Вдаль чёрным бисером рассыпанная ночь…

Ссылка на оригинальное изображение

Глава 12.

Меня не обижают анекдоты про тупых блондинок: я знаю, что я не тупая… Да я и не блондинка…

Долли Партон

Не было бы счастья, неожиданно подвалившего Веронике Марковне, да, как говорится, несчастье помогло. 

После оплакивания поодиночке несбывшихся надежд, вселённых вероломным предателем Зотовым, две актрисы одного театра почувствовали внезапную симпатию друг к другу и стали к удивлению всей труппы неразлучными подружками, которых объединяла одна только им известная тайна. Востребованная в кино подруга взяла Веронику Марковну под свою авторитетную опеку и сразу же потребовала от главрежа Карельского, чтобы её протеже дали роль Катерины второго состава из репетируемой «Грозы». Карельский сначала категорически отказался от такого инфарктного для него предложения, помня о том, что сделала Лучевская с ролью Нины из «Маскарада». Ему почти каждую ночь снился один и тот же кошмарный сон, будто Лермонтов, восстав из могилы, бродит по городу в поисках Вероники Марковны, чтобы задушить её собственными руками, а с ним ― бедным режиссёром, согласившимся на сделку с мужем Лучевской, а заодно и со своей совестью, ― обещает свести счёты сразу после... И всё-таки покровительница Вероники была так категорически настойчива, а времени на препирательства ― так и вовсе не было, что главрежу, скрепя больное сердце, пришлось уступить. 

На следующий день, сидя за столиком ресторана Центрального дома актёра, он жаловался своему коллеге ― главному режиссёру академического театра Петру Ивановичу Закваскину:

― Они из меня всю кровь выпили! Верёвки вьют, как хотят! Дожили: хвост виляет собакой в разные стороны! Сплошной шантаж! Что мне делать, Петя, ума не приложу?!

― Делов-то! ― легко отреагировал Закваскин, у которого «академики» ходили по струнке, как артемоны и мальвины до побега от своего мучителя Карабаса-Барабаса. ― Да выкинь ты эту курву из театра! И эту бездарь вместе с ней! 

― Да??? А с кем я останусь??? ― наполняясь жалостью к себе самому, простонал Карельский. ― У меня не так много актёров, на которых идёт публика.

― О, брат! Актёров надо держать в строгости, в чёрном, так сказать, теле! А брать их в ежовые рукавицы ― раньше! Теперь тебе, конечно, тру-у-удно с ними совладать… ― напевно мудрствовал Закваскин, наливая себе рюмку коньяка из запотевшего графинчика. И, сев на свой конёк по обучению режиссёрскому мастерству, «академический» мэтр, пережёвывая маринованный грибочек, продолжал читать лекцию коллеге: Вот раньше крепостных актёришек ― сначала на конюшню, и только потом на сцену!

Рука Карельского с недонесенной до рта рюмкой, в которой вальяжно покачивалась успокаивающая во всех неприятных случаях прозрачно-коричневая жидкость, застыла в воздухе: он ярко представил себе, как отхлёстанные свежими розгами в гримёрной кинодива и безнадёжно заштампованная Лучевская выходят на сцену и играют. И как играют! 

Но это были всего лишь мечты. А на деле звезда киноэкрана не на шутку решила продвинуть свою подругу по несчастью в загадочный мир фабрики советских грёз. На разных киностудиях двух столиц она настойчиво упрашивала знакомых режиссёров дать хотя бы маленькую эпизодическую роль её «Лучику».

А самой Веронике говорила следующее: «В кино надо начинать с нуля! Главное, чтобы твоя симпатичная мордашка попала в альбомы, с которых главнюки после прочтения сценария начинают поиски своих героинь. Сначала им нужен внешний вид актрисы, как они себе представляют героиню. Если твой облик совпадает с их внутренним ощущением искомого персонажа, то непременно последует приглашение на фотопробы и киноэтюды. Потом после длительных и мучительных размышлений придёт приглашение на главную роль, а когда начнётся съёмка ― отступать куда-либо будет уже поздно. Даже если выяснится, что ты ни черта не понимаешь, что надо делать в кадре ― тебе всё покажут лично: как стоять, куда смотреть, когда и как произносить текст. Правда, в следующий раз тебя как пить дать не позовут. А чтобы звали ― надо развиваться: читать побольше классики, учиться не моргая смотреть на бьющие в глаза прожектора, ну, и многое другое. Кино ― это не театр, там свои законы, дорогуша. 

Вероника Марковна впитывала откровения подруги, как губка, ― ей очень хотелось сниматься в кино! 

