Русский меч
Эх, были времена! Будучи молодым, веселым и перманентно подшафе я умудрился стать лауреатом одного очень пристижного литературного конкурса.
И сейчас выкладываю победившее произведение.
Русский меч.
Вольное продолжение.
За окном электрички смеркалось. Солнце, обласкивая оставляемый им до утра мир розовый луч, медленно уползало за вершины деревьев. Под мерный перестук колес, выбивавших одним им ведомый ритм, так хорошо и уютно было дремать. Прикрыв глаза и понадежней пристроив видавший виды рюкзак у ног – не обережешься, так и спереть могут - я блаженно прикрыл глаза и вытянул уставшие топать по лесу ноги. В голове крутились разные мысли. Но главная была о нем. О моем нежданном сокровище. О моем роке и моем обереге. О Русском Мече.
За долгие годы, которые я был его хранителем, я понял одну простую, как фрукт заморский апельсин, истину. Мы с мечем неразлучны. И не разделимы. Мы две половинки одной сущности. Пришедшей в мир в тяжкую годину немирья на земле Русской и ставшей ее надеждой и опорой. Я и Меч. Меч и Я. Меч без хранителя был просто очень могучей диковинкой, не более. Так же как и я без Меча был просто очень могучим ведуном и волшебником на Руси. Но вместе мы представляли грозную силу для любого, кто отважится творить беззаконие, поправ древнюю Правду и совесть человеческую. Но сейчас нас разделила сила, преодолеть которую мне еще только было суждено. Но для начала надо было найти Меч и вернуть его в схрон.
Под аккомпанемент колес и своих мыслей я задремал. И во сне ко мне пришли картины прошлого. Того прошлого, которое было уже не изменить. Вначале я увидел себя. Тогда еще молодого выученика у нашего волхва. Как всегда, воспоминания пришли незваными.
Мой наставник умирал. Не от старости, нет. И не от ран. Он умирал от того, что передал мне все свои знания и теперь двух ведающих истину быть просто не могло. Таков исконный порядок. Молодые побеги приходят на смену старым. Но он уходил из мира живых не так, как это делают простые дети Сварога. Он истаивал. Растворялся в окружающем его пространстве, для того, чтобы бесплотным духом ступить в Ирий к престолу Отца.
Я уже давно заметил, что черты лица моего наставника стали истончаться, как сосульки под светом яркого весеннего солнца. В тоже время я понял, что мое обучение подходит к концу. Но я не был рад этому. Потому что пришлый сирота, без крова и родни, каким пригрел меня старый Боян, слишком хорошо помнил неловкую, но от этого такую дорогую мне, стариковскую любовь. И мне было ужасно тяжело сознавать, что единственный близкий мне человек уходит из земной жизни. Знал, что дорога моего наставника лежит в пресветлый Ирий, но сердце мое полнилось печалью.
Сказать по чести, Боян всю жизнь прожил бобылем, отдав предпочтение служению силам, стоящим у Истоков. Ведь это был его путь. Ведь боги каждого ведут своей дорогой. И потому, когда младенец, голодный и ободранный, вышел из лесу к избушке волхва, тот был удивлен. Но и обрадован. Дело в том, что малыш, пришедший к его порогу просто не должен был выжить, пробираясь через топи и буреломы. Но раз выбрался, значит лесные хозяева привели его к этому дому. И видать не спроста. А коли так, то и к людям выводить мальца не стоит. Тем более, что старец уже давно подыскивал себе приемника, но все без особого толку. Не чувствовал он в тех, кого подвергал испытаниям, искры, Богами изначально людям дарованной. Тут же было все по иному. Малец так и лучился предначальным. И старый волхв понял – вот он и пришел, его лучший и единственный ученик.
