Голубь. Эскиз

прозрачный результат соития пламени и чистейшего песка не давал многотонному воздуху погрузиться внутрь, но на выступ обретённой части вертикали выйти стоило: снег мерцал невероятным, абсолютно броуновским движением, создавая завихрениями крупных скоплений, созданных группами будто обрезанных острейшим лезвием катаны снежинок.

виднелся только осколок здания напротив - шестнадцать или семнадцать этажей поднятых ввысь: изморозь не трогала эти стены (что с северной стороны проделывала ежечасно), но кое-где на крышах белые и почему-то утрамбованные комы необычно тяжёлого снега раздавали солнцу собственный вычет света и разносили разность во все стороны.

холод отдавал через открытую на балконе и окованную прозрачностью всё того же стекла раму очень тонкие, едва разносимые запахи кухонь, рядом стоящих небольших цехов и разносортного бензина, часть пара коего напоминала почему-то ещё не опавшую, но уже высохшую и подгнивающую листву сибирских клёнов.

на какое-то время, возможно - на один, отсечённый от всего иного континуума, миг всё это застыло в единой, четырёхмерной картине, где главным действующим лицом стал обычный сизый голубь: он умело завис в пространстве; затем резко сделал несколько ровных толчков крыльями и после - рухнул на скрытую крышами, стенами, окнами, перегородками и прочими архитектурными испещрениями асфальтированную и созданную прошедшей осенью стоянку.

в этом не было ничего сверх-: естественного, необычного и тем паче - действо вдавливалось в кровеносные сосуды и хрусталь глаза достаточно быстро. и тем не менее явление затронуло его не меньше, чем увиденные осенью в барселоне труды пикассо или же любимая "волна" айвазовского в питере.

почему?

быть может, от того, что рождение подобного не требовало ни масла, ни холста, ни секунд, минут, дней, лет ожидания, ни явственного терпения нутра - ничего, что связано с безумием заданных нынче скоростей, но только размеренной удачи, дарованной всякому в совокупности земли как единой стихии многомерности сотворения. и только.
и это было великолепно исполнено: и взмах, и почти неразличимое содрогание тела, и монотонная загруженность шипящего в начале выходного города, и отсутствие как таковых людей на улице и, конечно же, стойкость зимней, пусть и не максимально возможной, стужи, раскрывшей свои таинства действа через единичный пример данности.

и вдруг, захотелось эту одновременность закрыть в чёрном сундуке символов, созданных единожды, но раскрытых в тот лишь период, который… ещё не наступил, потому как в нём, очевидно, не было нужды: неповторимость разнеслась эхом - внутри электронной бумаги и последний отголосок отпал с безмолвным ударом о клавишу, содержащую знак единичной и завершённой ноты повествования: .