Перво-наперво в семейной библиотеке из неимоверного количества книг она выбрала увесистый том генералиссимуса отечественной литературы и понесла в спальню, чтобы почитать перед сном. Открыв книгу и увидев перед собой текст на французском языке, которого она не знала, Вероника, опустила взгляд на сноску, написанную мелким шрифтом, и на второй строке благополучно заснула. 

Так продолжалось несколько вечеров кряду, пока том «Войны и мира» не был отложен в сторону до лучших времён. Пытаясь оправдать своё поражение на поле боя с отечественной литературой, Лучевская утешилась воспоминанием, что лет пятнадцать тому назад она «проходила» этот роман по школьной программе. Другое дело, что с ученической скамьи в голове остались лишь сомнения, кто именно назвал Наташу Ростову «прообразом русской женщины» ― то ли сам Лев Толстой, то ли учительница, то ли кто-то ещё. К тому же «Война и мир» была уже снята Бондарчуком. Так что новая съёмка этого произведения ей не грозила точно. 

Снова посетив домашнюю библиотеку, чтобы восстановить нарушенное ненадолго равновесие расставленных фолиантов, она пробежала взглядом по корешкам сочинений отечественной классики и пришла в неописуемый ужас: ненасытной киноиндустрией советского кино к тому времени она была переснята почти полностью: весь Толстой ― что Лев, что Алексей; почти весь Достоевский, Гоголь, Чехов, Тургенев… Из современных ― Шолохов, Фадеев, Симонов, Лавренёв… А это означало, что ближайшие пятьдесят лет никто переснимать эти произведения не будет. Да и переделывать их ― только портить.

Однако отчаяние, что все роли, в которых можно было бы блистать в кино, уже сыграны другими, постигнуть Веронику Марковну не успело. Она быстро перевела взгляд на полку с любимым Шекспиром. Да, здесь тоже многое было сыграно: и «Гамлет», и «Укрощение строптивой», и «Двенадцатая ночь», и «Король Лир». Теперь вот ещё советско-итальянский «Отелло»… Но ведь многое осталось нетронутым. При этом «повесть», которой «нет печальнее на свете», Вероника отмела сразу: роль Джульетты она уже переросла, а образ толстой кормилицы её как обладательницу невероятной, по собственному мнению, красоты обижал в принципе. Правда, там оставалась роль синьоры Капулетти ― строгой, преданной принципам своей семьи матери Джульетты, но она была настолько мала и невзрачна, что без колебаний была отвергнута тоже. 

Решив на всякий случай выучить роль леди Макбет из трагедии английского классика, Вероника опять нарушила стройность библиотечных рядов, взяв с полки томик трагедий Шекспира и прихватив заодно для вечернего чтения рассказы Чехова. 

В приоткрытую дверь комнаты было видно, как сухово-кобылинская актриса встала перед большим зеркалом, направила себе в лицо карманный фонарик, чтобы привыкнуть к бьющему свету, и, отключившись от окружающего мира, с увлечением начала запоминать текст героини пьесы:

«Хриплый ворон 

Прокаркал злополучный въезд Дункана 

Под сень моих бойниц. ― Слетайтесь, духи 

Смертельных мыслей, извратите пол мой, 

От головы до ног меня насытьте 

Жестокостью! Сгустите кровь мою, 

Замкните входы и пути раздумью, 

Чтоб приступы душевных угрызений 

Не потрясли ни замысла, ни дела. 

Приникните к моим сосцам и пейте…»

Проходя мимо комнаты невестки и потому став случайной зрительницей мизансцены, Варвара Юрьевна отвлекла от рояля сына и, показывая пальцем на его жену, непонятно зачем сказала:

― Кажется, твоя Ника совсем с ума сошла в своём театре!

Кирилл Онисимович равнодушно пожал плечами: мол, сошла и сошла, лишь бы не потеряла своей красоты, вдохновляющей его на великую музыку, и вновь удалился к инструменту. 

Тем не менее через определённое время хлопоты соседки по гримёрной увенчались успехом, и Вероника Марковна снялась в трёх эпизодических ролях. В одной из них ― даже со словами, что вызывало особую её гордость. И несмотря на то, что кадры с её участием в одном из фильмов по неизвестной причине были начисто вырезаны режиссёром, но свершилось главное ― её фотографии появились в студийных альбомах. С этого дня каждый телефонный звонок вызывал трепет в душе Вероники Марковны: чего греха таить, со дня на день она ожидала предложений от известных режиссёров отечественного и, чем чёрт не шутит, зарубежных мэтров киноискусства. 

Но жизнь, как поётся в песне, индейка, выстраивалась по своему сценарию…