Драгоценный кардамон: поход за пряностью
Каждый год вьетнамцы отправляются в национальный парк за урожаем черного кардамона.
Незнакомец с духовым ружьем появился из ниоткуда – взял и вырос передо мной и Ланг посреди горной долины. «Интересный поворот!» – подумал я.
«Привет. Мы заблудились, – обратилась к незнакомцу моя спутница Ланг, одетая в традиционную вьетнамскую домотканую рубаху, синтетические лосины и резиновые сапоги. – Вы не видели моих родственников? Нескольких мужчин и двух женщин?».
На то, чтобы добраться до этой долины, у нас ушел целый день. Мы преодолели на мотоциклах ухабистый перевал, перешли вброд, по колено в воде, несколько речек, кружили по горным серпантинам, даже повстречались с ядовитой змеей. И теперь были почти у цели – нас интересовали посадки черного кардамона на одной из окружающих долину гор, – но не могли найти нужную тропку среди кустарника и цветов. Дуонг, муж Ланг, как раз отправился на поиски.
Как выяснилось, встретившийся нам охотник был земляком Ланг – из той же деревни вблизи национального парка Хоангльен. Мужчина сказал, что уже много лет выращивает в парке кардамон и знает, где разбили лагерь ее родственники.
Мы приехали в национальный парк, расположенный на склонах скалистых гор и в долинах близ вьетнамо-китайской границы, чтобы увидеть, как прямо в лесу растят черный кардамон. Зянг Тхи Ланг и Нгуйен Дань Дуонг живут в близлежащем городе Шапа и работают проводниками горных туристов; я познакомился с ними много лет назад, когда жил в Ханое, столице Вьетнама. Семья Ланг выращивает кардамон на горном хребте Хоангльеншон с 1990-х, и вот сейчас ее младший брат Чхо, возглавивший ежегодный семейный поход за урожаем, согласился взять меня с собой.
Зянг А Тхао, крестьянин из деревни в окрестностях города Шапа, через который обычно попадают в национальный парк, отдыхает, сидя на мешке свежесрезанных стручков кардамона. Когда прихо-дит время сбора урожая, он помогает родственникам, которым принадлежат посадки на хребте Хоангльеншон.
Свежесрезанные стручки кардамона – красного цвета. После сушки на костре они становятся темно-коричневыми или черными. Продают пряность главным образом скупщикам из Китая, где ее используют в традиционной медицине.
Шапа – необычное место даже для страны со столь поразительным разнообразием животных и растений и такой красивой природой, как Вьетнам. Городок стоит у подножия горы Фаншипан, самой высокой (3143 метра) в этой стране, рядом с национальным парком. Местность замечательно подходит для туристических походов и знакомства с обычаями этнических меньшинств, издавна живущих в Шапе и в долине реки по соседству с городом.
Мое путешествие стало одновременно увлекательным приключением и уроком по истории природы Вьетнама.
Черный кардамон начали сажать в горах Хоангльеншон в 1990-е годы вместо опиума (ныне запрещенного), торговля которым в свое время служила основой для процветания колониальной экономики Индокитая. А национальный парк – символ послевоенных усилий Вьетнама по защите биоразнообразия. Меня заинтересовало, как может один и тот же лес быть примером успехов и в деле охраны природы, и в земледелии?
Все больше отважных искателей приключений отправляется во вьетнамский национальный парк Хоангльен, расположенный неподалеку от границы с Китаем. Здесь растет черный кардамон, тхао куа, – пряность, без которой немыслим суп фо и другие блюда вьетнамской кухни.
Путешествие началось в Ханое, в трех с лишним сотнях километров к юго-востоку от Хоангльена. Отправившись на рынок рядом с домом, где когда-то жил, я купил шесть стручков черного кардамона за девять тысяч донгов (25 рублей). Они были примерно вдвое больше своих зеленых сородичей, которые широко используются в индийской кухне, а пахли дымком и фруктами, словно коробка сигар с кувшином глинтвейна в придачу.
Черный кардамон, по-вьетнамски «тхао куа», растет по берегам рек и ручьев в горных лесах под пологом высоких деревьев. Как сухая пряность его добавляют в популярный здесь суп фо и некоторые другие любимые вьетнамцами блюда. Чинь Тхи Куйен, торговка, у которой я купил стручки, рассказала, что аромат дымка, свойственный тхао куа, замечательно сочетается в супе фо с корицей и звездчатым анисом (бадьяном).
На Западе тхао куа пользуется меньшим спросом, чем зеленый кардамон, так что в основном его продают китайским скупщикам. В традиционной медицине он используется для лечения запора и других болезней. Спрос на черный кардамон, повышавшийся в Китае на протяжении многих лет, превратил Шапу в важный перевалочный пункт...
