Перемещать писание прозы с сознательного на бессознательный уровень
В последнее время мне все стало как-то скучно.
Скучно смотреть почти любой фильм. Недавно стал смотреть Manhattan Nights и через пятнадцать минут почувствовал скуку.
И это было не потому, что сюжет имел внутреннее противоречие. Собственно, сюжет только начал выявляться. Так же точно дело было совсем не в актерах. Адриан Броди и был причиной того, почему я стал смотреть этот фильм. Однако, я чувствовал какую то фальшь на уровне сценария. Это было в момент, когда сюжет вдруг начинает отслаиваться от тривиальной реальности и персонажи оказываются в таком стрессовом развороте событий, выкрутиться из которых у них займет весь остаток фильма. Другими словами, вся драма, созданная сюжетной линией была иностранным вторжением, приготовленным воображением писателя, и приклеенная на холст реальных событий, довольно неуклюжим образом.
Так что, с одной стороны я стал очень чувствителен к непервосортным продуктам воображения, а с другой стороны я осознаю, что художественный рассказ - это абстракция, что по своей природе - продукт воображения.
Самое худшее, что тоже самое случается, когда я пишу свои рассказы. У меня появляется чувство, что я не принадлежу к сцене, которую описываю. Когда персонаж, которого я описываю, должен действовать у меня возникают много разных вариантов его поведения и я чувствую, что выбранный вариант скорее описывает приблизительное поведение чем точное.
Например я работаю над следующим предложением:
- Вы уверены? Боже мой! Я и не думал, что дела до такой степени плохи - Арчи вскочил и начал ходить из стороны в сторону как тигр в клетке.
Неужели? Прямо как тигр? А может быть как лев или гиена? А может Арчи вовсе и не вскочил, а просто продолжал сидеть в кресле.
- Вы уверены? Боже мой! Я и не думал, что дела до такой степени плохи - Арчи наклонился вперед. Его маленькие глаза широко открылись и лицо приобрело выражение неподдельной озабоченности.
А может быть вот так?
- Вы уверены? Боже мой! Я и не думал что дела до такой степени плохи - Арчи понял что он должен что он должен выразить озабоченность и грусть. Ситуация того требовала. Вместо этого он внезапно почувствовал усталость захотелось спать и он приложил руку ко рту прикрыть приближающую зевоту.
Или может быть вот так?
- Вы уверены? Боже мой! Я и не думал что дела до такой степени плохи - Арчи отклонился назад положил ногу на ногу и нервная насмешка хорьком пробежала по его лицу. - Я же говорил. Говорил или нет?
Такое впечатление, что я детектив расследующий дело об убийстве. 'Что же там такое
Арчи сделает?'
Поэтому, я так люблю естественную драму, которой полна жизнь, как например бокс. С одной стороны - это очень легко увидеть и со пережить; просто два парня (или еще лучше две девушки) мутузят друг друга. Но с другой - это драма, накал страстей, сплав тактической битвы и балета; опасный, а иногда даже смертельный эксперимент.
Как же возвести воображаемую драму на уровень и точность реальности? Как там говорил Пушкин? "Над вымыслом слезами обольюсь…"
Собственно - практически невозможно отобразить реальный разговор в писчем материале. Когда люди что-то обсуждают, они воспринимают общение параллельно всеми чувствами: зрением, слухом, обонянием и даже осязанием. Кроме того даже когда они обсуждают что-то вдвоем, люди часто перебивают друг друга и говорят в то же самое время. А проза способна только к последовательной доставке информации. Поэтому, когда во многих романах и фильмах люди говорят последовательно, это кажется неестественным. Параллелизм может быть достигнут только, когда оба человека говорят то же самое.
"- Э... - сказали мы с Петром Ивановичем" (Ревизор)
Поэтому, при написании прозы, писатель может только применять то, что в компьютерной практике называется прерыванием (Interrupt). Tо-есть, доставлять информацию получаемую разными органами чувств, отрывочно, маленькими кусочками. Такой текст можно расположить после прямой речи, где многие авторы пишут он сказал, она ответила, или вскричала бабка Фекла.
Я не думаю это - хорошая техника, потому что в большинстве случаев и так ясно из контекста что Иван Семенович только что произнес реплику, а не сделал пируэт. Вместо того чтобы просто констатировать факт произнесения слов писатель должен стараться обнародовать информацию, доставленную другими органами чувств.
Взять например следующий диалог, который я взял из одного рассказа, опубликованного на Steemit (с согласия автора)
- Слава богу, Арн потому, что я на минуту подумала что ты...
- Мне не нужно было его валить. - Он огрызнулся. - Я просто избил его, а потом наступил ему ногой на шею, так что он обосрался от страха. - он плюнул на землю - грязная инопланетная свинья!
Мне как читателю "Он огрызнулся" многого не говорит. Конечно, если автор на этом настаивает, я ему верю. Но для меня это не создает зрительного образа. Следующий авторский комментарий - намного лучше. "но плюнул на пол" - Эта фраза создает визуальный образ того, что человек в рассержен. Так что вместо "Он огрызнулся," лучше, наверное, использовать зрительный или даже осязательный образ.
