Конец стагнации

Кажется, за свою короткую жизнь я умудрился наступить на все грабли, до которых только дотянулись мои загребущие ноги. О большей части из них я знал заранее: получал советы от людей, умудрённых опытом, наблюдал за жизнью тех, кто меня окружал, изучал историю, психологию, литературу.
Со стороны эти ошибки казались нелепыми, и идея, что такой умный человек, как я, вообще может оказаться в подобных ситуациях, казалась немыслимой. Я ошибался. Все косяки, которые пять-семь лет назад казались глупым , наивными и легко избегаемыми, сегодня являются моим прошлым. То, что я считал себя умнее и выше подобных промахов, делает ситуацию ещё ироничнее.

Я ругался с родителями из-за ерунды и уходил из дома; оказывался в любовных треугольниках; заваливал важные экзамены; вёл себя как ванильная вафля; терял деньги и ломал ценные предметы; попадал в литературное рабство; терялся в незнакомых городах; пытался убедить людей в том, что они неправы; вёл себя как высокомерный кретин; днями прокрастинировал; обижался на тех, кто пытался мне помочь; тратил все деньги на бутерброды и шоколад. Меня грабили, разводили на деньги, запугивали какой-то ерундой, уволняли, побеждали.
Как уже писал, всего этого можно было избежать, однако я с завидным упрямством продолжал попадать в самые банальные ситуации.
В противовес моей бараньей упёртости и нежеланию учиться на чужом опыте, жизнь наделила меня двумя интересными особенностями: многое из того, что другим даётся тяжёлыми тренировками и работай над собой, у меня получается относительно легко (кажется, это называется талант?). Это раз. Два — я феноменально везуч.

Вообще не знаешь физику? Вот тебе третье место на международной олимпиаде; не хватает денег? а тут как раз тысяча на земле лежит, тебя ждёт; не можешь найти работу со свободным графиком? Не переживай, она сама тебя найдёт; низкие баллы ЕГЭ, и на специальность, куда ты хочешь, не попасть? Пф-ф, не вопрос, ты уже зачислен!
Последний пример "везения" стал катализатором событий, которые влияют на меня и сейчас.

Литературное творчество. Попытка создать из обычных людей необычных писателей. Идея сама по себе неоднозначная, при этом желаемая специальность была закреплена за филологическим факультетом, что означает — 80% времени будет тратиться на изучение филологии, а не на писательство. И нет, это не одно и то же. Не смотря на, я всё же решил делаться писателем, и разубедить меня уже никто не мог.

Из десяти мест, щедро выделенных университетом, только три — бюджетные. Два из них тут же заняли льготники, а последнее стало почти недостижимым, ведь конкурс на место — тридцать три человека, и только лучший в десятке (извините, уже восьмёрке) получит заветное бюджетное место .
Приходят результаты ЕГЭ — теперь и платные места машут мне ручкой. Прохожу собеседование и творческий конкурс, получаю и за то, и за другое максимальный балл, платные места снова машут мне ручкой, однако теперь это приветствие.
Как манна с небес, на меня из личного кармана бабушки-профессора падают деньги на учёбу (наверняка они лежали в кармане не для этого). После, внезапно даже для себя, — оказываюсь в списках на зачисление.
Разумеется, никто не понимает, зачем я вообще попёрся на столь странную специальность (как, хотел же на психолога учится!). Родители, школьные учителя, какие-то левые чуваки с улицы — в один голос уверяют меня в том, что мне это быстро надоест... а даже если нет, ничему толковому всё равно на писательском не научат. Забавно, что об этом же говорят и мои новые преподаватели. Я, конечно, улыбаюсь и не верю им.
Через два месяца личная жизнь оказывается важнее учёбы, перестаю ходить на пары. Через три — отчисляюсь.

Зачем я пошёл на литературное творчество? Зачем вообще мне высшее образование? Что дальше?

Я задавался этими вопросами каждый день, каждую пару, но так и не нашёл ответа. Мне казалось, что я и так знаю всё, чему меня пытались научить, не видел, куда ведёт этот путь, и не понимал, куда вообще я хочу. Кроме того, самое полезное и интересное со мной всё равно происходило за пределами университета. Я ушёл.

