Вторая реальность (ч.12)
12.
В баньке было необыкновенно тепло и духовито, поистине рай блаженства! Я автоматически стал расстёгивать свою пропахшую чащобой рубаху, чтобы поскорее окунуться в тёплую воду, и тут же замер в недоумении: моя Афродита сидела в исподнем почти без движения и, судя по всему, совсем не собиралась купаться, а что-то рассматривала в тазике, доверху наполненном водой.
Свет от единственной свечи, поколыхавшись от моего входа, быстро утихомирился, и я в этом зыбком полусумраке вперил свой взгляд в спину моей молчаливой и непредсказуемой колдунье.
– Раздевайся, что замер? – произнесла она, не оборачиваясь ко мне. – Я особо мыться не буду, отмылась от грехов ещё накануне… –
Последнее слово она произнесла с такой интонацией, что я сразу понял, на что она намекает.
– Повесишь свою одежду там, на гвоздиках, и проходи сюда, здесь теплее и уютнее.
В её голосе явственно слышалось отдохновение и спокойствие, от недавних угрожающих ноток не осталось и следа.
Но ни продолжать раздевание, ни затеять с ней разговор я не торопился: где-то во мне, в моих таинственных чертогах духа, притаилась колючая тревога, и я сперва должен был разобраться в её источнике и осмыслить возможную разгадку, а потом уже «разоблачаться», обезоруживая себя перед Афродитой…
Самое противное было то, что я опять, после нескольких часов эйфории и восторга, вызванными моим прозрением насчёт Афродиты, погрузился в пучину всё тех же сомнений, что терзали меня и в лесу.
Ведьмака она – или нет? Если ведьмака, то как себя вести с ней, – и не лучше ли поберечься и уйти прямо сейчас? Если она обыкновенный человек, то заражение СПИДом было практически неизбежным…
Вот уж поистине, с какой стороны ни подойди к женщине, как ни кинь – всюду клин!
– Может быть, ты стесняешься меня? – вновь заговорила Афродита. – Это совершенно напрасно! Тебе нужно срочно пропариться как следует после холодной ночи, а я умею нахлёстывать веником, как никто другой. –
Она впервые обернулась ко мне.
– Мужики, что побывали в этой баньке, все, как один, были в восторге от моего искусства, уверяли, что заново родились после этого!
Даже в полумраке баньки её улыбка сверкнула ослепительно и маняще, и я почувствовал, что ещё пару таких улыбок, – и меня можно будет собирать в жменю, как рассыпанный по полу жемчуг!
И, чтобы не допустить этого, я выпалил с каким-то закипающим отчаянием:
– Ты угрожала мне кухонным ножом несколько минут назад, а теперь улыбаешься, как ни в чём не бывало? Привыкла повелевать мужиками, да ещё и хвастаешься этим?
– Я? Угрожала ножом? Ты о чем говоришь, дорогой?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я!
– Не знаю, видит Бог! Может, во время твоего уличного сна тебе приснилось это?
И в этот момент я увидел на маленькой полочке возле окошка тот самый кухонный нож, который недавно был в руках Афродиты во время её зловещего шёпота надо мной.
– А откуда этот нож взялся здесь, в бане, – и для чего он здесь?
– Я, наверное, принесла, когда он выпал у тебя из рук, и я подняла его, чтобы не затерять в темноте. Просто я сразу ушла сюда, вот и нож оказался здесь.
Она говорила спокойно, даже несколько заботливо, как мамы разговаривают с ребёнком, который заблуждается. Меня это задело.
– Не говори со мной, как с ребёнком, а сказочки свои расскажи мерзкому чудовищу, с которым у тебя тошнотворный лямур!
– Зачем ты говоришь глупости, которых потом будешь стыдиться? Это чудовище, между прочим, спасло мне жизнь…
Она взяла с полочки нож и сделала шаг к металлической топке.
– Постой, замри сейчас же! – визгливо выкрикнул я. – Верни нож на место!
Афродита остановилась, как вкопанная, и сказала низким, ровным голосом:
– Я просто хочу… положить его к поддувалу… Когда приду утром чистить печку от золы… я увижу нож и заберу его в дом…
– Положи нож на место!
– Не положу! Мной нельзя командовать! Меня можно только попросить!
– А я разве не прошу, ведьма?
– Я не ведьма!
И Афродита шагнула к печке с ножом в руке. Этого движения моим взвинченным нервам оказалось достаточно, чтобы нанести ей удар ногой.
При падении женщина ударилась головой о тазик, возле которого сидела с самого начала; тазик, переполненный водой, опрокинулся и полностью накрыл голову несчастной. Так она и осталась лежать под тазиком, скрывшим от меня её лицо, без движений и каких-либо звуков.
Только в тишине слышно было, как издевательски тонко утекает вода в подпол бани, словно это утекала кровь…
– Я вышел во двор и вспомнил, что в доме осталась моя зажигалка. Вошёл в дом и забрал её, чтобы не коротать без огня вторую ночь подряд.
Увидел записку, и при свете зажигалки прочёл:
«Дорогой мой человек, родимушка! Если ты читаешь эту записку, значит, ты всё-таки вернулся! Я так хотела этого, так надеялась на это! Просто все, кому я говорила о своём заболевании, сразу же уходили, и больше я никого и никогда не видела…
Ни один не подумал о сочувствии мне, хотя накануне каждый клялся в своей бесконечной любви! Любому, кто вернулся бы ко мне и посочувствовал, я бы на всю жизнь отдала своё сердце и любовь мою без остатка! Но никто не вернулся…
Дорогой мой, любимый человек! Нет у меня никакого СПИДа, это была глупая уловка женщины, смертельно уставшей от бесконечного равнодушия мужчин, падких только на красоту! Ты был моей последней надеждой! Прощай, мой любимый!»
(Продолжение следует).
