"Честь имею!" История одной дуэли, и что я об этом думаю

Как-то давно попался мне в руки роман В. Пикуля "Честь имею". Я читала его и думала о том, что прошло всего лишь неполное столетие (на тот момент), а как изменились ценности. Раньше слово "честь" не было пустым звуком. Её боялись запятнать, ибо пятна эти часто приходилось смывать кровью. Из-за неё стрелялись на дуэли, не взирая на строжайшие запреты, пускали пулю в висок, так как страх безчестия был гораздо больше страха смерти, крушились дружеские отношения и ломались судьбы.

Выискивая информацию для очередного очерка, я наткнулась на портрет Максимилиана Волошина кисти Бориса Михайловича Кустодиева и вспомнила, что давно хотела более глубоко исследовать его творчество, но всё некогда было. И, совершенно случайно (или нет?) всплыл факт его дуэли с Н.С. Гумилёвым. Как пишут, это была последняя дуэль поэтов. Состоялась она едва ли не там же, где А.С. Пушкин стрелялся с Дантесом. Во всяком случае, на Чёрной речке, и на пистолетах пушкинских времён, или по крайней мере похожих на них. 

Первое впечатление было, как от фарса, каковым это происшествие и описывают. Даже рисунок слепила на скорую руку:

В цилиндре - Гумилёв, а с калошей - Волошин. Последнего, после оного события, даже окрестили (с подачи Саши Чёрного) Ваксом Калошиным. Девушка, рвущая на себе волосы (понимаю, не очень похоже) - Елизавета Дмитриева, из-за которой дуэль произошла, но на которой не присутствовала на самом деле. 

С одного ракурса эта ситуация, если бы не её цель, выглядела даже комичной (если не вникать в причины). Гумилёв, 

Николай Гумилёв. Париж, 1908. Мстислав Фармаковский

любивший франтануть, отправился к месту дуэли в собственном автомобиле, в шубе, смокинге и цилиндре, застрял в сугробах (это был конец ноября) и к назначенному месту опоздал. Ещё больше опоздал Волошин, 

Максимилиан Волошин, 1919. Автопортрет

экипаж которого тоже застрял в снегу, и он отправился пешком. Однако, по ходу потерял калошу и стреляться без неё не желал. Во всяком случае, решил отыскать её во что бы то ни стало до дуэли (вдруг, потом не придётся). Искали все и, вроде бы даже Гумилёв, желавший быстрейшей сатисфакции. В конце концов, её отыскали как-будто. 

Гумилёв, получивший кстати пощёчину от Волошина, требовал стреляться с пяти шагов. Но секунданты, одним из которых был Алексей Константинович Толстой, решили, что это будет чистое убийство и сошлись на двадцати шагах. Отмерять шаги взялся, как раз таки, Толстой, пытаясь шагать широко. Видимо, очень широко, потому как Гумилёв потребовал перемерять расстояние несколько раз, и писатель в итоге провалился под снегом в какую-то незамёрзшую колдобину с водой. В общем, к началу дуэли все основательно понервничали, устали и продрогли. 

Первым стрелял Гумилёв, но промазал: то ли из-за проблем со зрением, то ли и не хотел попасть, несмотря на свою злость. Выстрелил Волошин со слезами на глазах - осечка. Гумилёв потребовал, чтобы тот стрелял ещё раз: снова - осечка. Третий раз секунданты постановили, что это будет против правил. На том и порешили. Руки пожать друг другу поэты отказались и разошлись. Впоследствии, Волошин говорил, что из-за неумения стрелять больше всего и боялся попасть.

Из-за чего же был сыр-бор? 1909 год - расцвет поэзии Серебряного века. И вдруг на горизонте возникла загадочная, полумистическая фигура таинственной поэтессы Черубины де Габриак. Как раз в этом году открылся новый журнал "Аполлон", где печатались все именитые поэты того времени. Вот туда и стали приходить письма незнакомки с чарующим именем и прекрасными стихами. 

Замкнули дверь в мою обитель
Навек утерянным ключом,
И черный Ангел, мой хранитель,
Стоит с пылающим мечом. 

Но блеск венца и пурпур трона
Не увидать моей тоске,
И на девической руке —
Ненужный перстень Соломона. 

