От зари времён, к северу от рая. "Двое под Висячим Камнем"
Спуск по скальному склону от кривой сосны был недолгим. Дырошник, как нарекли его когда-то гневливые боги, мягкой поступью великана двигался вниз, к реке, чтобы напиться.
Он давно потерял счёт времени – с той самой поры, когда ухаживал в пещере, где в незапамятные времена прятался Рыжий Мауши, за одряхлевшей от глубокой старости любимой. Недуг впервые свалил её недалеко от пещеры.
Травяница прожила долгую жизнь рядом с единственным, кого всегда считала своим богом. Все невзгоды и бедствия их отшельничества после того, как остатки Лесного рода рассеялись по лесам, пара стойко переносила вместе.
Никто не знает, как они называли свой союз. Возможно, это была любовь. Ведь еще не было в ту далёкую пору ни поэтов, ни композиторов, писателей или художников, чей досужий утонченный ум много позже подарил человечеству это чудо.
Проклятье богов не повлияло на отношения двух отшельников,не убило их любовь, а только крепче соединило.
Так получилось, что детей у наших героев не было. Тяготы лесной жизни были тому причиной или что-то другое, но шли годы, а Травяница тихими вечерами с грустью провожала взглядом закатное солнце, сидя в одиночестве на краю крутого речного утёса и ожидая своего мужа.
Их подобие скрепа, крышу которого образовывал Висячий Камень, было увешано и устлано шкурами медведей и туров. Вдоль стены у входа были расставлены тяжёлые дубины и копья для охоты. На сучьях, торчавших из бревенчатых стен внутри берлоги, висели пращи, силки для мелкой дичи и другие хитроумные охотничьи приспособления.
Дырошник не оставлял медведей в покое. Стоило повстречать в лесу одного из них, как всякий раз он будто стремился вновь испытать свою силу. Сначала охотник оглушал зверя, посмевшего подняться перед ним на задние лапы, чудовищным по силе ударом дубины, уперев ему в грудь оленьи рога, приделанные к берёзовой палке. Вторым ударом Дырошник перешибал медведю хребет. Ломти медвежьего мяса вялили, развесив на верёвках недалеко от жилища.
К чести охотника, он никогда не убивал медведиц с выводком. Если же самка проявляла агрессию и пыталась атаковать, Дырошник пускал в ход все свои немыслимые трюки, чтобы избежать столкновения: от запугивания до банального бегства.
Осторожные туры, которые в изобилии населяли леса, были более редкой добычей. Времена загонной охоты давно прошли. Бывало, бывший вождь возвращался ни с чем. Тогда он, дурачась, прикладывал оленьи рога, украшенные гроздьями волчьих ягод или дикой рябины, ко лбу, и внезапно с рыком выскакивал из кустов прямо перед носом своей подруги. Травяница притворно пугалась и пускалась бежать от мужа. Этот ритуал, ставший для обоих уже привычным, неизменно заканчивался короткой погоней, счастливым смехом и объятиями.
Травяница часто сама уходила в лес и блуждала по дебрям в поисках целебных кореньев и ароматных трав, когда предстояло сделать запасы на зиму.
Она совершенно не боялась дикого зверья: медведи чуяли опасность издалека и уходили прочь, ведь она носила запах их заклятого врага. Волки тоже избегали её, облаченную в медвежью доху. Рыжий Мауши вконец одряхлел и куда-то подевался. Лес давно уже не слышал громовых раскатов рыка старого полосатого кликуши.
Однажды, странствуя по чащобам, Травяница вышла к заросшему по берегам рогозом лесному озеру.
Его предвечерняя бирюзовая гладь в окружении плакучих ив и необычная даже для лесной глуши тишина очаровали женщину. Она присела на ствол поваленного дерева, задумчиво перебирая пряди своих длинных рыжих волос.
В её памяти возникла сцена из Ущелья Покоя, когда племя прощалось с убитыми при нападении на деревню Великих Ловцов. Воины уже завершили свою скорбную работу и, склонив головы, встали полукругом у деревьев, на которых теперь покоились тела их родных. Никто в Лесном племени уже не стеснялся слёз. Было это много лет назад, но боль от потери близких ещё сжимала сердце Травяницы, а к горлу подступали слёзы. Всю свою жизнь она училась искусству врачевания, и человекоубийство казалось ей мерзким и бессмысленным актом.
Плеск в камышах неожиданно привлёк внимание Травяницы. Женщина вздрогнула. Ей показалось, что она услышала своё имя.
По воде за камышами расходились круги.
– Тра-вя-ни-ца... – повторило озёрное эхо чей-то ласковый голос, отчётливо произнёсший её имя.
Словно пытаясь встряхнуться от наваждения, она отбросила волосы назад, вскочила с бревна и стала пристально вглядываться в камыши. Но всё было тихо. Только кувшинки мерно покачивались на воде.
Травяница ещё долго оставалась на берегу в надежде услышать странный голос, показавшийся ей очень знакомым. Но озеро хранило молчание. Женщина сняла с волос старинный черепаховый гребень, когда-то подаренный ей отцом, и приколола его к ветке плакучей ивы у самого берега.
Не успев отойти на несколько десятков шагов, как будто что-то вспомнив, Травяница вернулась к месту, где недавно слышала призыв.
Гребня из панциря черепахи на ветке не было. На его месте болтался венок, свитый из жёлтых кувшинок, совсем такой же, какие они плели в детстве с сестрой.
Продолжение следует
Изображение из личного архива Автора