Эстафета цвета. Фиолетовое воскресение. На черта?

Лет пятнадцать назад, когда моя тетя работала в редакции местной газеты, преимущественно публиковавшей частные объявления и рекламу, среди завалов обыденной корреспонденции оказалось письмо следующего содержания:

«Сердечно приветствую дорогую редакцию! Уже не первый десяток лет я усердно тружусь над созданием уникальной методы стихосложения. Необычайно много правок претерпело мое изобретение, но вот, недавно я наконец достиг значительных результатов, которые можно считать условно окончательными. Для научной публикации я избрал именно ваше уважаемое издание! Как работники слова вы, я уверен, не можете быть равнодушны к будущности нашего Великого языка. Посему отдаю в ваши руки свое детище – исход многолетних трудов, который, по счастью, мне удалось закончить ещё при жизни. Верую, что распорядитесь вы им верно, расположив на изначальных страницах свежего номера. Ежели по обстоятельствам, от вас не зависящим, это станет невозможно, не волнуйтесь – я не оскорблюсь и смиренно приму любую вашу волю. Ведь главное, что люди наконец-то осветятся новым знанием, пусть даже представшим им и не на первой полосе».

Читали письмо всем отделом. Ни у кого не поднялась рука «распорядиться им верно», отправив прямиком в шредер. В газете оно стало тогда, как бы сейчас сказали, локальным мемом. В то время фрики казались еще чем-то диковинным, и тетя переслала нам письмо факсом. Я тогда была школьницей, и в моих глазах его содержание было совершенно обычным: примерно такую же малопонятную пургу гнали и наши учебные пособия по литературе. Сейчас, перечитав этот древний факс, годы хранившийся дома как раритет, я понимаю, что автор письма смотрел далеко в будущее. И его время настало только сейчас, когда человеком, чей мозг самостоятельно вырабатывает наркотики разной тяжести, стал каждый второй. Поэтому где бы ты ни был, профессор, знай, что люди таки осветятся новым знанием, пусть и не в топе блогосферы.

Начертательные рифмы (рифмы, рифмующиеся не голосом, а глазом, где рифма выполняет сцепляющую, связующую функцию между предложениями в тексте)

Пилотный пример данного принципа. Читать рекомендуется не вслух, и даже желательно не проговаривая слова про себя в уме. Подобный способ чтения может вызвать некоторые сложности у читателя, на что могу заметить лишь то, что на первом люмьеровском показе, состоявшемся в известную дату на ещё более известном бульваре Капуцинок, зрители отпрянули назад от надвигающегося на них поезда. В данном тексте рифмы выделены заглавными буквами. В дальнейшем планируется постепенное совершенствование оформления подобных текстов. Вместе с тем, как люди научатся выделять и читать рифмы должным образом, а именно – так, как описано выше, будет меняться и форма записи, рифмы выделяться не будут. Вероятно, будет принята некая форма записи, организованная по образу и подобию поэтического оформления, то есть берущая за свою основу и главный принцип темп и ритм текста. Главный и единственный вопрос, который будет стоять на следующих этапах формирования шаблона записи – это вопрос способа переноса фраз, слов, возможно, и отдельных слогов и даже пунктуационных знаков!
Данный пример написан нарочито очень пошло, глупо и примитивно по той причине, что покорный ваш слуга – совершенно бездарный поэт, писатель и вообще художник. Посему не шибко раздумывая, я пишу то, что пришло в голову первым, то бишь совершенно случайно. И, конечно, очень жаль, что замечательная мысль никогда не приходит первой. Засим, ранее прошу прощения за смысловые пошлости, языковые дурности, местами даже дичайшие. Читая, будьте снисходительны, старайтесь не обращать внимания на содержание текста, а пытаться ухватить концепцию начертательных рифм. И помните, что все это ради науки!

С превеликим уважением, профессор Л. Т. Поклёв

Босой башмачник шёл по колющей поверхности Земли, усыпанной остроугольными камнями сухой всклокоченной земЛИ. ЛИцом
башмачник резко приподнял глаза, доселе бывшие внизу – для выбора щадящего пути, и по инерции приветствовал её – Любовь, что шагом мимо проходила, хотя с любовью вовсе не был он ЗНАКОМ. ЗНАКОМ
была та встреЧА. ЧАс
за часом, затем вечЕР. ЕРы, ерь,
весь алфавит и весь язык вдруг обеднели, слова померкли, речи онемели, и он свой колкий путь ЗАБЫЛ. ЗА БЫЛым
он видел пыль и пустоТУ. ТУ,
что пеленой обтянет взор, укутает в шелка молчаньем, затем душа уснёт под еле слышное шептание и выпьет сонные слОВА. ОВАл
её лица в сознании навсегДА. ДА. Адаму
эта Ева и яблок даже не даЛА. ЛАмпаду тихо
погасил босой (собой?) башмачНИК. НИКогда
не будет он таким, каким он был тогДА. ДА. Ад – что есть и
ад – что буДЕТ. ДЕТство
юноша и эти сладостные дни едва ль потом забудет –
они прошли недаром для него, они счастливее всЕГО. ЕГО
то лучшие и дни, и месяцы, гОДА. ОДАрен
босой башмачник был судьБОЙ. БОЙ
он не вынес, праВДА. В ДАме той
с тех пор лишь видит он покой и счастье, счастье и покой, какой не посетит теперь столь длительное время башмачника босОГО. ОГОворка
в том лишь будет, что с тех пор башмачник носит башмаки, чтоб о Земли сухую землю не ранить сызнова себя, а значит, не боясь того, глаза носить, подняв их смело, взирать по сторонам – лишь для того, чтобы любви не встретить никогда в любимом Любином лице, живущем в памяти всегда, чтоб рядом с нею проходя, приветом даму не отметить, и всё то дни и месяцы, гоДА. ДА.

Да.