Трудности перевода. Как мировые шедевры получают новые имена

В моей школе учительница английского во время занятий требовала делать художественный перевод. Она говорила, что перевод, как женщина, может быть или красивым, или верным. Ей нравился первый вариант.

Глядя на афиши современных фильмов, я все время вспоминаю эти слова. Списки с результатами труда российских прокатчиков (или кто там согласовывает название картины в стране), которые дают волю своей фантазии, давно гуляют по интернету. Переводчики давно рассказали всем, что «Мальчишник в Вегасе» на самом деле назывался «Похмелье», легендарные «В джазе только девушки» задумывались режиссером как «Некоторые любят погорячее», «Джобс: Империя соблазна» был просто скромным «Джобсом», а уж переименованием какого-нибудь фильма «Следующий» в «Пророка» никого не удивишь.

Интересно, что подобным грешат не только в кинематографе. Такая же беда есть и с картинами. Тут, правда, чаще стараются придерживаться оригинала, но от трудностей перевода никуда не деться.

Так, например, фреска Да Винчи, которая находится в Милане, известна всем русскоговорящим как «Тайная вечеря». Однако в оригинале это произведение называется «L’Ultima Cena», что переводится дословно на русский как «Последний ужин». Так же звучит название фрески и на английском «Last supper». Конечно, «вечеря» с церковнославянского (а вроде и с украинского) переводится как «поздняя трапеза», читай «ужин», но что-то мне подсказывает, что далеко не все знают это значение слова. Остается вопрос, почему тайная? Ну вот так. Был ужин последним, стал тайным. Вероятнее всего, такие метаморфозы связаны с тем, что в русской православной традиции все-таки устойчивым является именно такое выражение, поэтому «последний» и решено было заменить на «тайный».

Похожая ерунда произошла и с Магриттом. Этот бельгийский сюрреалист кроме всего прочего создал картину с целующейся парочкой в пакетах (зачеркнуто) палантинах на головах. Называется она по-французски «Les amants». Что переводится на русский и как «Любовники», и как «Влюбленные». Что, согласитесь, позволяет двояко трактовать то, что изображено. Одно дело, если мы смотрим на замотанных любовников, другое – если это влюбленные. Такие разные коннотации у этих слов в русском языке создают путаницу. Это как если бы российскую картину, которая называлась бы «В душе» и изображала радостного человека с лейкой душа, переводили то «In the shower», то «In the soul».

Или вот Гоген любил давать названия картинам в форме вопросов. Вопросительным предложением назвал художник и «Женщину, держащую плод». Написал под ней на маорийском «Eu haere ia oe», что переводится как «Куда ты идешь?».

Художникам, которые писали портреты, везет с переводом обычно больше. Потому что трудно напутать что-то, переводя название «Портрет молодой женщины» или «Портрет Данте». Нетрудно перевести даже что-то вроде «Ад» или «Изгой». Но непонятные моменты есть уже с даже чуть более сложными названиями. Например, у Рафаэля есть картина «Мадонна в зелени», которая в оригинале называется «Madonna del Prato», что переводится как «Мадонна на лугу». Вроде бы мелочи, но откуда вообще взялась эта зелень? Почему зелень? Из зелени на картине ровно два куста клубники и два петрушки, а вот луг есть. Правда, стоит отметить, что название «Мадонна на лугу» тоже используется, хоть и реже.

Понятно, что в некоторых случаях задача сделать достоверный перевод усложняется тем, что картина должна быть «вписана» в другую культурную страну; многое в восприятии зависит от названия, и, переводя дословно, можно потерять часть смыслов. И в таком случае перевод становится почти отдельным видом творчества, который может влиять на восприятие картины.