Вечером я сел на поезд, идущий из Ханоя на северо-запад – к границе с Китаем, – и утром прибыл в приграничный Лаокай, откуда за час добрался на такси до Шапы. Там меня встретила Ланг, мы выпили по чашечке кофе, и она отвела меня в амбар, где работники сортировали недавно собранные стручки кардамона при свете голой электрической лампочки.
Дела у владелицы амбара, Нгуйен Тхи Кхюэ, похоже, шли в гору. Каждые несколько минут к дверям подъезжал на мотоцикле очередной крестьянин с набитыми тхао куа мешками. Кхюэ сразу расплачивалась с ним купюрами из толстенной пачки. А моему взору предстали тысячи и тысячи еще не разобранных стручков. Рядом с амбаром была припаркована колонна небольших грузовиков, на которых кардамон должны были отвезти в Лаокай и дальше – через границу.
С урожаем кардамона на плечах два крестьянина народности красные дао переходят мост по дороге домой. Жители их деревни Намканг получают значительную часть своих доходов от продажи пряности скупщикам.
На сегодня, по словам Кхюэ, закупочная цена тхао куа – пять долларов за килограмм, но она постоянно меняется в зависимости от спроса. У торговцев предыдущего поколения, добавила хозяйка, бросив взгляд на свой серебристый айфон, не было постоянного контакта с китайскими партнерами: «Теперь все гораздо проще: мы созваниваемся».
Шапа, где некогда французские колониальные чиновники спасались от летней жары, стоит посреди рисовых террас и укрытых облаками лесов. Во Вьетнаме на подобных возвышенностях ведут хозяйство не вьетнамцы, а представители этнических меньшинств, которых в стране насчитывается 53. Некоторые из этих народностей при французах выращивали опиум на продажу и продолжили заниматься этим после того, как в 1945 году Вьетнам провозгласил независимость. Затем были войны – с Францией, США и их союзниками, а потом и с Китаем, который ненадолго оккупировал Северный Вьетнам в 1979-м.
Семья Ланг, принадлежащая к народу кхму, живет в деревне Таван, которая получает свою долю выгоды от развития горного туризма в расположенной совсем недалеко Шапе. Однако кардамон остается важным источником дохода для жителей деревни. Зянг, отец Ланг, рассказал, что начал высаживать растение в глубине нынешнего национального парка в 1994 году, сразу после того, как правительство запретило ему выращивать опиум, чем он занимался с 1975-го, как только закончилась война с американцами. «Мне нравилось ходить туда, – признался Зянг, когда мы разговорились в его комнате. – И я не устаю повторять детям, чтобы они присматривали за посадками».
Национальный парк Хоангльен, основанный в 2002 году, – одна из многих охраняемых территорий Вьетнама, где этнические меньшинства зарабатывают на жизнь, обрабатывая государственную землю. Применять законы об охране природы со всей строгостью вьетнамские власти часто не могут, потому что рядом с этими землями живет слишком много людей с весьма скромными доходами. Об этом мне рассказала Памела Макэлви, автор книги «Золотые леса: деревья, люди и законы об охране окружающей среды во Вьетнаме» (Forests are Gold: Trees, People, and Environmental Rules in Vietnam) и доцент кафедры экологии человека в Ратгерском университете (США). «Более строгие меры просто невозможно применять, так что приходится разрабатывать альтернативные модели», – объяснила она.
По словам Памелы, «кардамонная модель» – крестьяне выращивают тхао куа на заповедной территории, и егеря смотрят на это сквозь пальцы – на сегодняшний день работает довольно успешно и с выгодой для обеих сторон. Да, это незаконно – выращивать кардамон и собирать дрова для костров, на которых его высушивают, в национальном парке. Но вырубать леса целиком было бы еще хуже, так что вьетнамские власти часто идут на подобные уступки.
И все равно выращивание кардамона остается занятием рискованным. Например, рост цен на него побуждает некоторых деревенских жителей красть у соседей выращенное, а из-за капризов погоды, участившихся в последние годы, стало сложно рассчитывать годовые объемы урожая. Существует большая вероятность, что это связано с изменением климата – полагает Сара Тернер, географ из канадского Университета Макгилла, изучающая производство черного кардамона во Вьетнаме. «Сейчас, – добавила она, – крестьяне вынуждены либо искать другие способы заработка, либо ждать, надеясь на перемены к лучшему».
Такой выбор стоит и перед семьей Ланг. Ей и ее мужу, представителю народа мыонг, необязательно выращивать кардамон, чтобы сводить концы с концами – они владеют турагентством. Однако ее брат Чхо, которому не по нраву работа гида, рассматривает кардамон как способ обеспечить себе достойную жизнь, несмотря на финансовые риски.
