Три годика ровненько… как и положено.

Три годика ровненько… как и положено.
В случае чего доверяла охотно ключ подружкам, поэтому танцы летом неизменно заканчивались только под утро, и молодежь была ею очень довольна.
Кавалера своего у нее здесь не было, видно, очень уж солидно, неприступно выглядела она на свой возраст.
Молодые семейные мужчины, вырвавшись в одиночку на часок в клуб, словно по команде оборачивали тот час масляно жирные взгляды ей вслед, неотрывно и молча провожали таким вот образом через весь зал.
Как и Антон, сама она никогда не танцевала, но вот чтобы свести их в пару… Такой даже и мысли не могло ни у кого возникнуть, слишком уж большая нестыковка была и в росте, и в комплекции.
Придумайте вопрос к рассказу остров сокровищ
И только на последнем прощальном вечере… 4 Прощальный вечер Танцевальный вечер этот состоялся в последнее воскресенье августа и стал самым людным и самым торжественным из всех вечеров.
Именно тогда на эстраду вдруг вышла она… Она, высокая, статная, пышноволосая!
Объявляла теперь каждый танец, пела с легендарным теперь ансамблем… и как она пела!
А еще она читала стихи.
Витька весь вечер снова улыбался, улыбался так, как теперь он улыбался всегда… И снова рассказывал, рассказывал… И только, когда объявили последний прощальный танец, его улыбка снова на мгновение стала как некогда грустной… Но не устало, счастливо.
Витька… Куда и как передать привет тебе?
Нет уже Витьки… такого, каким он был.
Но он навсегда останется, хоть и другой чуть, наверное.
Среди бирюзового лета… он и его гениальная идея.
Среди снегов, среди зимы — Никто нам лета не вернет...
Ты помнишь, плыли в вышине, И вдруг погасли две звезды...
Но лишь теперь понятно мне Что это были...
Он не успел закончить, как его подхватило множество рук.
Качали, до потолка подбрасывали вместе с неразлучной гитарой, кричали громко в такт, а потом просили, просили...
Нужно перевести ПРАВИЛЬНО на английский
Просили снова приехать следующим летом.
Раскрасневшийся, в джинсовке нараспашку, необычайно усмешливый стоял Антон на эстраде, дыша часто в микрофонную тросточку, и обещал, обещал...
Но широкая магистральная бетонка ушла вскоре далеко за поселок.
Не стало больше студентов-практикантов.
Никогда больше не приехал и Антон.
Его ансамбль остался, остался его репертуар, его любимые песни.
Осталась, наверное, на какое-то время и некая особая частичка его души, и следующим летом танцевальные вечера еще иногда напоминали те самые знаменитые, антоновские… Но уже через год: — Как там вчера на танцах?
И снова в ответ лишь короткое: — Глухо.
Казалось, еще вчера пылкое августовское солнце поливало обильно пожухлые принеманские луговые дали, как вдруг налетела стылая осень с сиверным ветром, с тоскливою россыпью серых промозглых дождей.
Прощай, бирюзовое лето… Прощай беззаботное детство.
Единым существом тридцатиглавым застыл он в мертвой и словно дрожащей упруго тиши.Ккакому типу файлов относится изображение голубя
Есть у нас сегодня смелые?
Географица Нина Степановна только-только зачитала первый вопрос по домашнему заданию.
Затем пытливым взглядом внимательно окинула льняные, русые и чернявые головы, приникшие низко к раскрытым учебникам.
Что ж, буду вызывать.
Синяя чернильная авторучка в ее немолодых уже, крупных, красноватых с мороза пальцах снова вдумчиво двинулась сверху вниз в свое привычное путешествие по пустой журнальной клети… Словно дрожит упруго звенящая мертвая тишь.
За белесою росписью широких оконных стекол морозно розовеет январское ясное утро.
Сосед по парте, верный гвардеец и добрый приятель.
Снова исподтишка дурашливо дзынкнувши, он вроде также неотрывно вглядывается в раскрытый учебник, а сам лишь с усмешливой беззаботно-стью поглядывает на притихший тревожно класс.
