Выдёрныш-22
Четыре (упомянутых в первом посте) учения составились, как ни упрощённо это покажется на первый взгляд, из градации подразделений: ротные учения, батальонные, полковые и дивизионные.
Но при более детальном рассмотрении структуры и основной доминанты каждого из учений видна радикальная разница! Чтобы не раскрывать какие-то секреты службы, даже и за далью минувшего времени, ограничусь лишь общими сведениями о том, что мы все испытали тогда на учебных полях и на пути к ним.
Во-первых, погрузка техники и перемещение личного состава, а по прибытии – разгрузка и обустройство на месте. Первая же поездка на отдалённый участок военного округа потрясла меня своим ужасающим «железным потоком», этаким лязгающим и скрежещущим конвейером военной армады, на фоне которой любой человек представлялся ничтожнейшей букашкой ослепляющего хаоса, но каким-то невероятным, нечеловеческим усилием воли превращающий этот хаос в некое подобие неукоснительного порядка!
Мы ползли на учебные песчаники Гороховецкого учебного центра, и, слава Богу, впервые это случилось в летнее время, потому что возврат сюда же в декабрьскую стужу был настолько суровым, что только опыт летних учений спас многие жизни от гибели.
Сейчас же, в июльскую жару, мы всё-таки были спасаемы самой природой, а в редчайшие часы затишья ушлые офицеры посылали нас, желторотых «скворцов», за грибами и земляникой в окружающие лесные массивы. Разумеется, для них, любимых…
Как ни оглушительно тянуло спать, это «мирное» деяние было нам в радость, потому что напоминало «желторотикам» счастливую «гражданскую» жизнь в таком недавнем и таком далёком прошлом! Обширная территория Центра, сплошь покрытая изумительными борами, по-настоящему изобиловала ягодами и грибами, и когда через пару часов мы возвращались к неизбежной службе, наш грибной и ягодный улов вырастал солидными холмами между палаток офицерского стана!
(От этой, почти идиллии, вернусь на минутку к моменту нашего переезда из мест постоянной дислокации в этот учебный центр. В дороге со мной произошёл весьма забавный, но почти трагический случай. Везли нас в каких-то странных вагонах, похожих на дровники, и тащились мы в них больше суток. То, что вагоны такие щелястые, я понял, когда ощутил дневную жару: это спасало нас от перегрева; однако в ночные часы, когда становилось прохладно, многие предпочитали ехать стоя, чем трястись на жёстких дощатых нарах. Некоторые, уже кое-что знавшие, занимали местечко у самых дверей заранее, чтобы потом, когда солнце вставало в зените, наслаждаться полноценной прохладой у распахнутых проёмов.
Так вагон и катился, облепленный плотными стайками солдат у этих проёмов! Пробиться кому-то изнутри к вожделенной прохладе не было никакой возможности… Обычно в пути, чтобы личному составу оправиться, делали недолгую остановку в каком-нибудь лесочке, и затем вновь, по истечении необходимой процедуры, солдатики тряслись в «насиженных» вагонах дальше… Как я пропустил эту важнейшую «личную диспозицию», я не знаю, но, будучи оттеснённым от всех дверей, внезапно почувствовал во время пути жесточайший приступ малой нужды! Мне нужно было просто немедленно освободиться о лишней жидкости в себе, иначе меня, при этакой тряске, могло бы просто разорвать!
Но моя прирождённая застенчивость не давала мне возможности пробиться к дверям, окружённым рядами прохлаждавшихся, а ехавший вместе с нами старший сержант невозмутимо отвечал на мои мольбы: «С...ы туда!» – и указывал на дверь. Но когда я, после многих невероятных усилий и молений, всё же оказался лицом к лицу с простором полей, от пережитых треволнений и прочей психологии у меня случился затор! Я настолько был переполнен, что никак не мог начать вожделенного освобождения от золотистой влаги.
