Восславить себя в веках или 22 дня в Абу Симбел
В 1817 году, итальянец Джованни Бельцони, решительный человек, изобретатель и археолог-любитель, вдохновленный описанием Буркхардта, откопал этот храм, известный сегодня по названию места раскопок как Абу Симбел. После 22-х дней расчистки песка в изнуряющую августовскую жару глазам Бельцони и его группы, наконец, предстали полностью расчищенные четыре огромных сидящих колосса, самые большие в Египте и в Нубии, за исключением большого Сфинкса возле пирамид, от размеров которого их высота составляет примерно две трети.
Дальнейшие раскопки обнаружили дверь в скале между статуями. Сотрудники Бельцони с волнением вошли внутрь. Интерьер составляли несколько залов, вырубленных в скале, и, как пишет Бельцони, он тут же почувствовал, что это «Очень большое помещение; но наше удивление еще возросло, мы обнаружили, что это великолепнейший храм, украшенный прекрасными инталиями (вырезанными фигурами), рисунками, огромными статуями и т. д.»
Бельцони пытался срисовать некоторые чудесные фигуры, изображающие батальные сцены, но «Жара была так велика, что практически не позволяла нам рисовать, так как бумага быстро намокала из-за испарины на руках. Поэтому мы оставили эту задачу более удачливым путешественникам, которые смогут устроиться с большим удобством, чем мы, когда здесь будет прохладнее». Так как до расшифровки иероглифов оставалось еще 5 лет, Бельцони не мог узнать, кем был человек, построивший этот храм, чье изображение встречалось везде, внутри и снаружи. Но на самом деле это была не первая встреча Джованни Бельцони со славой самого знаменитого египетского фараона.
За год до этого Бельцони видел еще один огромный бюст на западном берегу Нила, напротив Фив, приблизительно в 430 километрах к северу от Абу Симбел. Статуя была известна под ошибочным именем «Юного Мемнона» и лежала рядом с развалинами храма, который предположительно назвали «Мемнониумом». В действительности, как выяснили значительно позднее, это был бюст Рамзеса Великого. Бельцони поразило мастерство скульптора. Позднее он написал: «Должен сказать, что не его размеры, а его красота превзошла мои ожидания».
Когда-то это была статуя в полный рост, но за прошедшие 3 тысячелетия ее разрушили вандализм, стихии и землетрясения, так что сохранились только голова и плечи. Но даже эта наполовину погребенная часть статуи весила более 7 тонн, и итальянец со своими наемными рабочими 17 дней тянули ее к берегу. Позднее он описывал инструменты, которые привез с собой из Каира: 14 шестов, из 8 сделали что-то вроде телеги, чтобы положить на нее бюст, 4 веревки из пальмовых волокон, 14 бревен-катков и никакого такелажа.
Из 80 рабочих, которых Бельцони попросил у местных властей, только несколько человек появились в начале раскопок, хотя позже, к концу работ, их было 130. «При помощи 4 рычагов», — писал он, — «я поднял бюст так, чтобы в образовавшееся пространство можно было поставить телегу, и после того, как его осторожно положили на нее, я приказал поднять переднюю часть телеги, чтобы подложить под нее каток. Затем я проделал ту же операцию с задней частью. В конце я поставил, люден перед телегой, распределив равное количество человек на каждую из четырех веревок».
В первый день, 27 июля, Бельцони удалось отодвинуть бюст всего на несколько ярдов от места, где он стоял. На следующий день Бельцони сдвинул бюст на 50 метров. Чтобы расчистить путь для этого груза, специально были сломаны базы двух колонн.
Пройдя 150 метров, статуя неожиданно утонула в песке, и пришлось делать объезд свыше 300 метров по более твердой почве. Новый путь был намного удобнее первого, и дело шло все лучше. Бельцони заболел от постоянного пребывания под палящим солнцем, работа постоянно прерывалась из-за неявок рабочих, и он достиг Нила со своим драгоценным грузом только 12 августа. Затем судно доставило бюст в Александрию для последующего отправления в Британский Музей в Лондоне, где он сейчас и находится. Бельцони справедливо гордился своими достижениями — предшествующие охотники за сокровищами были не в состоянии даже сдвинуть огромную голову. Но, учитывая то, что разбитый бюст являлся всего лишь частью когда-то целой статуи, его достижение бледнеет в сравнении с работой ремесленников Рамсеса, которые вырубили монолит из скалы, изваяли и перевезли всю статую из дальней каменоломни в Фивы.
Так как изучение Египта продолжалось в течение всего XIX века, и ученые, в конце концов, начали читать иероглифические надписи, было идентифицировано все больше изображений Рамсеса. Казалось, везде — на статуях, в храмах, стелах и обелисках от Дельты Нила до Нубии — находилось имя царя или его картуши, знак, читающийся «Узи-мара Сетепенра» (Ра Справедливый, Избранник Ра). Ни один правитель, ни до, ни после, даже кумир Рамсеса великий строитель Аменхотеп III, не проявлял такого одержимого стремления распространять свои изображения. И все же, несмотря на это, Рамсес не так уж принципиально отличался от своих предшественников и последующих фараонов. Дело в том, что правители Египта были не просто монархи, вознесенные над другими смертными тем, что были хозяевами страны. Прежде всего, фараон был посредником между богами и людьми. Эту роль он исполнял с древнейших времен. Он отвечал за поддержание стабильности в египетском мире, отправление правосудия, порядок, добродетель и правду. Эти существенные части мировой гармонии были собраны вместе в представлении о Маат, олицетворенном в одноименной богине, которая к тому же была дочерью Ра.
Фараон олицетворял Маат одним фактом своего существования. Когда он становился царем, он считался земным воплощением бога Гора, и при вступлении на трон он принимал имя, которое отражало одно из качеств этого бога. Отец Рамсеса был «Могучий буйвол, явленный в Фивах» и «Подающий пищу обеим землям». Рамсес избрал себе имя «Могучий буйвол, возлюбленный Правом и Правдой». Как и множество его предшественников, фараон также был «Сыном Ра» , находясь под особым покровительством этого бога.
Однако за тысячелетие в египетской теологии выявилась одна существенная тонкость: именно власть фараона выступала в роли бога Гора, а не человек, который короткое время в течение своей жизни этой властью обладал. Впрочем, когда царь умирал, считалось, что он непременно становится божеством. Его преемник, новое воплощение бога Гора, хоронил его, и там он воссоединялся со своими мертвыми предками в боге Осирисе и занимал свое место вместе с ними в египетском пантеоне. Культ умершего царя-бога вечно отправляли в специально им построенном заупокойном храме — «Доме тысячелетий». Обряды там включали в себя умащение маслом и одевание изображения бога-фараона вместе с предоставлением ему ежедневно свежих пищи и питья, совсем как для других богов: Амона, Птаха и Ра в их храмах. Египтяне верили, что от правильного исполнения этих обрядов зависит будущее страны.
На практике, однако, удовлетворительное состояние того, что понимали под Маат, зависело от ежедневных поступков фараона. По крайней мере, теоретически фараон был верховным жрецом в каждом храме, отвечал за исполнение религиозных обрядов по всей стране. Он был также главой государства, гражданским правителем Египта, его законодателем и верховным судьей. Его здания, колонны, обелиски, стелы и статуи, строительство монументов практически во всех городах под его владычеством уверенно провозглашали народу, что в мире все в порядке.