Как обычно, он и не открывал вчера книгу, да только что ему, начало новой четверти еще… Ну больше одной двойкой, ну меньше...
Сколько их было, а сколько еще будет.
Так вы вчера и в книжку глядели!
Широко улыбается круглое, накинь лишь платочек — и сразу бабушкино, старческое лицо учительницы.
Понятно, что в каждом классе есть несколько обязательных, прилежных учеников, обычно среди девчат, они всегда хорошо подготовлены, а вот остальные… Любого и запросто можно подловить.
И снова, пусть вначале и не очень строго, но напомнит обязательно: в нашей стране всеобщее среднее образование, и нет плохих учеников, а есть плохой учитель.
По сути, оно логично, правильно.
От каких слов произошли слова худинг и толстинг
Зачем тратить лишние школьные годы на таких вот, к примеру, антольчиков?
Ему ведь все равно твоя экономическая география — что тому волу библейскому да псалмы на уши… И не всем же в конце концов быть инженерами, не всем же и в белом халатике службу нести, надо ведь в жизни кому-то и жижу в хлеву за свиньею прибрать...
Жизнь она штука такая!
Немало разной детворы за долгих тридцать лет прошло через ее учительские руки, и не раз уже приходилось убедиться конкретно, что хорошие и отличные отметки еще совершенно ничего не значат для будущего.
Тот же Андрюшка Петровский, например.
Тоже когда-то неплохо учился, толковый, казалось, выйдет парень, и спортсмен какой… был.
Перед глазами тот час же представал бурый, косматый, беззубый ободранец.
Рабочий сегодня поболе за иного инженера имеет.
Сколько их прежних оболтусов прилично устроилось в столице!
Получили квартиры, теперь на выходные молодцами наезжают в поселок.
Человек, мол, сами видите.
А что тогда говорили...
Когда сломался компьютер, его хозяин сказал: Оперативная память не могла выйти из строя.
Так что, правила игры здесь предельно просты.
Застыл истуканом, как влитый, приоткрыв слегка рот, будто его вдруг острым рогом по голове пристукнули.
Наконец как-то постарчески уныло скрипнула тесноватая парта, и он, насквозь проржавевшим, несмазанным роботом задвигал неуклюже вперед.
Он ведь тоже не открывал вчера географию.
Это и не обязательно было, потому что Нина Степановна, учительница не очень строгая всегда разрешала держать открытыми учебники на парте.
Действительно, это было очень удобно.
Глянул на переменке первый раздел заданного параграфа, повторил еще раз и жди спокойно звонка — вызовут, так не подведет память.
Сегодня он как раз и не спешил браться за следующий раздел.
С самого начала не было ни малейшего сомнения, что дружок Лешка так долго не продержится.
Прошло уже сколько минут, а он все так и стоял у доски, молча, глядя отрешенно застывшим взглядом куда-то поверх голов своих одноклассников.
Мог бы зря не тратить времени… Садись, два!
И вновь перемена мгновенная в классе, вновь словно дрожит в воздухе звенящая, мертвая тишь.
Вопрос остается тем же.
Раз мы… раз мы так ничего и не услышали, — внимательно вглядываясь в журнальный список, вдумчиво выговаривает Нина Степановна.
Спокойно, уверенно выходит он на середину класса.
Он-то как раз и не тратил зря времени.
За несколько мучительных лешкиных минут успел еще раз внимательно полностью просмотреть раздел параграфа, особо выделить в нем самое главное.
На счет дополнительных вопросов он тоже не особо тревожился.
А вот если бы так, как у Кольки!
Колька, Дикий, Живёла… Подобные прозвища были у многих учителей в школе.
По-видимому, они давались весьма метко с первых дней работы, а потом, словно по наследству передавались старшеклассниками следующим поколениям учеников.
Иметь прозвище учителю обычно значило быть личностью яркой, выразительной, с какой-то особенной оригинальной чертой характера, и именно такие учителя и их уроки остались наиболее памятными Игнату.
Вот, например, та же Нина Степановна.
Она и между школьниками всегда была только Ниной Степановной.
