Три истории и одна осень

Я ненавижу осень.
Потому что в нашем краю в принципе сыро круглый год, но осенью - особенно гадко.
И когда кто-нибудь, мечтательно улыбаясь, произносит «оооооосень», я внутренне напрягаюсь. В этот момент я не представляю, как разноцветные листья ложатся на землю пушистым ковром, меня не приводит в восторг мысль о птичках, улетающих на юг, я завидую им со страшной силой. И вот эти кабачково-тыквенные агонии в кулинарии не радуют. Я не думаю о том, как приятно сидеть у камина, пить какао с зефирками, укутавшись в теплый плед, когда на улице льет как из ведра…
Во-первых, у меня нет камина, а во-вторых, «осень» рождает в моем мозгу воспоминание о том холодильнике, в который превращается моя квартира, пока не включат центральное отопление. Мне все время приходится ходить в свитере и шерстяных носках, включать обогреватель, чаще прижиматься к людям и животным, чтобы было теплее. Мне все время холодно и хочется убивать.
А еще осень ассоциируется с больницами, в которых я по воле злого рока оказывалась именно в это время года (нет, не угадали, не в психиатрических). Холодные длинные коридоры с кучей поворотов вникуда, какие-то стоны, крики и плач, синие стены, кровати с панцирной сеткой, окошко-телевизор, обшарпанные тумбочки без ручек.
Когда я валялась в больнице, то иногда писала небольшие очерки о людях, с которыми мне довелось там познакомиться. Нашла несколько…

Таисия Павловна

Ей 75. Она лежала на кровати напротив. Бойкая и оптимистичная старушка с гулькой седых волос на голове, постоянно всех ободряла, говоря, что «хуже смерти все равно ничего нет». У нее одна почка и замечательное чувство юмора.

Просыпается с похмелья мужик – рассказывает нам анекдот Таисия Павловна, - очень пить хочет. Просит маленького сына принести ему водички. Тот убегает и приносит неполный стакан, мужик выпивает и просит еще. Мальчик приносит стакан, в котором воды на донышке. Отец ему: принеси побольше, сыночек, никак напиться не могу. А тот: папочка, я до краника не достаю, а в унитазе водичка закончилась.
Она никогда ни на что не жаловалась. Как настоящий боец - стойкая и терпеливая. Родила троих сыновей, один из которых умер. Она похоронила сына, а потом и мужа. Один из ее сыновей - с семьей на Урале и Таисия Павловна говорит, что он «хороший», а другой – «пьяница и дурак». Живет старушка в поселке одна, занимается огородом, смотрит сериалы и «Федерального судью». Добрая и интеллигентная бабушка ездит в город, на центральный рынок. Там она подрабатывает - моет общественные туалеты. Один раз она попросила, чтобы сын сходил к ней домой и принес ей денег. Он пришел в обед, принес тысячу рублей. Увидев пациентов с тарелками, он сказал: «О, да тебя тут хорошо кормят, зачем же тебе деньги?». И тысячу забрал. Таисии Павловне очень были нужны тапки, сын забыл про них. Я взяла и купила. Она долго не могла понять, почему я не хочу брать у нее деньги…А на следующий день в своей тумбочке я нашла две шоколадки.
Таисия Павловна, зачем?!
Ничего не знаю. Это не я. Ну, честное слово! – Отмахивалась старушка, улыбаясь.
Мы подружились. Она много рассказывала о своей жизни, о сыновьях, невестках, внуках и правнуках. Шутила и ни разу не пожаловалась. А потом врачи обнаружили у нее сахарный диабет и она заплакала.

Мужчина в коридоре

На уколы всегда очередь. В это время больные выползают из своих палат и садятся на скамеечку в коридоре. Это, пожалуй, единственное время, когда есть возможность познакомиться с «новыми людьми», в больнице это – как выход в свет. И вот сидишь, теребя в руках пузырьки с антибиотиком, и разглядываешь всё вокруг. Людей с торчащими трубками и мочеприемниками, женщину, моющую пол с хлоркой, слоняющегося из угла в угол парня в полосатых шортах, который держится за бок и других… Рядом со мной как-то сел мужчина.

Знаете, я когда заходил в душевую, там были женщины… - он резко повернулся ко мне. В этот момент я с ужасом представила, какой рассказ меня ждет.
Знаете, каким шампунем они головы мыли? – на тон ниже заговорил он.
Нет.
Лошадиным… - почти шепотом продолжал мужчина – Говорят, от него волосы очень мягкие становятся и растут лучше.
Я внимательно посмотрела на собеседника. Он был почти лысый. Я не могла понять, почему именно мне он решил рассказать о своем открытии, что хотел услышать в ответ, но я кивала. Все время, что мы сидели рядом, он с упоением описывал мне преимущества этого чудо-шампуня, сообщив предварительно, что себе он уже такой купил. Каждое слово мужчина говорил с видом заговорщика, знатока или еще кого, он был очень серьезен и дотошен. А когда молоденькие медсестрички прокричали «даааальше», и подошла его очередь, вынул из кармана расческу, провел по своим трем волосинам и гордо шагнул в процедурный – на уколы.

Дана

Пожилую литовку Дану (Дануте) определили в нашу палату вечером. Привезли на скорой. Ее первый вопрос был: «А почему постельное белье в пятнах? Его меняли?» Получив утвердительный ответ, новенькая сильно расстроилась, брезгливо подняла одеяло и легла в одежде. Ее все жалели, а потом перестали. Не из-за бессердечности, а потому что она всё время жаловалась. За первые полчаса, проведенные с Даной, мы узнали, что у нее удалена матка и правый яичник, что болит почка, что в коленке надо менять чашечку, а в желудке какие-то гастритные очаги. Она демонстрировала свои узловатые и исколотые вены, показывала колено, которое «растет влево» и говорила-говорила-говорила.
Узнав, что я простыла, она тут же стала советовать мне какой-то китайский чай с таким непроизносимым названием, что я сразу решила – пить его не стану. От бесконечного нытья Даны, у меня даже заныло в боку. Она тут же подбежала и начала прощупывать мне живот: «Это может быть аппендицит! А может и желчный пузырь!». От ее предположений мне стало еще хуже. Дана не отходила, совершая какие-то манипуляции на моем животе руками. Если бы не Таисия Павловна, наверное, Дана выдавила бы из меня завтрак. «Кашель у тебя нехороший» - все время приставала ко мне заботливая соседка по койке – «Я попрошу мужа, он привезет для тебя ростки чеснока, ты будешь их поджигать и хорошо-хорошо дышать». Когда к нам подселили Дану, я стала отпрашиваться на ночь домой.