Истинный талант

Отец Яши Белочкина вошел с таинственностью в кухню к читающей жене и, чтобы не сразу поразить ее новостью, сделал себе кофе. Жена, которая тоже пила кофе, не поднимала головы от книги. Тогда Белочкин, бросив сдерживать улыбку, сел к столу и начал неловко пить кофе улыбающимися губами. После двух минут он выразился таким побочным замечанием:

Хорошо за кофеем. Как запахло от кухни! - нет вообще никакого удержу, – он потянул с треском кофе.

Жена кивнула и сказала непонятный звук. Белочкин перешел теперь к предмету:

А заметила ты, что Яшка-то, – здесь он почти уж засмеялся - но втянул губы, - Яшка-то рисовать какой мастер!

Жена опустила книгу на колени и первый раз взглянула на мужа.

Точное дело, - продолжал он, - а я и не примечал раньше. Видела бы ты, какого изобразил кентавра.
Какого же? – улыбнулась жена.
Да разве это скажешь… - отец пожал плечами. - Это только глядеть и удивляться.
Ну, так покажи! – сказала жена.
Так, это, Яшка еще довершает… мимоходом увидел. Я говорю, мол, ого, как выходит здорово, а он молчит, кивает, зарделся… Точно, талант, Маша! Говорю – талант… - Белочкин сжал губы и с решительностью кивнул.
Ему нужно это развивать, - сообщила Маша. – Он и всегда рисует, а развивать-таки надо.
Отчего ж не развивать, когда есть, что развивать! Я вдруг это увидел: есть как есть! А когда из него произойдет новый… Рафаэль, или… Кустодиев? Нельзя проглядеть!
Пускай запишется в училище на подготовительный год, - Маша тут забрала к себе ноги. – Я, Гриша, уже думала про это.
Верно, пускай идет в училище! – сказал Белочкин, довольный единению мыслей.

После такого разговора надобен был и ещё другой. Двое родителей, когда вошли в комнату сына, то узнали, что Яша к разговору слишком готов и способен его повести. К их открытию отнесся он с большим участием и показал полную решимость сейчас же записаться в какую угодно школу, сказав:

Интересно посмотреть, как другие рисуют. Ну, и самому, может быть, поучиться.

Яша был снабжен немедленно всем: учительные книжки по рисунку, специального характера планшеты, производимые для мастеров. Кисти с щетиной и белкой. Напоследок он придумал, что ведь не получится никакая даже живопись без масляных красок и скипидара. За всеми приобретениями Яша был погружен в свой талант: он изображал вообще все, что предоставляет действительность и образное мышление. К месяцу сентябрю папа сказал:

Художественное училище, Яша, уже набирает учеников для подготовительных занятий. Если решил становиться художником, то и не думай, будто можно обойтись без учителей. Поэтому готовь рисунки и сам готовься, как следует. Ты ведь не передумал развивать талант?
Не передумал.
Ну, так и прояви серьезность. Ты взрослеешь, хоть и не замечаешь, и должен соответствовать своему возрасту. Ты согласен?
Согласен. (Впрочем, Яша и в других беседах, не относящихся к искусству, обычно соглашался с отцом).
Что ж, тогда готовься. У тебя, должно быть, много накопилось рисунков.

А у Яши именно уже было много рисунков, и в установленный день они с отцом собрались и поехали на улицу Коммунистическую. Очутившись там, оба искали здание, которое оказалось кирпичным и старым, что очень понравилось отцу.

Так и полагается быть училищу, - сказал он. – Дом искусства должен быть историческим.

И они вошли.

Белочкин, вероятно впервые узнавши запах живописи, ощутил вместе с ним чувство, какое позволительно ощущать родителю, имеющему с собою новый талант, так уместный в обстановке школы искусств, среди бюстов, установленных везде на стойках, среди живописных полотен. Человек посторонний не вхож в это здание; а Белочкин вводит сына именно сюда, где учились и учили большие люди и куда обязан прийти всякий предназначенный к тому.

Вахтерша, сейчас же увидев сорт посетителей, указала на лестницу, говоря:

Подготовительные курсы во втором этаже, кабинет двести пятнадцать.

Белочкин один миг хотел что-то еще спрашивать, но, верно, сообразил, что именно это уже отвечено, и пустил сына вперед, сам пройдя следом. Найдя, точно, наверху кабинет двести пятнадцать, где за дверью уж велась бойкая речь, Белочкин сказал сыну:

Стучись и входи; ты должен быть вежлив и самостоятелен, уже не ребенок.
А ты, пап? – спросил Яша, не зная, удобно ли ему будет с отцом.
Я-то что, – улыбнулся Белочкин, - я-то за тобой.

Яша стукнул дверь и сразу ее открыл. Учитель, который был с бородой и немолод, посмотрел на вошедших и, докончив свою фразу, кажется, о расписании, пригласил их садиться к прочим за длинную парту, устроенную из трех парт рядом. Яша с облегчением узнал, что несколько взрослых тоже присутствуют, и смело прошел и уселся. Возле него сел отец, сказав:

Ну, доставай рисунки.
Знаю, - прошипел ему Яша и начал несмело доставать рисунки.
Доставай твои работы, - сказал тут ему еще учитель, - скоро мы перейдем к вашим работам.