И вот, под невиданный хохот счастливчиков-товарищей, под градом скабрезных шуточек, я застыл перед изящно проплывающей в нескольких шагах от меня любимой родиной с приспущенными штанами и торчащим наизготовку петушком! И длилось это, по моим ощущениям, целую вечность! Крылатое выражение «провалиться сквозь землю» в данный момент как нельзя лучше соответствовало моему огненному желанию, сравнимому, разве что, с фантасмагорией марш-броска за поездом, если бы таковой последовал!)
Однако, вернёмся на учебные поля. За несколько дней мне пришлось вплотную осваивать вус (военно-учётную специальность) рядового стрелка (конкретно: автоматчика-пулемётчика), с набиванием шишек в невероятно тряской БМП (боевая машина пехоты), с покиданием её на скорость и разворачиванием боевых цепей (вот где ни в коем случае нельзя отставать, иначе можешь попасть под случайную пулю, если стрельбы боевые!)
Помню, здесь меня впервые и как-то внезапно накрыла волна гордости за могучее мужское дело, когда сердце вдруг услышало раскатное «ура» над песчаными холмами и неоглядные цепи пехотинцев, среди который, волею судьбы, оказался и я. Это, действительно, было грандиозно и вдохновенно, несмотря на смертельную опасность, – ибо стрельбы реально оказались боевыми! Когда я (а, может, кто-то слева или справа по линии атаки) попал в броню «своего» же танка, идущего, как и положено, чуть впереди бегущей цепи, обратные пули просвистели у нас над головами (а могли бы и не «над…»!)
Суровая правда говорит о том, что на подобных учениях допускается процент погибших (дабы избавить ответственность полевых, а следом и высших офицеров, от военной (считай, уголовной) составляющей каждого случая гибели, – иначе офицеры не вылезали бы из судов, и служить оставались бы единицы…)
Когда к нашей стрелковой атаке присоединились гранатомётчики (абсолютно внезапно, я даже и не заметил момента их присоединения!), я по своей слабости всё-таки оказался на полшага позади стреляющей цепи гранатомётчиков (что, как известно, недопустимо, недаром нас предварительно обучали этому на упражнениях!), – и попал в зону выхлопа гранатомёта, расширяющуюся шлейфом примерно на 90 градусов. Я был в каске, и вот этот реактивный шлейф после выстрела гранаты стал колотить с мою каску, точно некий кузнец могучим молотом! Голова моментально закружилась от внезапного оглушения, и самому бойцу (мне, во всяком случае) самостоятельно из этой зоны выбраться не дано: ты полностью дезориентирован! Только перемещение стреляющего гранатомётчика спасло меня от окончательной «раздолбени» моей головы!
Воистину, где чуть-чуть не дотянул на упражнениях или марш-бросках, может оказаться на боевых стрельбах (тем более, в бою) реально смертельным!
Вспоминается и учение с использованием птурсов (противо-танковых управляемых реактивных снарядов). Это замечательные снарядики, настоящая гроза для танков противника. Но для тех, кто ими управляет, и особенно для тех, кто неувядаемой пехотой-помощницей движется вослед, снаряды после отработки оставляют позади себя бесчисленную паутину медных нитей (через которые осуществлялось управление снарядом), – и это было мучительным препятствием для двигающееся пехоты, просто настоящим бедствием!
Я ощутил на себе это препятствие полной мерой! Медные нити, одна за другой, опутывают не только твои сапоги, но добираются до груди, а иногда и до горла! Разорвать их почти невозможно, металл против человеческой плоти… Но и вперёд продвигаться нельзя, – и это при том, что отставать, как всегда, категорически недопустимо! Как умудрялись проходить это поле другие, я не знаю, но я буквально в кровь рвал на себе ненавистные нити, а продвигался к цели только мелкими шажками! Слабоватый был солдат, если сказать правду одним словом…
На этот Учебный полигон (Гороховецкий учебный центр) мы ещё вернёмся в декабря, но это будет уже совершенно другая история, отдельный пост-рассказ о напряжённейших зимних учениях 1977 года…
("О моей службе в советской армии-2" (личная рубрика Моя Каждодневность), 12 октября 2017 на Голос)
(Продолжение следует)
Выдёрныши по порядку:
первые 10 выдёрнышей вторые десять выдёрнышей двадцать первый