Голодный и оборванный малыш, меж тем, стоял и смотрел на него ясными как весеннее небо глазами. И судя по всему, ни мало не боялся грозного кудесника, которого на лесной тропке сторонились матерые беры, а хозяева лесов, полей и холмов так и вовсе принимали его как родного. Мальцу было не более четырех от роду. Только полно, рождались ли такие дети? Доступным только ему, старому ведуну, зрением Боян видел в мальце предназначение. Огромное и непомерное бремя, которое малыш понесет на своих плечах, когда вырастет. Он давно ждал именно этого ребенка. В котором соединится неукротимость Перуна и кротость Ярилы. Этому ребенку было суждено стать заступником земли Русской. Ибо близились времена куда как тяжкие. Этот ребенок был ой как ко времени.
Так я стал обучаться у Бояна, молва о котором гуляла по всем окрестным городам и весям. Да и в богатую и чопорную Византию нет-нет, да и долетали слухи о могучем чародее язычников. А старому волхву, казалось, не было особого дела до того, что знают о нем аж за морями. Он жил в мире с природой и людьми, издревле живущими окрест. И учил так же жить своего ученика, имя которому нарек Всеслав, ибо славен он должен был стать своими поступками. А ученик впитывал древние знания, как сухое лыко впитывает воду. Старик не мог на него нарадоваться.
Шли годы, и вскоре Всеслава стали жаловать ленные духи и всякое зверье. А домовые и прочие овинники так те и вовсе в парнишке души не чаяли. И порой проказничали с ним на пару. То лягушек в молоко подбросят склочной большухе на ближнем погосте. То проезжего купца в лес заманят, да водят его кругами, пока тот в голос не взмолится да не начнет расшалившуюся нечисть потчевать бранным словом. Но шалости все были безобидные. Коль был от них какой убыток, то Всеслав его прибытком оборачивал. Коль молоко пролито было, так он мог с гуменником договориться и на завтра корова в двое против вчерашнего молока давала. А коли кони у купца запалились, так лешие да кикиморы им под копыта тропку нужную кидали и прибывал купец к месту дней на пару раньше.
Но не только шалить мог юный Всеслав. Пришли однажды люди к Бояну просить заступничества. В Дальне Веси оборотень появился. Уж откуда и принесла его нелегкая, и не знал ни кто. Может, пришлый, а может из своих кто. Тут то старик и решил проверить ученика. Отправил его с ходоками. Те малость пороптали, но перечить не стали. Знать, так оно и надобно, коли мудрый волхв юнца безусого с ними посылает. А юнец безусый устроил на злыдня форменную облаву. Вот только за загонщиков у него лешие были, а омутник в свой омут принял тело страшного чудища. И обернулся Всеслав всего то от вечерней зари до вторых петухов. А Боян приглядывал за ним, дух свой бесплотный на свободу отпустив, да крепко накрепко ему заповедовал мальчонке помочь, коли беда стрясется. Но ученик все сам управил, да при том в лучшем виде. Вот только охотой увлекся настолько, что духа, его опекающего не заметил. За что и получил посохом поперек спины когда вернулся. В назидание.
Отчетливо вспомнился момент передачи Меча. Ну, то есть не самого Меча, а того сокровенного знания, коим обладал мой учитель.
В мир пришло лето, отринув притязания жестокой Мораны, которые именовались зимой. Боян уже давно дал мне понять, что у меня свой путь под этим небом. Путь, выбранный для меня Богами. И легким он не будет. Но такова воля Сварога. И противиться ей грех смертный. Но противиться я ей не собирался. То, что предначертано исполнить – исполнить должно.
Я давно понял это и поэтому не сильно удивился, когда Боян велел мне собираться в дорогу. Взять с собой припасов на два дня и на рассвете быть готовым к дороге. Куда идти и зачем не сказал. Сказал только, что если я тот за кого он меня принял, то я сам найду заветную тропку. А мои товарищи, лешие да овинники помогут. И я душой почувствовал, что это начало моего пути. Пути начертанного Богами для смертного человека.
С рассветом Боян вывел меня за околицу и указал путь, сказав, что у меня есть только два дня. От зари, до зари. Если, мол, я не обернусь за этот срок, то обратно могу даже не возвращаться. Пользы от меня уже не будет. Ну, то есть коров лечить да подгулявшим парубкам переломанные кости вправлять я, конечно, смогу. Но вот предназначенного мне не выполню. И второго такого как я можно и вовсе не дождаться. А время близится.