И уж очень сухой, будничной была на ее уроках такая интереснейшая наука как география, наука о захватывающих путешествиях и далеких, неизведанных странах.
Все, все ее рассказы были на один и тот же манер — и про сухую пустынную Сахару, и про роскошную таинственную Амазонию...
Временами Игнат даже и пытался послушать, но в итоге попытки эти заканчивалось всегда совершенно одинаково, заканчивалась точь-в-точь как с тем самым, толстенным романом в его раннем детстве.
Очень скоро он вдруг ловил себя на том, что в мыслях своих где-то уже совсем далеко от урока, в днях завтрашних или вчерашних… Только один-единственный ее урок запомнился навсегда Игнату.
Да и то это была вовсе не география.
Однажды, когда их собственный трудовик заболел, а заменить было не кем, ребят оставили под ее присмотром в классе.
И Игнат просто не верил глазам своим: раскрасневшаяся, искрясь легким блеском в глазах, вдохновенная даже, это был совершенно другой человек, совершенно другая Нина Степановна!
Привычным взглядом он окинул вновь притихший класс.
Энергичный усмешливый балагур он в свои пятьдесят два выглядел разве на сорок: — Он и Лыска ровесники!
Если кто-то из учеников на уроке уж слишком внимательно рассматривал свои ногти, Колька тогда внезапно приостанавливал на нем свой иронично улыбающийся взгляд, так и смотрел неотрывно далее, подолгу, усмехаясь и покручивая головой, сопровождая это неподражаемыми, очень частыми гримасками...
Вскоре начинал смеяться и весь класс.
А если это не помогало, скоро шел к дверям, широко отворял их настежь: — Эй, маникюрша!
Частенько в самом начале урока он приказывал: — Тетрадки раскрыть, положить на край парт.
Потом медленно проходил по рядам, внимательно просматривал домашнее.
Приметив порой, что у кого-то не проведены поля в тетради, приостанавливался рядом, и снова подолгу, пристально всматривался в исписанный листок с теми же очень частыми гримасками, покручивая смешливо головой… Наконец, опять начинал смеяться весь класс...
Под громкий смех этот учитель торжественно доставал из переднего карманчика пиджака чернильную авторучку, нарочито старательно, с остановками выводил витиевато ей.
Поэму эту он наверняка знал наизусть и частенько цитировал звучно, как в подходящих тому случаях, когда кто-то, например, сунул уж слишком решительно поверх других голов свой дневник на хорошую оценку: Ах ты, хлопец-нецерпячка, хай цябе растопча качка!
Все знали и знали прекрасно, что теперь уже лучше не шутить — и Зэро, и Лось, и Антольчик.
Все давно заметили, что Колька не в пример чаще вызывает к доске красивых фигурных девчат.
Для них он никогда не жалел хороших оценок, мог пособить и во время ответа легким дополнительным вопросом.
Но вот сегодня в этом не было совершенно никакой необходимости.
Изотова Галина, круглая отличница мечтала поступить на исторический, она всегда отвечала историю без единой запинки, словно перечитывая открытый перед собой бумажный лист с написанным на нем четко па-раграфом.
Что значит… что значит, слушаешь — и душа, и сердце в цветах!
И проводя ее слегка прищуренным взглядом до самого места, снова глянул рассеянно в журнал.
Историю Игнат также не открывал вчера.
И на переменке, так уж случилось сегодня, он даже не глянул в учебник.
Лишь во время недолгого ответа Галины просмотрел мельком первый абзац следующего вопроса, для этого хватило лишь нескольких минут.
Решающим обстоятельством здесь было то, что доверчивый Колька не только разрешал держать учебники открытыми на уроке, но вдобавок к этому можно было и отвечать прямо с места, не выходя на класс.
И отлегло с души тот час: теперь лады!
Медленно вставая, Игнат толканул незаметно в плечо толстячка Михаську, соседа спереди.
Тот уже знал, и через секунды его раскрытый учебник уже занимал специальное место на парте, которое для оперативности и удобства было даже помечено карандашной тоненькой риской.
Во всемирной истории отмечено немало выдающихся личностей, которые с успехом умели выполнять одновременно сразу несколько разных дел.
