичных местах У каждого времени своя жестикуляция, своя походка, своя манера раскланиваться, брать под руку, пить чай, держать речь В пятидесятые годы вели себя иначе, чем в тридцатые или двадцатые Например, на всех произвело впечатление, что Зубр поцеловал руки встречавшим его женщинам Тогда это было не принято Поеживались от его громкого голоса, от неосторожных фраз Что-то было в поведении приехавших не нынешнее, не тутошнее и в то же время смутно узнаваемое, как будто появились предки, знакомые по семейным преданиям Этакое старомодное, отжитое, но было и другое – утраченное Большинство встречающих учились либо с Лелькой в одной гимназии, либо с ним – в гимназии или университете Они-то и узнавали общее, молодое, что сохранилось только у этих двоих – у Лельки и Колюши, как звали их однокашники.
Все эти дни и недели застолья сменялись выступлениями, докладами, обсуждениями, бесконечными сладостными спорами, рассказами, расспросами Капица, Ляпунов, Ландау, Тамм, Дубинин, Сукачев, академики, студенты, знакомые знакомых, родственники – всем было любопытно, и те, кто побывал раз, старались прийти снова Свита поклонников росла, привлеченная Чем? Это поняли далеко не сразу.
После чтения книги остается непреходящее чувство двоякого уважения: и к главному герою - одной из ярчайших фигур в истории отечественной генетики, и к таланту автора, успевшего достойно запечатлеть эту фигуру с присущим ей колоритом.