Яша теперь с решимостью стал выкладывать рисунки на парту, давно устланную ученическими работами по всей площади. Пока учитель говорил, Яша заглядывал в чужие работы, из коих многие показались ему ужасно неинтересными. Иные же, помимо прочих, внушили ему некоторое волнение своею неожиданной красотою и даже силой. Увидев у кого-то единорога, Яша подумал, что его кентавр, конечно, выполнен лучше; основное же свое чаяние он полагал на горный пейзаж, сделанный маслом по холсту. Некоторые из ребят тоже обратили взгляды на сторону его работ, что доставляло Яше немалое удовольствие.

Преподаватель, затратив много речей на скучные сведения о истории и значимости училища, о режимах оплаты и графиках, обратился после к ребятам и к их творчеству; Яша почувствовал необыкновенное волнение. Он не желал бы, чтоб начинали с него, и много успокоился, когда преподаватель подошел к рыжеволосой девочке у окна и заговорил так:

Все вы принесли ваши начинания; конечно, нельзя требовать от ваших работ сколько-то профессионализма - хотя большинство здесь, полагаю, имеют уже за собой школу, - однако зарождающемуся таланту нельзя будет утаиться. Итак, что мы имеем…

Он двумя пальцами развернул к себе акварель девочки и тотчас взял ее в руки и показал всем:

Глядите! Такой уровень показывает верно уж не новичок; смотрите же – премило! – он ударил пальцами по бумаге. - Стандартный, можно сказать, интерьерчик, а – премило. Человек чувствует пространство и перспективу, - заключив так, он вернул акварель девочке, которая умело сдерживала улыбку.
Далее учитель миновал сразу двоих ребят и выхватил у третьего икону.
А вот это интересно, - сказал он, глядя икону, - это единственная у нас икона, - тут он, не добавив больше ни слова к иконе, неожиданно вернул её автору и - (Яша вздрогнул) подошёл сразу к Яше!
Что мы видим тут, что мы видим… Вот, есть даже натюрморт, - он взял у Яши маленький натюрморт, который тот брал на всякий случай. – Хотя… - вымолвил учитель после некоторого молчания, - …у вас академическое тяготение, это хорошо. Это любопытно, притом что вы миновали даже школу.
Да, он самоучка, - отвечал Белочкин. – Он это у нас сызмальства хорошо рисует.
Ну, хорошо или нет – мы уж видим, а только, знаете, школа всегда необходима. Вспомним Кустодиева… (отец Яши вздрогнул). Если мы и берем кого без школы, то уж при наличии особенного, природного, что ли, навыка… Да, кентавр, кентавр… Это даже не рисунок, а вроде как раскраски. Вот, сравните! – учитель схватил тут у одного из ребят акварельку (это был единорог). – Разница? А? И рука не поставлена, и, понятное, техники нет еще, а – разница! – и он бросил акварельку зардевшемуся парнишке.
А как же горы? – осмелился спросить Яша про свои горы.
То есть, - отвечал учитель на это, - то есть так: мы берем, конечно, со школой, но некоторые здесь без школы. В таких случаях смотрится по работам – а я вижу, у многих из вас есть работы... (большое значение нужно было видеть в этом слове «работы»). Юная леди без школы, ваш сосед без нее, как и эти два братца, - учитель отдалился уже от парт и говорил как бы ко всем. – Конечно, юноша слева вас понимает, что ему много еще недостает, но его я решаюсь принять, посмотрим… А горы вам брать не следовало, масло мы начинаем не скоро.

Белочкин давно имел уже вид человека, вполне понимающего, что уровень сына, конечно, не достаточен, но была сделана необходимая попытка.

Что ж, - сказал он. - Получается, мы пришли к вам без… рановато…
Рановато! - решительно сказал учитель. - Рановато; а то и, знаете… рановато.

После лекции Белочкин говорил с учителем зачем-то о преемственности искусства, а желающие личной беседы ученики ожидали за партами. Дошло до того, что скоро учитель говорил так:

Мне непонятна ваша настойчивость; ваш сын, кажется, должен проявлять рвение сам.

Белочкин вышел с сыном на Коммунистическую и направился к станции Ленина. Дорогою он показывал веселость, рассуждал и много цитировал учителя.

Вон, как оно бывает! – говорил он сыну. - Можно ли возрастить то, что не было посажено? Нечего и расстраиваться. Бросил же ты кружок радиотехников! Зачем бросал? – отец посмотрел на сына.
Да я не хотел никогда в этот кружок! – сказал сын.
Ну, а ты делал там успехи. Ничего, возобновишь плавание. Тебя, помнится, хвалили за брасс… это в шестом-то классе? – он глянул опять на сына. – В шестом классе. Человеку главное занять свое место. Человек – он пробует себя, это, понимаешь, работа! Некоторые себя и во всю жизнь не находят. Это не так, чтоб – раз! – и как книгу себя читаешь, - тут он вздохнул. – Нет, художник – это, видать, не про нас. Прадед твой, Геннадий, правда, хорошо рисовал, да ты, может, всё в бабку Валю: она ближе к физкультуре была. И теперь еще в ней осталось сколько духу! – ты же в феврале бывал у ней, бегал с нею на лыжах?
Бегал… Ты уже спрашивал.
Ну, ничего, что спрашивал! Мы беседуем, так я могу спрашивать!.. Здоровье тебе нужно, крепость мышц, - отец стал искать у Яши через толстый рукав то, чему назначил последний комментарий (укажем, Яша сильно не любил таких проб). - Здоровьем займись! А чего не дано, того и не возьмешь... (он опять вздохнул). Истинный талант, это, пойми – ого! – высокая вещь. Не так, что взялся за кисть и малюй. Это если кто обладает, как Кустодиев! Рафаэль!..

Сын, неся под мышкой свои работы, шел рядом и молча соглашался с отцом.

2014