Прогресс. Наверное

Как полагают некоторые авторы, в период танской династии (7-10 вв.) в Китае мог заметно измениться уклад жизни сравнительно простого народа.

С одной стороны, люди обрели более выраженную мотивацию к передвижениям на значительные расстояния. В условиях достаточно интенсивного развития экономики, в частности торговли, купцы налаживали более широкие торговые связи, отправляя товар в самые разные, в том числе весьма отдаленные уголки страны. Что ещё интересней, одновременно получили более широкое распространение путешествия из чистой любознательности, философских и религиозных убеждений и устремлений; например, гораздо активнее по стране стали перемещаться разного рода паломники, философы, художники, поэты.

С другой стороны, можно сказать, что не иначе как на государственном уровне осуществлялись меры, способствовавшие развитию означенного выше «туризма», в частности, императорские чиновники достаточно пристально следили за состоянием дорог – как сухопутных, как и водных. Главные реки Китая были связаны сетью каналов, и потому можно было, практически не выходя из лодки, без особых трудностей пересечь страну.

Короче говоря, не один и не два фактора располагали китайцев к путешествиям, особенно молодёжь, и если отцам было кем заменить своих сыновей в лавке или в деловой-рабочей поездке, то молодые китайцы на несколько месяцев, а то и пару лет покидали родительский дом по сути ради познания географии, состава населения, обычаев и исторических памятников своей весьма обширной родины.

Таким образом, по мнению некоторых авторов, для молодых людей танской эпохи в определенный момент жизни могла наступать пора странствий. Верхом на ослике, в коляске, запряженной мулом, под парусом, на верблюде или пешком они отправлялись в достаточно длительное путешествие по стране: бродили по дорогам, останавливались на постоялых дворах или в буддийских монастырях, осматривали исторические реликвии...

При этом отмечается, что сыновья бедных крестьян, числившихся по разряду «подлого люда», не могли себе позволить подобного рода «туристические поездки».

Про то, как спустя тысячелетие, то есть в современном Китае, строится обширная, если не сказать обширнейшая, сеть путей сообщения и императорские чиновники следят за её состоянием и развитием, говорить наверняка избыточно.

Однако в то же время наверное стоит заметить, что развитие указанной сети не в последнюю очередь способствовало тому, что сегодня в означенной выше стране сформировался класс так называемых рабочих-мигрантов, переезжающих в поисках работы из сельских регионов в города.

Согласно данным за 2014 год, количество таких рабочих-мигрантов (по-китайски – nongmingong, буквально – крестьянин-рабочий) составило около 274 миллионов (это около 20% всего населения и 36% рабочей силы Китая). Из них 168 миллионов – мигранты на большие расстояния. Такая внутрикитайская миграция нередко обозначается как самая многочисленная в мире.

Рабочие-мигранты, как правило, ущемлены в гражданских правах, большинство не имеют городской прописки. Они часто изображаются отсталыми необразованными людьми, неспособными избавиться от своего деревенского прошлого. Несмотря на то, что nongmingong живут в городах, они как бы отделены от других горожан «невидимыми стенами». По некоторым оценкам, система прописки (hukou) закрывает nongmingong доступ к ряду важнейших сфер социального обеспечения (образование, здравоохранение, социальное страхование, жилищное строительство, пенсионное обеспечение...) – сферам, которыми могут вполне пользоваться «обычные» китайские горожане. Средняя зарплата nongmingong в разы ниже зарплат горожан: 2,5-3 тысяч юаней против 7-10 тысяч. При этом мигранты не имеют городского жилья и вынуждены отдавать половину заработка за съем комнаты в коммуналке. Также nongmingong не могут отдавать своих детей в городские школы...

В этом смысле жизнь значительной части населения Китая мало чем отличается от жизни нелегальных мигрантов в других странах.

Несмотря на то, что в последние 20 лет китайские власти постепенно смягчали систему hukou, интеграция рабочих-мигрантов в сети городского социального обеспечения происходит медленно.

При этом стоит учесть, что китайский средний класс, представленный прежде всего городскими профессионалами, по своей численности считается сравнительно незначительным, составляя около 12%. Ну а подавляющее большинство населения – это различные «субординированные классы», среди которых один из наиболее ограниченных в правах составляют упомянутые nongmingong.

Короче, прогресс (в Китае) налицо. Ибо nongmingong – это как бы современные китайские «подлые люди» (как минимум часть таковых), которые сегодня вполне себе «катаются»-перемещаются-ездят по означенной стране (если не сказать, что именно они и ездят; по крайней мере, в таком количестве). Пусть и по несколько иным причинам, и за «чуть» иными целями, чем «неподлые» люди танской эпохи.

В то же время тут можно усмотреть (2) некоторый момент, состоящий в том, что крестьяне-рабочие современного Китая не столь «подлы» (по крайней мере, по современным сравнительно высоким «цивилизованным» меркам) даже («даже») по сравнению с представителями сельского населения Китая середины 20-го века. Примерно 70-75 лет назад китайские крестьяне-партизаны считались самым «прогрессивным» классом населения Китая и как бы хозяевами означенной страны (в этом отношении современные китайские крестьяне-рабочие, конечно, более «подлы», чем их «деды»), но при этом ловили у себя вшей или «даже» (даже) блох. И тот, у кого пойманных «паразитов» оказывалось больше, считался более достойным, если не сказать« истинным» представителем того самого «прогрессивного» класса, а то и «народа» per se. Или, что примерно то же самое, менее «подлым»; по крестьянски-партизанским меркам... Да, момент неоднозначный– как говорится, смотря какими (чьими) мерками мерить. Ой, ну фсё! как обычно, короче.