Владимир Познер в проекте #СталинДалПриказ

К счастью, никто из моей семьи в ГУЛАГ не попадал, потому что одна часть французская и вообще в России не была, а другая часть эмигрировала.

У моего отца был очень близкий друг, который жил с ним вместе в Париже, когда они были молодыми людьми, тоже эмигрант, уехавший из Советского Союза в 25 году и вернувшийся в 1936 году. Нашел хороший год для того, чтобы вернуться. Женился и в 37 году был арестован как английский шпион, хотя он приехал из Франции. И получил 25 лет лагерей, он был в Инте в основном.

Папа мой потерял всякий след его, и когда мы приехали в Советский Союз, а мы приехали в декабре 52-го года, за два месяца до смерти Сталина, и, конечно, нам очень повезло, что вскоре он умер, потому что, конечно, отца моего бы упекли, как почти всех людей с такой биографией, в 54 году совершенно случайно отец мой столкнулся с Иосифом Давыдовичем, которого реабилитировали.

Они оба работали в кино, они были киношниками. Иосиф Давыдович был монтажером, а отец мой занимался прокатом. Вот после стольких лет они встретились, а отец мой собирался вновь уехать работать за рубеж с мамой. И у Иосифа Давыдовича не было квартиры, негде было жить им с женой, они снимали. И папа сказал: «Так поживи у нас, и за одно понаблюдаешь за нашим безобразником» (имея в виду меня). И следующие два с половиной года я жил с ними или они жили со мной.

Вообще он стал для меня вторым отцом. Все его друзья, которые были в Москве к этому времени, они все были из лагерей. Из разных. Была там Аля Эфрон, дочь Марины Цветаевой. Были многие другие, из разных лагерей. И поскольку они встречались время от времени, ну и брали меня с собой, то я очень рано, еще до всякого Солженицына получил живую картину того, что это было такое.

Я помню, что тогда я был, как бы вам сказать, я был поражен тем, что у меня у самого возникла параллель между ГУЛАГом и нацистскими лагерями. Потому что я был воспитан своим отцом в таком очень просоветском духе. Именно поэтому он и вернулся в страну, потому что он верил, что именно в Советском Союзе справедливое общество, новое общество, другое общество. Если бы он верил в то, что есть ГУЛАГ, он бы никогда не вернулся.

И вот страна, которую я… ну, боготворил – может быть, сильно сказать, но очень высоко ставил, и в которой я мечтал жить, хотя я и не говорил по-русски, но подумать, что она творила такое же зло практически, как страна, которую я ненавидел, потому что я же военный ребенок, я все это знал…

Я просто помню, когда вдруг возникла эта мысль: а в чем разница? Она в деталях только. Но так разницы никакой, потому что по уровню бесчеловечности, жестокости – это совершенно одного порядка вещи.

Потом я очень подружился… Были два таких замечательных режиссера – Фрид и Дунский. Их арестовали, когда они ехали на фронт. Их арестовали, потому что они якобы планировали убийство Сталина. И они тоже отсидели будь здоров. Их тоже реабилитировали, не расстреляли. Не расстреляли, потому что подписали свою вину, согласились. Им просто подсказали, что если подпишете, то получите срок, а если нет, то вас расстреляют. Их били, ну все по полной программе.

И вот Юлик Дунский, да и Фрид… Они рассказывали… Просто я человек эмоциональный, и когда я задумываюсь над тем, что сотворили с людьми, совершенно безвинными, наоборот, даже порою очень преданными, ну, я иногда не выдерживаю. Этому нет никакого прощения. Просто нет прощения.

И меня выводит из себя то, что сегодня пытаются оправдать Сталина или говорят, что ГУЛАГ был необходим. Вместо того чтобы как можно больше людей приводить сюда и показывать, и пропагандировать, и объяснять, какой невероятный преступник был не только Сталин, но и все его окружение. И что вина за это за все лежит не только на Сталине и не только на политбюро и не только на партии, но эта вина лежит на народе. Потому что народ поддерживал это. Народ кричал: «Собакам собачья смерть!» и все такое прочее. Точно так же, как немецкий народ виноват в Гитлере, а не только Гитлер.

Это надо объяснять людям. Надо, чтобы люди понимали это и вообще нужно, чтобы чувство вины было у людей. Должно быть чувство вины. К сожалению, у нас не было Нюрнбергского процесса.

Вы знаете, даже после Нюрнбергского процесса в Германии не сразу стали все это говорить. Это должны были вырасти дети тех людей. И только году в 68-м, очень много лет спустя, выросшие дети стали требовать от родителей, а все-таки что было тогда? И только тогда это вышло наружу, и тогда стало обязательным в школе об этом говорить, объяснять. А у нас ничего этого нет. И совершенно напрасно.

Вы можете задать свой вопрос Владимиру Познеру в комментариях к данному и к последующим постам, помеченных тегом #вопроспознеру. Обращаем ваше внимание, что вопросы Владимиру Познеру принимаются только в данном формате и на платформе «Голос».