Как я попал в The New York Times
На последнем курсе университета мне предложили принять участие в конкурсе, победитель которого мог получить стажировку в московском бюро газеты The New York Times. Я решил попробовать, особо не веря в успех. Однако через несколько месяцев мне пришло письмо из Америки. В нем представитель грантовой программы поздравлял и приглашал на двухмесячную осеннюю стажировку.
Сказать, что это было волнительно — ничего не сказать. Офис газеты находится в самом центре Москвы на Садовой-Самотечной. Однако просто так туда не попасть. Охранник тщательно проверяет гостей. Это обычный жилой дом. Только на втором этаже у двери вместо номера квартиры табличка «The New York Times. Moscow Bureau».
В редакции работали четверо журналистов. Клиффорд Леви — шеф московского бюро и трое корреспондентов Майкл Швирц, Эллен Барри и Эндрю Краммер. А также двое переводчиков Михаил и Николай и секретарь — Наталья (фамилий, к сожалению, уже не помню).
Первая встреча началась с небольшого казуса. Дело в том, что мое имя Карен — в англоязычных странах считается женским. И по словам сотрудников, они с нетерпением ждали девушку.
Место для стажеров было прямо на входе. Сюда каждое утро приносили свежую прессу. Практически все серьезные и деловые издания «Ведомости», «Коммерсант», «РБК. Daily».
— Присаживайся, — сказал Клиффорд, видя, как я робко стою на пороге.
Расположившись, я заметил в редакции на полках рядом со мной пожелтевшие стопки газет NYT. Некоторые были выпущены в середине прошлого века.
Позднее выяснилось, что корреспонденты живут в этом самом доме, на этажах выше. Через несколько часов в редакцию заглянула жена Эндрю — коренастого и лысого мужчины. Она держала в руках корзину с младенцем, а ноги его были немного прикрыты и они стали шутить на английском, что выглядит, как будто у них ребенок без ног. «Вот он — американский юмор, - подумал я».
На фото: Я и Эллен БарриКак мне объяснили, стажер должен был помогать именитым корреспондентам в разработке их собственных тем: находить телефоны, важные контакты, договариваться о встречах, звонках, а также ходить с ними на задания и собирать Vox populi. Говорить приходилось исключительно на английском и потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этому факту.
Большего всего мне приходилось контактировать с Майклом. Он был самым молодым и как мне казалось настоящим американцем и даже говорил «оки-доки».
— Знаешь, меня всегда удивляет, что ближе к августу в России продают арбузы. Везде, на каждом шагу, — признался мне Майкл однажды. — Такого больше нет нигде. Это уникальное явление, понимаешь?
Майкл — единственный из всей редакции мог говорить на ломанном русском. В тот период мы работали с ним над темой избиения журналиста Олега Кашина и провели собственное расследование. Также он занимался темой недостаточной помощи ВИЧ-инфицированным в России. И даже пригласил на встречу в редакцию девушку, зараженную вирусом. Помню, как мы сидели на кухне, а она рассказывала, что ее заразил парень, который вернулся из армии. И, что однажды, когда она не уступила место в маршрутке пожилой женщине, та ее отчитала, а девушка прокричала: «А у меня ВИЧ и что?». Это был тяжелый разговор.
Вместе с Майклом мы занимались и темой российских хакеров. Мне удалось связаться с одним из них и уговорить на встречу, на которой он рассказал, как использует специальные устройства скиммеры для получения денег других людей из банкоматов.
С Эллен мы общались не так много. Она лишь пару раз просила меня найти какие-то телефоны и контакты политологов не лояльных Кремлю.
На фото: Я и Клиффорд ЛевиА вот с Эндрю Краммером мы занимались довольно странной темой — продажей волос в странах СНГ. До этого момента я даже не представлял, какой это обширный рынок. Следы увели нас из России на Украину, где можно было обнаружить целые «волосяные картели».
В целом редакция пишет взвешенные тексты и старается соблюдать главные правила качественной журналистики — только факты и всегда, как минимум два взгляда на проблему или явление. Как я выяснил позже, существует даже кодекс Нью-Йорк Таймс, в котором говорится, что журналист не может вступать в конфликт интересов, брать денег со стороны за свою работу или писать заказные статьи. Причем, это не что-то негласное, а действительно существующий документ.
В одном из разговоров секретарь Наталья сказала мне, что все, кто здесь работает официально должны быть американцами. У каждого из корреспондентов по несколько Пулитцеровских премий. Кстати говоря, совсем недавно Медуза обвиняла Эндрю Крамера, получившего «Пулитцера» в этом году, в плагиате их статьи.
Стажер, конечно, не получает таких почестей. Ему достается упоминание в байлайне — это строчка под материалом о том, кто делал материал вместе с журналистом. Меня редакция несколько раз отправляла на самостоятельные выезды — один из них был посещение банка миллиардера Лебедева, в который нагрянул ОМОН. А еще как-то меня отправили собирать мнения обычных москвичей об отставке Лужкова. Помню был сильный дождь и люди неохотно делились своими комментариями.
Два месяца пролетели. Я знаю, что Клиффорд уже покинул бюро и работает в штаб-квартире NYT в США. Но я до сих пор благодарен ему и его коллегам за полученный опыт.
А вот и некоторые ссылки на NYT
http://www.nytimes.com/2010/09/29/world/europe/29mayor.html
http://www.nytimes.com/2010/11/14/world/europe/14kashin.html
Подписывайтесь на мой блог, будет интересно!