- Слава богу, Арн потому что я на минуту подумала что ты...
- Мне не нужно было его валить. - Гневный оскал растянул его губы и его и его ноздри раздулись.
Рассказ не дает ясного представление о температуре воздуха. Но допустим что в это время было холодно.
Тогда можно написать что-то в этом роде.
- Слава богу, Арн потому что я на минуту подумала что ты...
- Мне не нужно было его валить. - Гневный оскал растянул его губы, и его ноздри раздулись и она плотнее завернулась в одеяло из за внезапного прошедшего по позвоночнику холодка.
Следующая версия может использовать обоняние.
- Слава богу, Арн потому что я на минуту подумала что ты...
- Мне не нужно было его валить. - Гневный оскал растянул его губы и его ноздри раздулись и она вся вжалась, ощутив раздражение в его голосе, и теперь, с близкого расстояния, она почувствовала запах пота и крови.
На первый взгляд такие добавки увеличивают количество слов в рассказе.
На самом деле - это сохраняет место, потому что они открывают многие черты характера и описывают задний план рассказа так, что автору не придется писать об этом отдельно.
Теперь я подхожу к главной мысли этой статьи. Как я уже упомянул проза позволяет располагать информацию только последовательно. Такая организация нужна, чтобы читатель мог следовать за повествовательной нитью.
В то время как поэтическая презентация не должна быть линейной и непрерывность может легко быть прервана. Собственно, большая часть поэзии написана в подсознании. Именно оно подсказывает поэту многие интересные и оригинальные образы.
Но самым интересным преимуществом поэзии является использование ею установившихся культурных ассоциаций. Простое слово расположенное рядом с другим может всколыхнуть могучую эмоциональную волну соединенную в колестивном сознании с трагическим или радостным событием.
В добавок, поэзия из-за ее мягкой повествовательной нити, может легко и быстро перемещаться из реальной в аллегорическую плоскость. В то время как проза должна поддерживать непрерывность сюжетной линии и, обычно, читателю приходится добраться до конца, прежде чем символический смысл становится очевидным.
Подсознательная природа поэзии может воздействовать на читателя в обход сознания. Часто бывает, что стихотворение нравится, хотя читатель даже его не понимает. Таким образом поэзия способна преодолеть неадекватности последовательной подачи информации.
У поэзии есть еще одно интересное качество, которое возвышает ее над прозой. Стилистически, это можно назвать нахождением собственного языка. Точнее, в каждодневной жизни мы заимствуем чужие язык – слова, выражения; то есть следуем установившемуся языковому шаблону. В прозе, конечно, писатель старается отойти от шаблона, но его задача опять же усложнена из-за необходимости поддержания непрерывности повествования. Поэт же не связан такими ограничениями. Задача поэта во многом состоит в нахождении свежих образов и новых путей выражения чувств и мыслей, и это и есть то, что я называю своим собственным языком.
Одна из переменных здесь - выбор точки просмотра для обеспечения "освещения" повествовательной нити. Посмотрим как виртуозно это делает @smotritelmayaka в своем стихотворении Мой ангел хранитель
взбирайся вверх
по водосточным трубам,
Здесь мы еще не знаем где находится камера может быть внизу на земле и просто меняет свой угол. Но позже мы убеждаемся, что камера движется следуя за протагонистом и снимает с очень близкого расстояния. Невозможно было камере находиться внизу, а потом "блестеть внизу пустыми площадями" или же с дальнего расстояния заметить как "вонзаясь в жесть ногтями."
наперекор дождю,
плюя на здравый смысл,
Здесь происходит плавный переход к аллегорическому плану потому, что "плюя на здравый смысл" подразумевает состояние души, а не реальный плевок.
на крышу дня - мерцающего куба,
Повествование продолжается в аллегорическом плане. B данном случае крыша дня - это ночь и мерцающий куб - это город расстилающийся внизу. После этого повествование опять перемещается в реaльный план.
в ночной простор,
где мокрый город лыс
блестит внизу пустыми площадями,
асфальтом улиц и огнем витрин,
Тут читатель делает интересное открытие. Объект повествования, собственно, пока никуда не перемещался, а перемещалась только камера, понукаемая воображением лирического героя.
ползи вперед,
вонзаясь в жесть ногтями,
промокший вдрызг безумный пилигрим...
Oбъект здесь – что-то вродe Аватара, руководимого волей лирического героя, который проектирует её на все этапы воображаемого действия.
и ухватившись за последний выступ,
усильем воли тело подтянув,
почувствуй кожей позабытый приступ
свободы жизни в жалкой пьесе буфф!
Здесь в последней строчке не только происходит переход в аллегорический план, но и уход от движения к меж временному философскому обобщению.
и веру в счастье обретя вторично,
расправив крылья, сжатые судьбой,
взлети легко…
воздушно…
феерично!
мой ангел,
мой хранитель,
мой герой...
Я не говорю, что прозаик должен обязательно стать также и поэтом. Но я думаю, что попытка писать стихи обогатит язык его прозы и, самое главное, восполнит его пробел в общении с аудиторией на подсознательном уровне. По крайней мере, я думаю, это упражнение достойно эксперимента.