Это было очень тяжёлое время, потому что я в тот момент я окончательно сошёл с классических рельс "школа-университет-работа-пенсия-кладбище". Те, кому я был небезразличен, тихо паниковали. Я убеждал их в том, что всё будет хорошо. Меня бы кто убедил. Так или иначе, моя дальнейшая жизнь представлялась мне тесно связанной с литературой. Почему?
Поначалу я хотел заняться самообразованием. И что дальше? Найти работу. Зачем? Общаться с друзьями. Какой в этом смысл? Просто жить. Зачем?
За что бы я не брался, в голове настойчиво звучал вопрос: зачем я вообще это делаю? Какой смысл в чём-либо? Ответ не находился, и я бросал дело незавершённым. Потому что делать то, что не имеет смысла — бессмысленно.
Это начинало походить на войну. Пока одна часть меня упорно пыталась начать делать хоть что-то, другая, зачем-часть, пресекала всякое желание действовать. Вопрос о смысле (принимавший разные формы) был оружием массового уничтожения, способным обесценить абсолютно что угодно. Нужно ли уточнять, кто победил в этой войне?
В конце концов, я прислушался к Бродскому, и перестал выходить из комнаты.
Время сломалось, дни и месяца протекали одинаково бесконечно, я сидел в четырёх стенах, сливаясь с интерьером.
Когда зачем-голос уставал и затихал, я бежал писать сборник рассказов, убеждая себя в том, что искусство имеет хоть какой-то смысл. Просто я его не вижу. Иначе зачем человечество так активно творило на протяжении всего существования? Действительно, зачем? Я врал сам себе, что пока я пишу, какой-нибудь смысл есть. И очень старательно убеждал себя в том, что верю в эту ложь.
Рассказы писались с лёгкой руки по 5-6 страниц за ночь. Потом шла тщательная и придирчивая редактура, которая чаще всего приводила к переписыванию текста с нуля. Снова и снова.
Если с художественной подачей я худо-бедно справлялся - иногда даже получалось красиво - , то со смысловой нагрузкой были проблемы. О чём я пишу? Кому я пишу? Это действительно ценно? Зачем я пишу?
С каждым разом результат устраивал меня всё меньше. Тексты казались громоздкими и неказистыми, не передающими и малой доли того, что должны. Кроме того, мне казалось, что они всё равно не принесут никакой пользы миру, поэтому я окончательно ставил на них клеймо графомании. Зачем вообще что-то писать, если кто-то уже донёс все, что есть в твоей голове, и сделал это изящнее, чем ты сможешь когда-либо? Найти же новые идеи, оставаясь в четырёх стенах, не представлялось возможным.
В итоге я вымучил из себя сборник на 8 рассказов разной сложности и уровня графомании, с одной общей идеей: зачем?
Так прошло пол года моего затворничества. За это время я полностью истощил свои силы. Чувствовал, что начинаю разлагаться, и не понимал, как это остановить.
Нет, меня не пугала перспектива покинуть комнату. Собственно говоря, меня в ней ничего не держало. Просто внутри выстроилась ещё одна комната, из бесчисленных зачем, и вот из неё вырваться я не мог.
В какой-то момент я устал настолько, что начал действовать. Хуже же уже не будет? Просто делал всё, на что хватало сил: выходил на прогулки, делал зарядку, фотографировал небо, сидел в интернете. Что угодно.
Всё это давалось мне неимоверно тяжело, ибо моя комната из зачем никуда не девалась, поэтому каждое действие сопровождалось уже привычным а в чём смысл этого действия?
И всё же я делал. Да, это банально, но мне очень помогала поддержка и терпение близких мне людей, вера моей девушки в то, что я смогу начать куда-то двигаться (да, здравствуйте, почти всю эту историю у меня была девушка) и, наконец, мой страх. Я очень боялся остаться в таком состоянии навсегда.