Ли Мэй Ви кипятит растения на очаге, чтобы приготовить лечебную ванну. Так стебли кардамона используют в травяном спа-салоне «Там Ла Тхуок Дао До» в деревне Таван близ Шапы.
Тропинка к кардамоновым посадкам вилась вверх через заросли кустарника, достающего до пояса и нещадно царапавшего мои голые ноги. Мы приближались к отметке 2150 метров над уровнем моря – а начинали день много ниже. Ланг, которая, напомню, профессионально занимается горным туризмом, уже заметно устала. И только Дуонгу, казалось, все было нипочем, в уголке рта беззаботно болталась сигарета. «Даже если бы надо было идти дальше, я все равно бы курил», – шутил он.
Уже на закате мы пришли в лагерь, разбитый Чхо, который вышел на место спозаранку. Я остановился, чтобы хорошенько осмотреться: сотни кардамоновых растений, высотой около трех метров, каждое с толстыми, длинными, ярко-зелеными листьями, напоминающими листья банана, выстроились вдоль ручья. Казалось, они волнами движутся через лес, следуя изгибам русла и напоминая замысловатые мазки на картинах Ван Гога.
Высоко, на десятки метров над кардамоном, возвышались старые деревья с поросшими мхом стволами и морщинистыми ветвями. Я дивился, как этим великанам удалось устоять, когда огромные массивы лесов на севере Вьетнама шли на пиломатериалы.
Лагерь, поставленный на берегу, был незатейлив: огромный кусок синего брезента, растянутый на бамбуковых подпорках над углублением, которое отец Ланг когда-то вырыл в склоне горы. Под брезентом – костер и постель из сухих листьев тхао куа. Здесь сборщики урожая будут есть, спать и сушить стручки кардамона ближайшие два дня. В лагере царила непринужденная атмосфера: Чхо привлек к работе с десяток друзей, соседей и родственников. «Мы двоюродные братья, – сказал один из них, Зянг А Тхао, когда я спросил его, почему он согласился оказать Чо такую большую услугу. – Мы помогаем друг другу».
Сбор урожая начался на следующее утро после завтрака, состоявшего из риса, растворимого кофе и жирных кусков солонины, поджаренных на костре. Посадки кардамона (2100 растений, по словам отца Ланг) находились в двух долинах с пологими склонами. Чхо разделил сборщиков на две группы, и те отправились вверх по протекающим там ручьям.
Крестьянки моют зелень в лагере на фоне зарослей черного кардамона в национальном парке Хоангльен. Вместе с родственниками и друзьями они провели несколько дней, срезая стручки и высушивая на открытом огне, чтобы потом доставить их вниз, в деревни вокруг города Шапа.
У каждого крестьянина был мачете, чтобы срезать стручки (в сыром виде они красные), попутно вырубая растительность вокруг, – тогда у кардамона будет достаточно пространства, чтобы отрастить на следующий год множество новых стручков – если не подведет погода.
Час за часом сборщики молча продвигались вдоль ручьев, останавливаясь только для того, чтобы попить воды да вытереть пот со лба. Здесь было прохладнее, чем в нижней долине, и солнце скрылось в тучах. Ближе к вечеру люди, еле передвигая ноги от усталости, вернулись в лагерь и разожгли костер, достаточно большой, чтобы прокоптить несколько внушительных груд сырья. У меня на глазах пригоршня стручков меняла цвет с карамельно-красного на кофейный, попутно источая дурманящий лекарственный аромат.
Сборщики открыли бутылочку зуоу, вьетнамского самогона, чтобы отметить успехи. Каждый выпил по нескольку стаканчиков, закусывая все той же солониной. В конце концов мы задремали у костра, сбившись в кучу, чтобы согреться. Дул сильный ветер, перебирая листья кардамона...
Я, должно быть, крепко уснул – так крепко, что не заметил, как на рассвете разразился ливень. Дождевая вода, обрушившись на легкий навес, превратила его в подобие бассейна, нависшего над нашими головами. Очнулся я в четыре утра, от того, что лагерь был охвачен паникой: 350 килограммов кардамона (по нынешним ценам это сулило Чхо без малого две тысячи долларов – сумму, почти равную годовому заработку среднестатистического вьетнамца) грозила сгубить дождевая вода. Утих ливень только к рассвету. Навес к тому времени пострадал еще больше, и все изрядно вымокли. Однако тхао куа чудом не пострадал...
Небо окрасилось в розовый – наступил новый день. «Устал?» – спросил я Дуонга. Он кивнул: «Если бы мне отдали весь лес, я бы его не взял. Слишком тяжелое это дело».