Нескончаемые дожди

В Сладком Королевстве уже несколько дней ничего не менялось. Не было видно новых лиц, да и старые не исчезали. Огромная равнина из шоколадного масла немножко подтаяла, и весёлые Желейные Человечки скользили по ней, как по льду, - набивали большие комья сладкой пасты на ноги, спотыкались, падали, заливисто хохотали, пытаясь встать, и играли в игру "угадай-ка первоначальный цвет своего друга". Разноцветные желейные фигурки давно вывалялись в пасте - и стали одинакового шоколадного цвета. "Нас теперь не отличить от Шоколадных Человечков, живущих по ту сторону Изюмного Леса!" - выкрикнул один, и вся компания залилась смехом, довольная случайным сходством с другим народом. Погода тоже не менялась. Не так давно потеплело, и кое-где на равнине из шоколадного масла появились проталины, в которых можно было искупаться в шоколаде. Воздух был чист и на удивление приятен: в нем не чувствовалось ни жара, ни холода, ни неестественной сырости - даже несмотря на то, что в Сладком Королевстве уже который день шли нескончаемые дожди. Желейным Человечкам это только добавляло счастья: шоколад на их равнине перемешивался с дождём и становился гуще, насыщеннее, вкуснее. Ведь с неба капало... молоко. И только две души на склоне Карамельной Скалы, с незапамятных времён нависавшей над обиталищем Желейных Человечков, не радовались молочным дождям. Это были двое Бисквитных Человечков, куда более похожих на шоколадный народ, чем шалуны из желе, катавшиеся по шоколадному маслу. Бисквитные Человечки были цвета тёмного жжёного сахара, мягкие, не высокие и не низкие, с прелестными марципановыми пуговичками и красивыми лицами, нарисованными яркой глазурью. Раньше их было много, но постепенно один за другими бесследно исчезли - и остались только двое. Было и без слов ясно, что скоро должен был наступить их черёд. У одного из человечков было грустное лицо. Наверняка ему нарисовали вначале улыбку, но капельки молока, так и норовившие ударить человечка по макушке и расплескаться ему в лицо, исказили обычные черты и искривили его рот в печальную полуусмешку. Этот человечек сидел на самом краю скалы, прижав коленки к груди, и с тоской наблюдал за хохочущей оравой желейных шалопаев. "Видишь, - вздохнул он, - этим желейным бездарям всё нипочём. Скоро утонут в шоколадном масле - а туда же: смеяться, веселиться, не думать и секунды о том, что будет завтра. И вроде и головы у них есть, а толку - никакого". Второй человечек стоял рядом, понурив круглую голову. Ему очень нравились Желейные Человечки, их беззаботное веселье и искромётные шутки, и он был совсем не согласен со своим товарищем. Но даже если бы он мог говорить (а он не мог, потому что ему забыли нарисовать рот из глазури), он не стал бы спорить, потому что высоко ценил мнение первого человечка и очень боялся его обидеть. "А завтра точно будет плохо, - продолжал первый. - Сколько уже идёт этот молочный дождь? Мы с тобой пропадём ещё до того, как растает равнина и утонут желейные. Я прямо чувствую, как молоко впитывается в мои плечи и спину. И - смотри - уже не могу пошевелить руками. А ногами - тем более... Скоро я не смогу встать и превращусь в бесформенный комок бисквита, никому не нужный и всеми позабытый". Второй человечек хотел сказать, что он-то точно никогда не забудет друга, но ведь он не мог говорить. Да и не был уверен, что первый услышал бы его слова, даже если бы у него были рот и голос. Он хотел обнять первого, чтобы тому не было так грустно, но и такой простейшей вещи второй сделать не мог. У него не было не только рта, но и рук - на них не хватило бисквита, и кондитер решил не жертвовать ростом, а пожертвовать руками человечка. "А у тебя судьба ещё печальнее. То, что ты вынужден вечно молчать, ещё можно стерпеть, но вот отсутствие рук... да ты прямо-таки инвалид по сравнению со мной. Ещё более жалкий и никчёмный, чем я. Хотя... если задуматься... тебя хотя бы не клонят к земле руки, вымоченные в молоке". Второй человечек никогда не знал, что значит иметь руки и рот, поэтому ему не было грустно оттого, что его всего лишили. Ему было грустно только оттого, что он не мог утешить первого человечка, который явно страдал сильнее и нуждался в поддержке. "Ненавижу этот мир, - угрюмо пробормотал первый человечек. Он совсем помрачнел и сгорбился на краю скалы, как старый ворон. - Ненавижу желе, ненавижу шоколад, карамель, этот молочный дождь, ненавижу себя - и тебя тоже. За то, что ты стоишь тут весь такой сочувствующий и несчастный, как будто я тебя заставляю мне сопереживать. Отвратительно!" Едва он промолвил последнее слово, в оранжево-белёсых небесах что-то сверкнуло. Издалека донёсся шелест бумажных страниц, и спокойный женский голос произнёс: "Так, по рецепту размочить бисквитное печенье в молоке..." Второй человечек ощутил, как некая непреодолимая сила увлекла его вверх, к небесам, далеко от Карамельной Скалы и от Шоколадной Равнины. Мельком он смог заметить, что первый человечек был совсем близко, - и обрадовался тому, что теперь первому не придется грустить. Легенда гласила, что за гранью небес сбывается Предназначение. Что могло быть радостнее и прекраснее, чем исполнение собственного предназначения в мире? Приближалось окончание простого, безыскусного бытия - жизнь обоих человечков вот-вот должна была приобрести Смысл.

День был необыкновенный - солнечный и чудесный. Самый замечательный день для празднования пятого дня рождения двух очаровательных девочек-близнецов. И мама, конечно, постаралась приготовить самый вкусный десерт, какой смогла найти в любимой кулинарной книге. На столе красовались два восхитительных бисквитных пирожных, украшенные молочным желе и шоколадным кремом. Разумеется, именинницы тут же приступили к дегустации нового лакомства. - Фу, мама, бисквит горчит! - неожиданно пожаловалась одна из девочек. - Это, наверное, тёмный, - забеспокоилась мама. - То-то он мне сразу не понравился. Оставь его в тарелке и съешь светлый с кремом и желе. Другая девочка, будучи смелым экспериментатором, тут же попробовала свою порцию тёмного бисквита. И счастливо заулыбалась: - А у меня очень сладкий и очень вкусный. Так первый Бисквитный Человечек, который только и делал, что жаловался на судьбу, горевал и злился на весь мир, даже не смог исполнить собственного предназначения. Его выбросили в мусорное ведро, а после - отвезли на помойку, где он доживал свои последние часы в компании с шелухой от семечек и испорченными консервами. А второй человечек... Он любил жизнь, несмотря на все невзгоды, несмотря на то, что у него не было ни рта, ни рук, несмотря на то, что его единственный товарищ был всегда угрюм и зол и не скупился на бессердечные слова... Второй человечек не испытывал ни ненависти, ни горькой, ядовитой, разрушающей печали - он принимал мир таким, каким тот был, и от всей души радовался каждому дню. ...И так каждая частичка его любви к миру стала частичкой радости маленького ребёнка.