Постепенно я приспосабливался, и действовать становилось легче. Однако я знал, что это временно, и однажды меня снова накроет железный занавес бессмысленности, ведь мои (не)любимые зачемы никуда не делись. Не зная, как решить эту проблему, я решил бить наугад: продолжил изучать психологию, гуманитарные и естественнонаучные учения; посмотрел множество культовых фильмов, начал читать мировую классику, знакомиться с музыкой двадцатого века; почти без подготовки отправился в трип до Владивостока (7000 км. от моего города); сменил несколько работ, прежде чем нашёл ту, на которой смог остаться; съехался с девушкой; поступил на заочку.
Ещё какое-то время пытался писать, но с каждым разом выходило всё хуже и хуже, а удовольствия от процесса сошло на нет. Итогом каждого нового текста было всё возрастающее раздражение и недовольство самим собой. В конце концов, из способа творческой самореализации, написание текстов превратилось во что-то наподобие каторги, к которой я сам себя принуждал. Не удивительно, что паузы между попытками написать хоть что-то становились всё длиннее.
Я не нашёл ответа на свой вопрос, но хотя бы вырвался из затворничества и начал жить. Может какой-нибудь подслеповатый человек даже мог решить, что у меня всё хорошо. Это, конечно, было не так. Из мира, в котором ничего не происходит, пока не возникнет смысл, я попал в мир, где происходит всё, но смысл является непозволительной роскошью. Я чувствовал себя чужим.
Большая часть людей - из тех, с которыми я сталкивался - жили по законам, которых я не понимал. Это были законы инстинктов, эмоций, личной выгоды и конформизма, а задумываться над такими глупыми вопросами, как Зачем? — дурной тон. Да и вообще, как оказалось, задумываться — дурной тон.
Выше написал "большая часть людей", потому что иногда, редко, мне встречались люди, отличные от остальных. Эти выгодно отличались от прочих склонностью к рефлексии, умением интересоваться чем-то большим, чем сиюминутной выгодой и добросовестным отношением к своему делу. Ценой их "оригинальности", конечно же, являлось то, что они, в лучшем случае, не находили понимания в большинстве людей. Вы догадываетесь про худший случай?
Я старался избегать и тех, и других. Первые были мне скучны и не всегда приятны, а вторые… мне казалось, что я не имею права вмешиваться в их жизнь и хоть как-то на неё влиять. Что я смогу им дать? Вопрос зачем? А оно им надо?
Вместо того, чтобы взаимодействовать с людьми, я постепенно принял политику невмешательства в чужие жизни. Понимал, что нет смысла пытаться учить жить, большую группу, поэтому я старался их избегать или сводить общение к минимуму; за второй группой я наблюдал молча. Иногда, конечно, хотелось вмешаться, помочь или даже поспорить, однако я считал, что ничем хорошим это не кончится.
Так прошли ещё полтора года моей жизни. Со временем я всё больше свыкался со своей ролью наблюдателя, и вмешательство в чужую жизнь мне казалось уже не только нежелательным, но невозможным.
Я следил за тем, как люди совершали глупые, странные, абсурдные дела; дела красивые, восхищающие и заслуживающие уважения. Мои одноклассники, одногруппники, друзья, знакомые и незнакомые жили каждый своей жизнью: учились, работали, писали, рисовали, пели, играли в группах, заводили ипотеку и брали собаку, организовывали мероприятия, изучали языки, путешествовали, влюблялись, пили, гуляли, встречались, прощались, спасали лес, губили лес, учились ремеслу, бездельничали.
Интернет и желание публичного одобрения превратил их частную жизнь в достояние общественности, в моё достояние. Я радовался и расстраивался вместе с ними, проживая множество чужих жизней. Они, конечно, не знали.
Чем же всё это время занимался я? Нашёл ли смысл? Научился ли лучше писать? Может, открыл для себя другое занятие, которое пришлось бы мне по душе?

Нет.

Я решил проверить свои навыки и написать небольшой рассказ. И вот что выяснилось: я разучился писать! То, с чем я раньше справился бы за пару часов, отняло у меня более двух недель. Глубины смысла не прибавилось, красоту формы стало сложнее выводить, а требования к качеству текста только возросли, спасибо писатели, за которыми я наблюдал.
Перспектива окончательно разучиться писать меня очень напрягает (интересно, почему?). Я хочу писать красиво и со смыслом, хочу писать не просто тексты, а художественные произведения. Однако сейчас я с огромным трудом пишу даже этот текст, не требующий никаких навыков, помимо элементарной логики построения текста. И даже с этим я, кажется, не справляюсь: получилось слишком много, нелогично, скучно. То, что я хотел превратить в приёмы, выглядит как ошибки. Больше всего хочется отправить этот длиннопост туда же, куда и все остальные мои "работы" — в небытие.
Но я не буду. Почему? Кажется, у меня есть ответ на этот вопрос:

Я не знаю!

Я действительно не знаю, почему я хочу писать, зачем я живу или чего от этой жизни хочу. Не знаю, и ни пол года затворничества, ни полтора года стагнации не помогли мне найти ответы на эти вопросы. Всё, что я получил, прячась от мира — ощущение упущенных возможностей, потраченного времени и отставания от тех, от кого отставать не хочется. Значит, вариант закрыться в себе больше не вариант.
Я продолжу писать, и буду выкладывать это в интернет. Однако, я объективно не готов писать работы, которыми останусь доволен. Раньше это значило, что мои тексты никто не прочтёт. Не имя объективной критики (и субъективной. Вообще никакой критики не имея), я мог полагаться только на себя, а замкнутая система не может развиваться. Поэтому, если я хочу вернуть и приумножить свои навыки, мне нужно перестать быть закрытой системой.
Кроме этого, я сменю и стратегию письма. Если раньше моей задачей было написание чего-нибудь стоящего, художественного и нового, то теперь, пусть это будет способом самопознания. Научившись взаимодействовать с собой, я научусь взаимодействовать с миром. Ведь творчество, в конце концов, является взаимодействием с миром.

Итак, я решил выложить этот текст на "Голос". И сейчас у меня в голове привычно звучит: зачем тебе это? На что я отвечаю: почему нет? Что такого ужасного случится, если я выложу сюда стену текста? Ну не убьют же меня за неё. А критика только поможет в развитии.

Мне двадцать лет. У меня ещё будет время ошибиться, исправить ошибки, совершить новые, как-то разобраться и с ними. Только так, через поражения, я научусь чему-то новому.
Даже если сегодня я не придумаю, зачем мне жить, это может случиться завтра или послезавтра. Может и не случиться, но разве это значит, что теперь нужно лечь и умереть? Что бы не случилось со мной дальше, это будет движением. Верх или вниз, станет ясно много позже. Но, так или иначе, это конец моей стагнации.