Озадачив меня таким напутствием, учитель повернулся и больше не слова не сказав пошел в дом. Как всегда, прямой как стрела, и уверенный, как удар меча в руках бывалого витязя.
Сказать по правде, от такого напутствия хотелось взвыть, подняв лицо к серому рассветному небу и вопросить Богов и духов, за нами незримо приглядывающих: «Что делать то, мудрые? Вразумите!» Но не стал я просить у богов вразумления. Коль угодно им, что б я стал вершителем их воли, так сами куда следует выведут. А нет – так и не мне их судить за это. Но я видел, что мой наставник волнуется чуть ли не более меня. И я понимал это волнение. Простительно мне, если я не справлюсь с испытанием. Молод еще, да и на роду видать не то написано. А вот ему ошибиться во мне было признанию себя бессильным равносильно. Но и мне не исполнить предначертанного было не возможно.
Я уже давно понял, о какой угрозе говорил Боян. Догадался. Да и домовые с амбарниками и банниками уж не раз остерегали меня. Говорили, что в селениях стали появляться странные волхвы. На постоялых дворах браги не пили и по долгу не задерживались. А сразу шли к старосте или сразу к князю. И начинали призывать отречься от Богов, которым пращуры наши еще хвалы возносили и с которыми первый кузнец вместе злую Морану – Смерть одолел да змея в Исподний мир сверг. От богов, мир наш сотворивших и порядок в этом мире поддерживающих. От исконна нашего отречься… Вот только обычно были такие гости биты да из горниц под смех и прибаутки в одном исподнем выставлены. Но и поруганные и осмеянные черноризцы не спешили покидать негостеприимные веси. Начинали по площадям да корчмам басни про своего Распятого Христа плести. И то, какой он добрый и справедливый. Мудрый да жалостливый. И как всем хорошо будет жить с новым богом в душе, завет прародительский отринув. Чудеса всякие именем его творили. То хлеба приумножат, то посохи в змей обратят. Только баюны наши басни то поскладнее плетут, а ведуны да колдуны и не таких чудес сотворить могли. Вот только не ходили они с нашими богами в чужие заветы. И не призывали соседей отречься от Правды прародительской во имя правды соседской. А черноризники не унимались. И биты бывали и собаками травлены. И гнали их, подолы своих черных одежд подобравших, под смех под смех девок да веселое гиканье парней до ближайшего перекрестка. А там дорогу указывали, пониже спины приложив для верности. А потом собирались и недоуменно качали головами: «Как такое может быть, чтоб один бог да за всем миром сразу приглядеть успел. Вон, у Сварога, поди, помощников сколько. И семарглы и духи разные помельче, да и то не со всем справиться может. Иной раз и нам, смертным помогать приходится жителям Ирия. А первый кузнец так и вовсе Перуна из Чернобогова плена вызволил.»
С такими мыслями я пустился в путь в тот день. Куда идти и что искать я не знал. Но тропка сама легла мне под ноги, и мягко виляя меду пней и деревьев, и указала мне путь. Я поблагодарил старого лешего, хозяина светлого бора, прилегающего к нашему дому. Не думая о том, куда ведет меня эта тропинка, я решил следовать воли Богов и не отказываться от помощи духов стихий. Раньше они меня не подводили, касалось ли дело чего то серьезного или простых проказ.
Размышляя о том, куда и за чем послал меня наставник, я не заметил, как закончилось краснолесье и начался настоящий, густой лес. В этом лесу хозяйничал уже другой леший, старый и угрюмый, но и он, судя по всему, не решился препятствовать воли Богов. Хотя он часто показывал свой склочный нрава раньше, но теперь не стал меня морочить тропка, так же струилась у меня под ногами. Судя по всему, она должна была привести меня прямо к месту. Так и случилось. Я неутомимо отшагал почти весь день сквозь чернолесье, сквозь услужливо расступающиеся передо мной валежины и буераки. И вот чернолесье кончилось. Внезапно. Как будто кто то отрезал его ножом. И я вышел на поляну, казавшуюся такой неуместной в этом лесу.
Продолжение следует...