Необязательный дневник (з. п. ч.)
Запись 12-я (09 ноября 2019)
В далёкие детские годы я чувствовал жизнь, она переполняла меня своими слоями и красками, мерцанием неба и звуками, крапивным запахом и трепетом снов… Я мог часами бродить по окрестностям посёлка и спрашивать каждую травинку под ногами, откуда я взялся на белом свете и где пропадал до своего появления? Травинки чуть слышно звенели под ветерком и кивали в сторону огромной липы, одиноко стоявшей у подножия синего холма.
Я подходил к липе и спрашивал: «Скажи мне, родимая липа, откуда я взялся на белом свете?» Но вековое дерево, пропахшее мёдом, в ответ лишь неспешно приглушало свой шум, и тогда я слышал настойчивое гудение пчёл в его цветочной шевелюре. Это гудение проникало в моё сознание, и мне начинало казаться, что я слышу ясный и мелодичный ответ прямо из нектарного воздуха: «А разве ты не знаешь? Ты взялся из гулкого эха, из гущи сиреневой дымки, из тёплого запаха лип…»
Набегающий ветерок разлучал моё сердце с ответом, и я опять не знал, откуда я родом! Я поднимался на гребень холма, и спрашивал белое облако: «Скажи мне, родимое облако, откуда я взялся, откуда пришёл в этот мир?» Но облако быстро темнело, и вскоре над самой вершиной накрапывал дождь…
В далёкие годы взросления я уже не спрашивал деревья или травные кущи, откуда я взялся, но спрашивал строгое небо: не там ли мой дом? Откуда я помню бескрайние нивы земные, которые видел как будто из кокона туч? Откуда во мне забродил фиолетовый пламень, стяжавший под сердце разряды шафрановых молний?
Зачем я теряю сознание, глядя во тьму? Затем ли, что в этом бессмертие вечной души? Она умирает, пока воцаряется тьма, спасая от смерти свою неизбывную память!
Скажи мне, великое небо: ты помнишь меня? А я тебя помню: то сливовой шёлковой ночью, то лавой шипящих вулканов, то пепельным сном! Не ты ли качало мой разум на ландышах звёзд? Не ты ли поила мне душу на Млечных размётах? Быть может, мой дом изначальный – само Мирозданье, и ты, словно пряха, прядёшь в нём и пестуешь вечность?
Я спрашивал долго, и слушал вселенские звуки, – и после не мог от восторга и страха заснуть! Мне сердце пронзало безмолвное таинство мира, и в нём застревало, и вместе со мною росло…
Но молодость жизни хотела конкретности жизни, и юность притихла, и детство куда-то ушло. Уже не смотрел я, как раньше, с вершин сеновала ни в звёздное небо, ни в ясные очи луны, и терпкие эти ночлеги ушли навсегда…
Всё чаще меня волновало сугубо земное: морозец на лужах, вязанка наколотых дров, внезапное солнце апреля, улыбки детей… И даже чарующий запах духмяного хлеба уже волновал не абстрактно, а только ценой. На Млечном пути не бывает парного напитка, – зачем же об этой галактике мне размышлять? И даже родился я к жизни от папы и мамы, – и, значит, и липа, и небо вовек ни при чём!
Не знал я тогда, что не станет ни вкусного хлеба, ни пищи молочной, имеющей вкус молока, ни ласковых деток, зачатых под ветвием лип! Останется только бесстыжая хлебная плесень, останется только бессовестный вкус молока, останутся детки с набором затычек в ушах!
Тогда я вдруг понял – ничто не проходит бесследно: ни тонкие связи ребёнка с родимой землёй, ни чувство единства у юноши с целой вселенной, ни запахи сена под магией белой луны!
Но если однажды прервутся высокие связи, тогда и наступит на свете великий коллапс, и мир одолеет фатальное время подделок: и в пище, и в чувствах, и даже на поприще дум!
И время такое, похоже, настало отныне, – и я не уверен, что я не причастен к беде! Не я ли, безумец, от горького духа юдоли привёл свой возвышенный мир к заземленью, и, кажется, напрочь утратил космический дух?
Теперь я не к миру небес обращаюсь, а к собственным чувствам, когда-то любившим весь мир: пускай вы за долгие годы смертельно устали, и тяжко даётся любой мой физический шаг, но есть ещё липа и травы у синей горы, и нужно до них через боль напряжений добраться, – и ради всего Мирозданья подняться на гребень!
12-я запись окончена.
Опубликованное раньше здесь.