Не осветит мой темный мрак
Великой гордости рубины…
Я приняла наш древний знак —
Святое имя Черубины. 

В неё влюблялись поголовно, за ней устраивали охоту, а она лишь дразнила полунамёками и потрясающей осведомлённостью о попытках разыскать её. Гумилёв клялся, что завоюет красавицу, коей она рисовалась в мыслях одержимых ею поэтов. 

Но разоблачение состоялось и роковая недосягаемость оказалась простой гимназической учительницей приготовительных классов - Елизаветой Дмитриевой. Внешность девушки была весьма заурядной. К тому же, она была полновата и прихрамывала на одну ногу - результат перенесённого в детстве заболевания, когда она вынуждена была лежать почти всё время на протяжении многих лет. Тем не менее, многие отмечали её обаятельность, особенно, когда она шутила.

Елизавета Дмитриева, 1912

Накануне у неё был достаточно бурный роман с Гумилёвым, и тот даже делал ей предложение не единожды. Но в жизнь Елизаветы ворвался Максимилиан Волошин и она отказала Гумилёву, не дав, правда, понять почему. Вначале, он воспринял это, как женский каприз.

Сама же Елизавета разрывалась на части: ей казалось, что она любит обоих. Гумилёв был для неё некой весенней свежестью, а Волошин - нечто казавшееся ей недосягаемым и потому таким притягательным. К тому же, Гумилёв не раз говаривал, что женщина у него ассоциируется с покорностью и счастливым смехом, а быть поэтом ей - сущая нелепость. Звучит обидно. Хотя, как-будто предлагал Лиле (так её называли близкие) помочь опубликовать стихи в "Аполлоне".

Волошину же её стихи нравились и именно он и придумал этот чарующий образ полуиспанки-полурусской аристократки Черубины. Зачем? Одни утверждают, что поэт был любителем розыгрышей. Но, сдаётся мне, было здесь что-то иное. 

Как часто рамки нашего физического тела кажутся нам тесными, а форма его - совершенно не соответствующей содержимому? Бывает, правда? Мне кажется, Волошин увидел это несоответствие в Елизавете Дмитриевой и дал ей возможность раскрыться: почувствовать себя той, какой она бы хотела быть. Благодаря ему, она купалась в лучах славы, хоть и не узнаннная. Он словно торопился увидеть, как из куколки родится прекрасная бабочка, но налетевший ветер безжалостно сломал её неокрепшие крылья.

Мистификация была разоблачена. Гумилёв пришёл в бешенство. По Питеру поползли слухи о его, якобы  непристойных, высказываниях в адрес Дмитриевой. Она прилюдно потребовала у него ответа и он подтвердил. Хотя, позже А.К. Толстой говорил, что поэт признался в грязных сплетнях лишь из гордости и презрения, но на самом деле не был в них повинен. Кто знает? Волошин счёл себя обязанным вступиться за честь любимой женщины и, прилюдно же, отвесил пощёчину Гумилёву, а тот вызвал его на дуэль. 

Да, обстоятельства дуэли выглядели несколько комично, но то, что было до неё и после - смешным уже не назовёшь. Елизавета Дмитриева прекратила отношения с Волошиным, хотя и продолжала его любить, и вышла замуж за нелюбимого, как-будто наказывая себя. Она винила себя в том, что произошло и что так обошлась с Гумилёвым. Её Черубина умерла и, по её словам, она вместе с ней, прекратив писать на долгие годы.

Гумилёв пошёл крушить женские сердца налево и направо. Насколько в этом повинна Дмитриева, а может Ахматова - кто его знает? 

Волошин? Личная жизнь у него тоже не задалась. 

При чём здесь честь? А вот при чём! О ней много говорили, писали, отстаивали её мечом, саблей, шпагой, пистолетом, кулаком - кто чем. Вот только пятна на неё бросали сами, пытаясь как-то оттереть потом. По глупости, по бездумности ли - не важно. Порой, слышатся восторженные вздохи: "Ах, Серебряный век!" Ну, почти что небожители, хотя в определённом смысле - уже да. А начинаешь глубже копать и понимаешь: такие же люди с обычными человеческими страстями и недостатками. Антураж немного только другой, а вся эта возвышенность - чаще всего лишь флёр времени, отдаляющего их от нас, хотя таланта это их не умаляет.