Подобное свойство заметил в себе издавна и Игнат.
Он мог запросто гладко рассказывать первый, ранее прочитанный абзац, зорко следить при этом за учителем и одновременно посматривать через плечо соседа, просматривать, запоминая, и абзац следующий… Первые разы он еще мог как-то запутаться, сбиться, но потом уже так навострился, что многие даже и не верили.
И понес победителем раскрытый дневник на отметку учителю.
На ее место в класс пришла Живёла.
Говорил, что так будет, — выговаривал запоздало Игнат своим верным гвардейцам.
Говорил сколько раз: лихой брат, тормозни!
Теперь прежнее даже и вообразить себе нельзя было.
У могучей Живёлы, которую Игнат со спины однажды принял за здоровенного дядьку, даже голос имел самолетные децибелы.
Когда она запускала его на полную мощь, класс на минутку впадал в какое-то своеобразное оце-пенение.
Я в свои годы, помню, раз один сунулся — так и свиснула юшка с носа!
Все хорошенько запомнили, как грохотнула однажды лешкина парта, как долго собирал он потом по классу манатки.
Вместе с тем Веру Андреевну уважали и даже любили многие.
Она и пошутить могла, хоть изредка, грубовато обычно, но очень метко.
Она была справедливая принципиальная учительница.
Каждый знал неукоснительно и без всех известных на то исключений — ты получишь у нее на уроке именно такую оценку, которую заслуживаешь, и какая ее оценка у тебя в аттестате, точно такая же наверняка будет и на вступительных.
В той мертвой тиши, что неизменно царила на ее уроках, слушали все, а объясняла она просто и очень доступно.
Многие ее питомцы побеждали на различных олимпиадах, потому Веру Андреевну хорошо знали в республике, не раз приглашали принимать вступительные экзамены в самые престижные институты.
Не учить дома биологию теперь стало очень рискованно.
Но как раз вчера Петрик принес обещанную фантастику, которую давно очень советовал прочитать.
Петрик всегда советовал не зря, и в этом Игнат убедился с первой же открытой страницы, уносясь беззаветно в иные миры...
Начало четверти еще, вон столько пустых клеток в журнале!
И на биологии в тот день решил просто отсидеться, расслабиться, перевести слегка дух после хоть и на диво удачных в итоге, но чрезвычайно волнующих приключений на первых двух уроках.
Как вдруг: — Сегодня начнем урок с разбора нового материала!
И тот час екнуло сердце у Игната.
Фраза эта на сто процентов означала лишь одно: во второй половине урока будет письменная контрольная работа по домашнему заданию.
Вариантов всегда было не менее шести, но пусть себе и один, все равно списать у Живёлы было абсолютно невозможно.
Это, положим, на истории доверчивый Колька, раздав вопросы, отдыхал безмятежно в своем учительском кресле, а на биологии грозная учительница сразу же занимала наиболее обзорный пункт в классе, зорко, не отрываясь ни на мгновение, следила за каждым.
За все минувшие неполные десять лет у него ни разу не было двойки журнал.
То, что случилось потом, так красноречиво напомнило Игнату легендарное витькино сочинение на вступительных летом и гениальную его идею.
Нажав обеими ладонями изо всех сил, распрямил, пригладил.
Затем положил его так во внутренний ящичек парты.
Теперь необходимо было хоть чуть-чуть успокоиться.
Вариантов у нас шесть сегодня.
Помечаем первый, второй… Игнат дрожащими пальцами одной руки нащупал внутри парты распластанный страницами вверх, открытый учебник.
Узенькая длинная щелочка, в которую было можно усмотреть лишь одну-единственную книжную строчку.
Одну-единственную, но именно в этом сейчас и была его единственная надежда.
Косясь исподтишка на учительницу, поднес ручку ко лбу.
Затем перекинул взгляд вниз, словно разглядывая вдумчиво лежащий перед ним чистый листик бумаги.
Под всевидящим оком Живелы холодело и замирало внутри, дрожало сердце, но он выдержал вот так терпеливо несколько неописуемо жутких минут.
Затем вялыми редкими толчками ленивца заводил беспорядочно вверх-вниз...
Стоп, стоять пять секунд...
Полсантиметрика — стоп… пять секунд...
Спокойствие, только спокойствие… еще полсантиметрика… Так, смотрим… не то… Снова нет...
Еще немножко выше… спокойствие, только спокойствие...
Далее было гораздо проще.
Незаметно подвигая учебник вверх, Игнат только менял по ходу дела книжные фразы на свои.
Работу он сдал первым, и учительница быстренько ее просмотрела: — Что сказать, молодчина Горанский!
Давай-ка дневник на пя-терочку.
Слушали внимательно, а многие даже, затаив дыхание, ожидали своей очереди.
Получить хорошую отметку по математике было не просто и весьма престижно.
Не раз случалось, что на все параллельные классы выходила в итоге лишь одна пятерка по контрольной, и если в роли такого единственного триумфатора оказывался Игнат, то тогда он с неделю целую, как на крыльях летал.
Задание в прошлый раз было чрезвычайно трудным.
Одна за одной пролетали стремительно, ставшие вдруг такими незаметными, драгоценные минутки урока.
Давай, погнали, пора запускать конвейер!
Но Игнат лишь едва успевал отмахнуться в ответ, занятый целиком работой и даже не взглянув на своего подшефного: — Да подожди ты...
Наконец, основополагающее звено, замершей в ожидании шефской помощи мафиозной цепочки, глянув в последний раз на часы, махнуло безнадежно рукой: — Абзац, мальцы, сегодня!
Но на переменке Лешка говорил уже с пониманием, как и всегда в тех редких случаях, когда мафиозная цепочка оставалась без помощи: — Начало четверти еще, ясное дело.
Но коли есть начало, то будет и конец...
А под конец даст нам и Галушка продышку!
И в этом он никогда не ошибался.
Тем более приятно Игнату было теперь, перебирая раз за разом мысленно контрольное задание, убеждаться с уверенностью снова, что серьезных ошибок, скорей всего, нет.
А еще через несколько минут наступило самое приятное.
Поставьте сегодняшним днем каждый свою отметку, — приказал Михал Иваныч уже не строго, а как-то торжественно.
Он уже понял… Нет!
Он уже всем существом своим явственно чувствовал, что это сегодня за день особый такой.
День, когда как по накату ладится любое дело, день, когда уж если пошла сплошным валом удача сначала — так и до самого конца.
В тот феноменально счастливый день было еще два урока, физика и физкультура.
Еще в конце минувшего учебного года принял Игнат окончательное решение поступать в университет на физфак.
Теперь он учился на заочных подготовительных курсах, раз в месяц готовил письменную контрольную работу и отсылал ее на проверку.
Выбором своим он был в огромной степени обязан учителю, который частенько по-говаривал: — Физика это, прежде всего, решение задач!
Соответственно и задачи на его уроках решали почти каждый раз, а зачастую и весь урок.
И вот когда в тот удивительный день первая же зачитанная учителем задача оказалась из недавно выполненной, курсовой контрольной, Игнат даже и не удивился вовсе.
Ему даже показалось, что иначе и быть не могло — ни секунды не рассуждая, вскинул он вверх руку: — А можно мне попробовать?
На физкультуре сдавали бег на тысячу метров.
Выполнить на отлично обычный школьный норматив, имея давным-давно первый взрослый разряд по легкой атлетике — что через порог переступить комнатный.
Но когда Игнат в конце урока принес дневник на отметку учителю, тот даже не понял сначала: — Что-то ты, парень, новое выдумал… И действительно.
Там уже красовалось в ряд целых пять пятерок, шикарно отмеченных целой шапкой учительских подписей.
Теперь уже заулыбался широко и учитель: — Ясно...
И он смачно вывел, размашисто расписался.
Что такое значки-крючки под линеечку, когда с легкостью пишешь целые письма?..
По сути, выполнить домашнее задание означало для него тогда лишь написать аккуратно и без ошибок письменное, да выучить коротенький стишок наизусть, если его задавали на дом.
Но с годами ситуация начала резко меняться.